Александр Мещеряков. Император Мэйдзи и его Япония. Революция Мэйдзи. Как Япония совершила прыжок из феодализма в империализм летию со дня рождения посвящается

6-й год правления Мэйдзи

Раньше празднование Нового года означало приход весны. Дальневосточный Новый год случается в конце января – феврале, когда в Японии уже зацветает слива. Однако с переходом на солнечный календарь в первый день года о наступлении весны можно было только мечтать. 1 января привычное сочинение стихов о теплом весеннем ветерке, прогоняющем зиму, казалось абсурдом. Зато дипломатическому корпусу и иностранцам, состоявшим на службе у японского правительства, было позволено поздравить Мэйдзи с наступлением нового года. Причем не только дипломатам, но и их женам. Правда, в этот год только жены русского и американского посланников отважились посетить императора.

Миссия Ивакура продолжала свое путешествие. Ее членам часто пеняли, что в Японии до сих пор преследуют христиан. В ответ на это правительство поступило весьма дипломатично: запрет на христианство окончательно не отменили, но запрещавший христианство указ XVII века, который был вывешен в публичных местах, 24 февраля убрали. Мотивация была замечательной – этот указ можно убрать, потому что за прошедшие со дня его обнародования годы все японцы и так успели выучить его наизусть. Теперь власти смотрели на деятельность христианских проповедников сквозь пальцы.

В этом году отец Николай открыл в Токио православную семинарию. За год до этого сам министр иностранных дел Соэдзима поспособствовал приобретению довольно обширного участка в районе Суругадай. Однако кто-то пожаловался в правительство, что в своих проповедях Николай учит непочтительности по отношению к императору. Это было откровенной ложью, но Николаю пришлось написать объяснительную записку, в которой он торжественно поклялся: православная церковь, в соответствии со Священным Писанием, учит повиновению властям.

В этом году впервые праздновали два новых праздника – День основания империи и День рождения Мэйдзи. Одновременно отменялись все прежние праздничные дни, которые привыкли отмечать в деревне. При Токугава праздничные дни определялись самой общиной, «проклятый» сёгунат не вмешивался во внутренний производственно-праздничный ритм деревни. Сёгуна и князей интересовали вовремя заплаченные налоги, власть над душами интересовала их в меньшей степени. С установлением нового режима люди и вправду избавились от многих ограничений прошлого. Но не будем забывать: «освобождение» от «феодальных пут» привело и к тому, что подданные Мэйдзи потеряли значительную часть своих прежних прав и приобрели множество новых обязанностей. В частности, обязанность отдыхать в предписанные дни. Так государство недвусмысленно напоминало народу, кто является истинным хозяином времени.

Крестьянам предписывалось справлять день рождения императора. Они, как умели, делали это. Возле дороги втыкали дощечку с надписью «государь-император Муцухито» и устраивали возле нее жертвенник с бутылями сакэ, цветами и фруктами. Точно так же они почитали и других божеств.

В конце существования сёгуната количество праздничных дней в деревне достигало 60–90 в год, и двух государственных праздников показалось мало. Так что в октябре приняли решение о введении еще шести новых праздничных дней.

3 января – Гэнсисай (Праздник начала). Учрежден в честь схождения на Землю Ниниги-но Микото, внука богини солнца Аматэрасу. С этого времени начинается вечное правление на земле потомков солнечной богини.

5 января – Новогодний пир. Во дворце Мэйдзи он проводился с приглашением политической элиты и иностранцев.

17 сентября – Праздник вкушения божествами нового урожая (Каннамэсай). Вначале справлялся 17 сентября, в 1879 году перенесен на 17 октября. Включал в себя приношения плодами нового урожая на алтари святилищ в императорском дворце и в Исэ.

23 ноября – Праздник урожая (Ниинамэсай). Древний сельскохозяйственный праздник, главный смысл которого заключался в «кормлении» императора новым урожаем.

Перечисленные праздники (ритуалы) имели в основном древнее происхождение или же основание. Однако раньше эти ритуалы справлялись только придворной знатью, теперь же в них предлагалось участвовать всему населению. Главной целью этих праздников было создание общенационального пространства и времени, в центре которых находится действующий император и его династия. Праздники служили регулярным напоминанием о том, что ритм жизни всякого японца, где бы он ни находился, задается учрежденным государством временем, которое в этом своем качестве равносильно самой природе в ее циклическом и вечном движении. Во время общенациональных празднеств незримое присутствие императора должны были ощутить все его подданные сразу. Раньше народные праздники в различных деревнях зачастую праздновались в разное время, их набор не совпадал. Теперь же общенациональные праздники проводились в один и тот же день по всей стране. В этот день по всей стране вывешивались национальные флаги. Вывешивать их в другие дни (например, во время местных храмовых празднеств) было запрещено.

Если в Европе многие праздники имеют христианское происхождение и потому их роль в значительной мере служит объединяющим все христианские страны началом, то в Японии подавляющее большинство общенациональных праздников не имело зарубежных аналогов (исключение составляет лишь Новый год). Буддийские праздники и годовщины, которые могли бы выполнить роль, аналогичную христианским, востребованы правительством Мэйдзи не были.

Таким образом, в Японии актуализировался миф национальный, а не интернациональный, и вся система была выстроена в расчете на выделение Японии и японцев в качестве обладающих неповторимыми характеристиками. И это при том, что сама идея общенародных праздников была подсказана европейским опытом. Интересно, что в отличие от европейских стран, где смена власти и революционные события часто фиксируются в календаре, в календаре японских праздников реставрация (революция) Мэйдзи не отражена никак. Японская власть стремилась подчеркнуть в данном случае не столько идею новизны власти, сколько идею преемственности.

В сентябре произошла очередная церемония освящения нового святилища в Исэ. Это был древний ритуал, согласно которому один раз в 20 лет рядом со старым святилищем строили его точную копию. Старое святилище при этом уничтожалось. Основной смысл этой церемонии заключался в обновлении национального космоса. После освящения появилось предписание, согласно которому жители страны были обязаны в определенные дни поклоняться святилищу в Исэ. Таких дней за год насчитывалось 46. Помимо «регулярных» молений в 1-й и 15-й дни каждого месяца ритуалы концентрировались в конце и начале года, в 6-й и 9-й лунах. Подавляющее большинство из этих дней никогда не имели непосредственного отношения к Исэ. Это была традиционная обрядность, связанная с наступлением нового года, молениями о дожде и праздником урожая. Однако теперь жителям предписывалось осознать, что они подчиняются не своему привычному годовому ритму – его пульсирование обусловливалось прародительницей императорского рода Аматэрасу. Молитву следовало проводить, обратившись в сторону Исэ. Местные власти должны были подавать отчеты о том, как прошел ритуал и кто на нем присутствовал. Для постоянного напоминания о существовании главного святилища страны власти регулярно собирали с каждого двора взносы на его содержание. Власти поставили цель обеспечить каждый двор амулетом – узким полотняным куском материи из самого Исэ. В результате успешного осуществления плана было продано 7 миллионов таких амулетов.

Так создавалось общенациональное время, ход которого диктуется императорским родом. Так конструировалась и общенациональная сакральная топография, определенные точки которой обладали для всех подданных одинаковой значимостью. Святилище Исэ рассматривалось при этом как ритуальная точка отсчета, а все другие святилища в стране – как его филиалы.

При сёгунате аристократы, князья и их самураи не были занесены в подворные списки. Все остальные жители были приписаны к буддийским храмам, которые, таким образом, выступали как составная часть административного аппарата. Поскольку новое правительство держало курс на превращение синто в государственную религию, то в октябре эту функцию по регистрации населения решили передать синтоистским святилищам. Теперь все японцы должны были числиться прихожанами святилищ.

Перспектива. Затея закончилась провалом. Несмотря на все старания правительства, синтоистские жрецы не сумели выполнить технических функций низшего звена государственного аппарата – они оказались слишком необразованными и непривычными для исполнения административных задач.

Этот год принес японским юношам неприятные новшества. После окончания новогодних праздников 10 января было объявлено о введении воинской повинности. Ее активного поборника Омура Масудзиро убили, но его дело продолжил Ямагата Аритомо.

Во время франко-прусской войны Япония объявила о своем нейтралитете, но отправила в Европу двух наблюдателей. Их донесения окончательно убедили в необходимости введения воинской повинности. Особенно впечатляющим выглядел опыт Пруссии, которая сумела мобилизовать 700 тысяч человек.

Императорский указ начинался с критики самураев. Утверждалось, что они без суда и следствия могли убивать простых людей. Это, естественно, являлось нарушением заветов древности, а потому ныне следовало вернуться к ее незамутненности, но учитывая при этом и иностранный опыт. Теперь, когда княжества ликвидированы, люди обрели свободу и должны постараться для блага государства. Логика нарождающегося тоталитаризма была поистине «убийственной»: с обретением «свободы» после прохождения обязательного образования следовало непременно послужить государству еще и в качестве его защитника.

Ямагата Аритомо

Призыву подлежали молодые люди, достигшие двадцатилетнего возраста. Срок службы определялся в три года. Призыва могли избежать государственные служащие, студенты государственных учебных заведений, главы семейств, единственные сыновья в семье. От службы разрешалось и откупиться. Правда, сумма была огромной – 270 иен. Вполне приемлемое жалование составляло в то время 12–14 иен в месяц. Немногочисленные богачи предпочитали заплатить отступного, юноши калечили себя, получали (покупали) справку о своей нетрудоспособности или нетрудоспособности родителей, главы дворов прилагали все усилия, чтобы подделать семейные списки, сообщали властям неверный год рождения будущего солдата. Благо к этому времени система учета и контроля еще не устоялась. Усыновление было обычной практикой того времени, и если потенциального новобранца усыновляли в семье, где не имелось сыновей или же приемному отцу исполнилось 60 лет, юноша тоже получал освобождение от армии. Находилось и немало людей, которые усыновляли за приличное вознаграждение. Но оно было все равно намного меньше, чем плата за официальное освобождение от службы. Юноши, чей рост не превышал 154,5 см (через два года снижен до 151,5 см), призыву также не подлежали. В продаже появилась книга, рассказывавшая о том, как можно избежать воинской повинности.

Словом, поначалу 80–90 процентам молодых людей удавалось тем или иным способом избежать призыва. Причем в несколько ближайших лет количество уклонившихся только возрастало. Правительство явно не контролировало ситуацию. Видимо, на этом этапе это было попросту невозможно. До прусского идеала оставалось еще очень далеко, никаких войн – ни оборонительных, ни захватнических – страна вести не могла, обсуждавшаяся в этом году экспедиция в Корею стала бы настоящей катастрофой. Воинская повинность стала действительно всеобщей только ко времени русско-японской войны. Но начало все равно было положено, намерения правительства не вызывали сомнений. Денег в казне было мало, но военные расходы все равно составляли около 20 процентов бюджета.

Военная реформа в том виде, в каком она была реально проведена, имела своей непосредственной целью выбить почву из-под ног самураев. Они полагали, что имеют право на получение государственных пенсий потому, что являются единственными защитниками страны. Теперь этот аргумент перестал работать, теперь они получали пенсию только потому, что правительство оказывало им такую «милость».

Реформа имела и стратегические цели. Для неграмотных солдат в армии устраивали школьные занятия, юноши из разных префектур общались друг с другом, проходя службу, они были объединены одной главной целью – защитой своего императора. Предполагалось, что эта общая цель поможет создать новую общность под названием «японский народ». Будущее покажет, что это был правильный расчет.

В момент введения «всеобщая» воинская повинность оказалась в реальности ограниченной. Но она все равно не понравилась многим крестьянам, люди еще не успели проникнуться осознанием того, что военная служба является их «почетной обязанностью». Крестьянам нужно было выращивать рис, горожанам – зарабатывать на него. Защита императора и родины казалась им досадной помехой для своих производительных трудов.

По стране прокатилась волна крестьянских восстаний. При Токугава крестьянин платил налоги, но не служил в армии. Теперь он продолжал эти налоги платить, но государство лишало его столь необходимых в хозяйстве рук. Не обошлось и без трагических недоразумений, вызванных лингвистической глухотой разработчиков реформы. Дело в том, что в разъяснениях, сопровождавших указ о введении повинности, патетически утверждалось: служба в армии – это «налог кровью» («кэцудзэй»), который каждый подданный обязан заплатить своему государству. При этом подчеркивалось, что в западных странах именно так и обстоит дело.

Страх перед благодетельным правительством и ужас перед иностранцами сделали свое дело. 3000 крестьян из Ходзё (префектура Окаяма) восприняли это выражение чересчур буквально. Они подумали, что теперь государство станет забирать у новобранцев их кровь и пускать на свои патриотические нужды – использовать на красители и для производства каких-то диковинных лекарств. Поползли слухи о приближении отрядов в белых халатах. Кроме того, говорили, что теперь париев-эта правительство поставило выше обычных крестьян. Поскольку никаких убийц в белых халатах не обнаружилось, разгневанные крестьяне из Ходзё сожгли деревню париев, стали выступать не только против воинской повинности, но и против школ, западных причесок, употребления в пищу мяса. Волнения, сопровождавшиеся погромами магазинов и государственных учреждений, прокатились также по Хоккайдо и префектуре Фукуока. Многие крестьяне опасались, что призыв в армию означает немедленную отправку в Корею, возможность нападения на которую тогда обсуждалась с таким энтузиазмом. Беспорядки подавили, сотни людей были убиты. Различным наказаниям подверглись около 27 тысяч человек, 15 человек из их числа приговорили к смертной казни.

Время было такое: любой слух казался правдой. Это говорит о том, что население страны напряженно ожидало от властей любого подвоха в любую минуту. Впрочем, свой «налог кровью» крестьянам заплатить все-таки пришлось – убитые и казненные действительно пролили свою кровь на жертвенник под названием «государство». Большинство из них были неграмотными или же малограмотными. Только грамотный человек способен забыть про свой непосредственный опыт и ясно представить себе то, чего он никогда в жизни не видел и не увидит. В данном случае имеется в виду «нация» или же «родина».

Недовольство военной реформой высказывали и самураи: их приравняли к «черни», лишив главной привилегии – быть единственными в стране обладателями оружия. Правительству направлялись протестные обращения, в которых утверждалось, что крестьяне не способны жертвовать собой во имя высших государственных интересов. В одном из них говорилось: доверить им оборону страны – все равно что взваливать на кошку с собакой груз, посильный только для лошади и вола. Многие из прежних самураев стали впоследствии офицерами в новой армии и полиции, но в первый момент самураи находились в шоке, ибо служить вместе с «деревенщиной» они считали ниже своего достоинства. Особенно недовольны были воины императорской гвардии, многие из которых послужили своим оружием императору в гражданской войне всего пять лет назад.

Каждый самурай подчинялся только своему князю, но каждым солдатом командовал император Мэйдзи. В перспективе регулярная императорская армия была призвана поставить Японию в один ряд с западными державами. В солдатах воспитывали «японский дух» и личную преданность императору, но все остальное было европейским: форма, оружие, выправка. Рацион тоже был составлен на иноземный лад – достаточно сказать, что в него входили хлеб и сухари.

В этом году Япония снова принимала участие во Всемирной выставке. Она открылась в Вене в мае.

Выставку успели осмотреть и члены миссии Ивакура. Присланные из Японии мастера построили синтоистское святилище и разбили сад. Среди экспонатов были представлены образцы керамики, одежда, ткани, работы по металлу, поделки из слоновой кости и китового уса. Публика охотно покупала веера и другие изделия ремесленников. Так изживался комплекс неполноценности – японцы проникались ощущением, что их руки и голова способны на многое. А тут еще шелковые ткани фабрики Томиока получили вторую премию. Впервые Япония заслужила премию за промышленную продукцию.

В японском павильоне можно было увидеть и модель пятиярусной пагоды, и сработанное из папье-маше изображение Будды – копию гигантской бронзовой статуи из Камакура. Буддизм в это время пользовался в Европе определенной популярностью, и японское правительство не могло игнорировать этого поветрия.

Однако в самой Японии дело обстояло совсем по-другому. 14 марта было принято решение о прекращении отправления буддийских ритуалов при дворе. В новых условиях только синтоистские обряды имели право на существование. Буддийские статуи и поминальные таблички с именами императорских предков вывезли из дворца в храм Сэннюдзи в Киото. Кроме того, в этом году правительство запретило проводить похороны по буддийскому обряду. Теперь всем подданным Мэйдзи предписывалось заканчивать свой земной путь в земле. И это при том, что подавляющее большинство японцев предпочитало буддийскую кремацию.

Японский сад на Всемирной выставке в Вене. Японцы приехали в Вену не только «показать себя», но и поучиться. Двое из них впервые в жизни увидели там выставленные в качестве экспоната папиросы и уже через два года начали их производство в Японии. Эпоха трубок стала постепенно уходить в прошлое

Япония всегда была страной достаточно веротерпимой. Даже когда в Японии XVI века появились христианские проповедники, к ним поначалу отнеслись без особого предубеждения. И только агрессивность проповеди, сопровождавшаяся вмешательством во внутренние дела и поставками огнестрельного оружия южным княжествам, привела к запрету на христианство. Нынешнее гонение на буддизм не знало примеров в японской истории.

Хотя само правительство, опасаясь волнений, неоднократно выступало против открытого и чересчур рьяного преследования буддизма, на местах нашлось немало «инициативных» доброхотов, которые по-своему толковали настроения правительства. Они жгли храмы и сутры, уничтожали статуи. Обстановка накалилась настолько, что многие монахи сочли за благо уйти из монастырей.

Резкая грань, отделявшая действия правительства внутри страны и за ее рубежами, являлась одной из неприятных его черт. Строительство «камакурской деревни» в Вене происходило одновременно с уничтожением буддийских святынь в самой Японии. Саму статую камакурского Будды всего несколько лет тому назад пытались продать на металлолом какому-то европейскому дельцу.

Многочисленные предания зафиксировали общую атмосферу того времени. В одном из них повествуется о той самой древней пятиярусной пагоде храма Кофукудзи в Нара, модель которой была выставлена в Вене. Некий человек якобы купил эту пагоду за смехотворную сумму в 25 иен. Ему была нужна не сама пагода, а только металл, который использовался при ее строительстве. Сочтя, что разбирать пагоду выйдет слишком накладно, он решил сжечь ее, и только протесты местных жителей, опасавшихся пожара, спасли пагоду.

Закрывая глаза на разрушение буддийских святынь, правительство одновременно прилагало усилия для того, чтобы ввести стихию синто в нужное и полезное русло. В стране существовали десятки тысяч синтоистских святилищ, в подавляющем большинстве из них отправлялись местные культы, совершенно бесполезные с точки зрения высших интересов «народного государства». Ведь в период правления Токугава синтоизм не обладал статусом государственной религии, и для того чтобы свыкнуться с этим новшеством, требовалось время. Всю эту аморфную синтоистскую массу следовало упорядочить, придать форму, построить по вертикали. Поэтому святилища ранжировали по шести категориям. При этом получить разрешение на строительство нового святилища стало чрезвычайно сложно, оно выдавалось в исключительных случаях. Государство, похоже, отдавало себе трезвый отчет в неспособности контролировать чересчур много. А потому, как это ни парадоксально выглядит с европейской колокольни, задача состояла не в том, чтобы увеличить количество святилищ, а в том, чтобы его уменьшить. Государство не поддерживало пришедшие в упадок святилища, делая финансовые вливания только в те, которые зарекомендовали (или имели шанс зарекомендовать) себя с лучшей стороны. Иными словами, происходило уничтожение локальных культур и народной религии, не обремененных политическими сверхидеями.

Этот год был весьма важным с точки зрения выработки принципов новой внешней политики. Если при сёгунате Токугава Япония всячески избегала конфликтов со своими соседями, то теперь она проявила желание стать местным дальневосточным гегемоном. Страна училась у Запада не только новому крою одежды. Главным объектом империалистических настроений стала Корея.

Ретроспектива. История отношений между Японией и Кореей уходит в глубину веков. Достаточно сказать, что протокорейцы являются ближайшими родственниками японцев – начало их достаточно массовой миграции на архипелаг датируется III веком до н. э. Именно они принесли на Японские острова рисосеяние и технику производства металлов. Местное население (это были предки айнов) стояло намного ниже по своему культурному развитию. Однако приблизительно с VI века, после формирования самостоятельного государства, Япония (тогда она называлась Ямато) стала считать Корею своим вассалом. Японские дружины неоднократно совершали набеги на Корейский полуостров и даже имели там подобия колоний. Однако сил для того, чтобы заставить Корею платить регулярную дань, у Японии недоставало – конкуренция в лице Китая, который желал того же самого, была слишком сильной. В VIII веке Япония дважды намеревалась послать войска для завоевания Корейского полуострова, но так и не собралась. Тем не менее с тех пор у японской политической элиты сформировалось стойкое убеждение, что Корея должна принадлежать Японии.

И вот теперь горячие головы посчитали, что долгожданный день наконец-то настал.

Горячие головы – это прежде всего Сайго Такамори и Итагаки Тайсукэ, которые решительно поддержали Мэйдзи при свержении сёгуната, но теперь явно тяготились возложенными на них административными обязанностями. Разговоры про сражения, борьбу сумо и охоту были им больше по душе, чем нудные обсуждения бюджета и готовившихся реформ. Если же Сайго выдвигал какие-нибудь инициативы, то большинство из них абсолютно не учитывали ни требований сегодняшнего дня, ни культурных реалий. Чего стоит, например, его предложение наряду с христианством запретить еще и буддизм? Или же план обложить только-только нарождавшуюся промышленность специальным налогом, средства от которого должны пойти на выплату самураям пенсий? Элементарные расчеты показывают, что предпринимателей ждало неминуемое банкротство.

Сайго Такамори. Сайго был одним из немногих деятелей эпохи Мэйдзи, которого ни разу не запечатлела фотографическая камера

Помимо идеи о «справедливости» захвата Кореи, военной партией двигали и внутриполитические соображения. Многочисленные самураи оказались ныне не у дел, они тяжело переживали реформы. Следовало дать выход их бурлящей энергии, чтобы она не обратилась в сторону правительства. Многие самураи считали себя обманутыми. Раньше они полагали, что правительство Мэйдзи наконец-то воплотит в жизнь лозунг «изгнания иностранцев», который не смог осуществить сёгунат. Вместо этого они наблюдали нарастающую вестернизацию, их пытались лишить права на самурайскую прическу и ношение двух мечей, деревенщина теперь служила в армии, их бывшие сюзерены занимались непонятно чем.

Еще одним сильным аргументом в пользу решительных действий по отношении к Корее стала необходимость «сплотить нацию». Нации как таковой еще не было, но было желание ее создать. А для достижения этой цели лучше войны не придумано ничего. Это была логика главаря шайки бандитов, который стремится во что бы то ни стало повязать своих подручных кровью.

Высказывались и менее «высокие» соображения: Корея может послужить для Японии источником рабочей силы, минеральных ресурсов и зерна.

Разгар дебатов по корейскому вопросу пришелся на время пребывания миссии Ивакура за границей. Несмотря на обещание, данное оставшимися в Японии членами правительства, не предпринимать никаких судьбоносных решений, нетерпение было слишком велико.

Политика изоляционизма, которую в течение столь длительного времени практиковала Япония, не была японским изобретением. Такой же политики пытался временами придерживаться Китай, такую же линию проводила и Корея, которой в 1866 и в 1871 годах удалось прогнать от своих берегов французские и американские военные корабли. По всей Корее установили каменные стелы с высеченными на них иероглифами: «Сторонник мира – предатель». При сёгунате отношения между Японией и Кореей ограничивались редкими корейскими посольствами, приуроченными, как правило, к вступлению в должность нового сёгуна. Японским купцам запрещалось появляться в Сеуле, свобода их передвижения ограничивалась Пусаном.

Теперь Япония попыталась проделать с Кореей то же самое, что проделали с ней самой европейцы: открыть страну и установить с ней «нормальные» отношения. Нормальные с точки зрения Японии. Предложение об их установлении было составлено таким образом, чтобы не оставалось никаких сомнений: Япония намерена отныне считать Корею своим вассалом. Однако Корея, естественно, отказалась от этого, предпочитая сохранить привычные вассальные отношения с Китаем. При этом корейская политическая элита сурово критиковала Японию за ее вестернизацию и отказ от обычаев предков.

Лишенное правил «вежливости» поведение Кореи привело японских «ястребов» в ярость. Они стали требовать «наказать» Корею. В конце 1872 года без санкции корейских властей бывшее представительство княжества Цусима в Пусане, через которое раньше осуществлялись контакты между Японией и Кореей, было переименовано в «Миссию Великой Японии», а токийский торговый дом «Мицуи» прислал туда своих купцов, хотя Корея признавала торговцев только из Цусима.

На стенах миссии появились граффити, утверждавшие, что Япония нарушает правила торговли. И тогда в Токио стали вынашивать планы по вторжению в Корею под предлогом «защиты» находящихся там подданных Японии. Однако Сайго Такамори опасался, что этот аргумент, который был в ходу в западной дипломатии, те же самые западные державы не сочтут достаточно убедительным и тогда они сами получат прекрасный повод для того, чтобы ввести в Корею свои войска. Сайго предложил отправить в Сеул посланника для ведения переговоров. По его предположению, не желавшие вести переговоров корейцы этого посланника убьют (точно так же поступали японцы с послами монголов в конце XIII в.).

29 июля Сайго Такамори писал Итагаки: «Если будет принято решение послать официального посланника, я уверен, что его убьют. Я прошу Вас отправить меня. Я не могу быть таким же прекрасным посланником, как Соэдзима, но когда вопрос касается смерти, уверяю Вас, я готов к этому». Сайго Такамори был настоящим самураем: он не ценил ни своей жизни, ни чужой. Ему принадлежат такие стихи:

Сел в лодчонку

И вверил ее

Своей стране.

Нипочем мне ветер

В воздухе запахло войной. Ценой невероятных усилий возвратившимся 13 сентября из длительной зарубежной поездки Ивакура Томоми и его сторонникам (Окубо Тосимити, Окума Сигэнобу, Оки Такато, Кидо Такаёси) все-таки удалось убедить окружение императора, что Япония пока что не в состоянии вести победоносную войну.

Партия войны потерпела временное поражение. В ответ на это правительство покинули Сайго Такамори, Итагаки Тайсукэ, Гото Сёдзиро, Это Симпэй и Соэдзима Танэтоми. И это несмотря на то, что практически никто не говорил: воевать Корею не надо. Нет, речь шла только об отсрочке интервенции. В том, что Корею следует подчинить, не сомневался никто.

Об этом говорит, в частности, такой знаменательный факт. 20 августа Первый национальный банк Японии ввел в оборот новые купюры. Заказ на их производство разместили в Америке. Естественно, что дизайн банкнот как нельзя лучше отражал те ценности, которые казались важными правительству страны. На банкноте достоинством в 10 иен присутствует конное изображение древней правительницы Дзинго-когу. После смерти своего супруга Тюай бразды правления страной якобы перешли к ней на весьма долгий период. С 201 по 269 год она исполняла роль регентши. В японской официальной истории Дзинго-когу фигурировала в качестве предводительницы завоевательного похода против Кореи. Новый поход в этом, 1873 году пришлось отложить, но древняя правительница по-прежнему напоминала каждому японцу о его неисполненном историческом долге.

Изображения на других купюрах также чрезвычайно информативны с точки зрения формирования государственной идеологии. На самой крупной купюре в 20 иен изображен брат Аматэрасу – бог бури Сусаноо. Дизайнеры пошли на немыслимое новшество: изобразили бога в человеческом обличье, хотя в синто боги мифологического времени никогда не представали в антропоморфном виде. На этой купюре присутствует и изображение восьмиглавого змея. Желая спасти девушку – очередную жертву змея, – Сусаноо опоил его вином и отрубил все восемь его голов.

На лицевой стороне пятииеновой банкноты изображены сценки посадки риса и сбора урожая, что символизировало сельскохозяйственный характер японского общества. Показательно, что рыбаков на деньгах не запечатлели, хотя диета японцев базировалась на двух главных составляющих – рисе и рыбе. Рыба являлась основным поставщиком животного белка в рацион японцев, но занятия рыболовством никогда не относились к числу престижных. На оборотной стороне нарисован мост Нидзюбаси и виднеющаяся вдалеке гора Фудзи – самая высокая гора Японии. Мост Нидзюбаси вел к замку, который раньше принадлежал сёгуну, а теперь – Мэйдзи. Именно от этого моста начинались все дороги страны, он был зримым воплощением Центра в сакральной топографии японского государства.

Банкнота достоинством в 10 иен.

На оборотной стороне купюры изображены исполнители древней придворной музыки гагаку

Банкнота достоинством в 20 иен

Банкнота достоинством в 5 иен

Банкнота достоинством в 2 иены

Сам же дворец Мэйдзи предстает на самой мелкой купюре в 2 иены. На обратной стороне изображены Нитта Ёсисада (1301–1338) и Кодзима Таканори – два храбрых воина, которые верно служили императору Годайго (правил 1318–1339) во время бурных событий, сопровождавших его правление.

Итак, на японских деньгах присутствовали мифологический персонаж, регентша Дзинго-когу, преданные императору воины, крестьяне, архитектурные и природные символы страны и государства. Большинство изображений не оставляет сомнений в том, что военная составляющая по-прежнему занимала значительное место в системе ценностей нового государства. Ни портрета самого Мэйдзи, ни изображений сколько-то близких по времени исторических персонажей на деньгах не было. Место Мэйдзи занимало изображение дракона. Согласно древнекитайским представлениям, государь имеет обличье дракона. И в этом смысле мало что изменилось…

Сибусава Эйити

Дизайн банкнот разрабатывался в только что созданном Первом национальном банке. Им руководил Сибусава Эйити (1840–1931) – выходец из крестьянской семьи. Лишь немногим крестьянам удалось сделать карьеру в новом правительстве, но такие люди все-таки были. Впоследствии Сибусава стал одним из самых богатых людей новой Японии и внес огромный вклад в организацию бизнеса на современный лад.

Здание Первого национального банка

Национальный банк въехал в здание, предназначавшееся вовсе не для него. Симидзу Кисукэ II построил его для частного банка «Мицуи». Здание вышло замечательным по своей эклектике: вполне западное кирпичное строение венчала напоминающая княжеский замок крыша с башенкой. Раньше подобное строение было невозможно себе представить: княжескую крышу разрешалось иметь только князю. Здание настолько понравилось чиновникам, что они заставили «Мицуи» продать его государству.

Введению банкнот «имперского образца» предшествовало историческое решение об интенсификации денежного обращения. В конце июля было объявлено: отныне крестьяне будут платить налоги не рисом, а деньгами. Именно крестьянам предстояло финансировать реформы нового правительства. Ведь в стране не существовало сколько-нибудь развитой промышленности, повышать налоги на неокрепший торговый капитал власти не хотели. Не брать денег за границей было принципиальным курсом правительства. Хотя в этом году для финансирования аграрной реформы в Лондоне был взят заем, он оказался вторым и последним до конца XIX века. Первый предназначался для строительства железной дороги Токио– Иокогама. Иностранные инвестиции в экономику также не признавались.

Для проведения аграрной реформы произвели обмеры земельных участков и определили их урожайность. Делать это следовало быстро, а потому эти операции осуществлялись самой деревенской общиной. Земельные обмеры производились только в первую половину правления сёгуната Токугава, во вторую половину из-за противодействия крестьян их не было. Сейчас же за право называться собственниками земли крестьяне пошли на сотрудничество с властями. В деле определения размера своих участков они оказались весьма точны – никому не было выгодно занижать размеры личного участка, а покушаться на чужое община не позволяла. Выяснилось, что площадь обрабатываемой земли выросла по сравнению с прежними данными правительства почти на 50 процентов! Урожай оказался больше предполагавшегося на 37 процентов, но, разумеется, меньше реального (по некоторым данным, на 30 процентов), что тоже весьма понятно.

Тем не менее остается фактом: крестьяне сотрудничали с государством весьма охотно. Государство же определило величину земельного налога. Платежи центральному правительству составили 3 процента от стоимости земли, местным властям – одну треть этой суммы. Все вместе это составляло около половины стоимости урожая. Средний размер участка составлял всего около одного гектара. Для прокорма семьи этого было недостаточно, крестьяне активно занимались ремеслами и отходничеством.

Крестьяне сотрудничали с государством охотно, но власти, как это и положено, не смогли обойтись без обмана. Дело в том, что при Токугава не были определены хозяева угодий – лесов и гор. Крестьяне всегда пользовались ими, но теперь община стала открещиваться от них, поскольку все боялись, что эти земли станут облагаться налогом. Чиновники не стали разуверять их, а бесхозные земли государство забрало себе.

Налог на землю явился основным источником формирования государственного бюджета. Он составлял около 80 процентов всех налоговых поступлений. Денежный налог на землю по своему размеру вроде бы практически не отличался от натурального, но это было не совсем так. Раньше владельцу земли отходила фиксированная часть урожая, так что в неурожайный год бремя крестьянина становилось меньше. Теперь же налогом облагалась земля. По сравнению с прошлым, крестьянам легче жилось в хороший год и хуже – в плохой. В прошлом государство, точно так же как и само крестьянство, сильно зависело от погодных условий. Переходя к фиксированному налогу, правительство стремилось обеспечить предсказуемость своего финансового будущего, без чего невозможно никакое планирование.

Земельная реформа принесла огромные психологические перемены в жизнь деревни. Раньше крестьяне насильственно объединялись в пятидворки. Ее члены несли коллективную ответственность за уплату податей и за правонарушения. Разумеется, прежние привычки давали знать себя еще очень долго, соседская помощь и традиция доносительства продолжали существовать, но теперь это время все-таки стало уходить в прошлое, каждый все больше отвечал только за себя. Это и стало выражением индивидуализма на крестьянской земле.

Интенсивное общение Мэйдзи с высокопоставленными иностранцами требовало постоянного подстраивания под их вкусы. Это общение следует назвать прежде всего «визуальным» – во время аудиенций произносились исключительно протокольные фразы. Поэтому такое огромное значение придавалось тому, как выглядит император в глазах иностранцев. Чтобы не вызывать насмешек и недоумений, политтехнологи Мэйдзи посоветовали ему резко изменить свой облик.

И вот с мая этого года Мэйдзи стал носить короткую прическу с пробором, перестал чернить зубы, отрастил усы, бородку и «настоящие» брови. Иностранцы находили, что облик Мэйдзи изменился к лучшему – растительность на лице скрывала чересчур выдававшийся вперед подбородок. Теперь император стал появляться на людях почти исключительно в придуманной специально для него военной форме европейского образца, часто – верхом.

Перспектива. За период с 1877 по 1888 год была отпечатана 51 гравюра с изображениями Мэйдзи. На 47 из них он одет в военную форму. По свидетельству современников, носил Мэйдзи и сюртук, но этот его образ не казался художникам таким импозантным. В домашнем обиходе и при отправлении синтоистских ритуалов Мэйдзи по-прежнему пользовался японской одеждой.

Вместе с изменением одежды произошли изменения и в императорском поведении. Раньше Мэйдзи принимал европейских посланников, сидя на троне. Тем же приходилось во время аудиенции стоять. Европейский придворный этикет предполагал, что монарх приветствует своих гостей стоя. Английский посланник Р. Ватсон потребовал изменения протокола, и ему было отказано в аудиенции. Российский посланник Е. К. Бюцов сказал, что японский придворный этикет его устраивает. Каково же было его удивление, когда Мэйдзи поприветствовал его стоя. С этих пор во время аудиенций Мэйдзи стал следовать европейскому формату приветствия иностранцев.

Поскольку первый фотопортрет Мэйдзи вышел неудачен, 8 октября 1873 года была организована следующая фотосессия. Портрет, сделанный тем же самым Утида Куити, разительно отличается от прошлого изображения полуторагодичной давности. Военная форма невиданного западного образца, сабля и лежащая рядом треуголка призваны подчеркнуть его мужественный воинский образ. Растительность на лице лишний раз подчеркивала то, что ее обладатель – создание необычайное. Ведь в традиционной Японии усы и борода считались привилегией мудрых стариков. Окубо Тосимити, которому было уже 42 года (в это время средняя продолжительность жизни как раз соответствовала этой цифре), отрастил бороду только в прошлом году. Следует добавить, что Утида сделал более 70 фотографий императора, но судьба остальных неизвестна. Скорее всего, они были уничтожены – Японии полагался только один император, и у него должно быть только одно каноническое изображение. До создания «настоящей» империи было еще далеко, но нелюбовь к многообразию уже начинала ощущаться.

Император Мэйдзи

Императрица Харуко

Эта фотография может действительно считаться эпохальным событием в японской истории. Дело в том, что в традиционной дальневосточной политической философии противопоставление «военного» и «гражданского» выявлено чрезвычайно резко. При этом «гражданское» считается выше «военного», а положение гражданских чиновников – выше и почетнее положения военных. Отсюда происходил и слегка закамуфлированный, но такой явственный комплекс неполноценности всех служителей сёгуната по отношению к мирным аристократам из Киото. Ведь считалось, что идеальный государь управляет, не прибегая к силе, а когда он обращается к оружию, это является доказательством его служебного несоответствия. Поэтому-то военный мундир Мэйдзи, его позиционирование в качестве военного лидера означало глубочайший переворот в сознании. Как это ни парадоксально, именно с крахом сёгуната его тайные чаяния наконец-то стали явью: отныне военные занятия стали не менее почетны, чем гражданские, а роль военных в реальном управлении будет увеличиваться все последующие десятилетия – вплоть до краха Японии во Второй мировой войне.

Супруга Мэйдзи, Харуко, не отставала от мужа: в марте 1873 года она тоже перестала чернить зубы и брить брови. Утида сделал и ее фотопортрет.

Однако не стоит думать, что фотография Мэйдзи стала украшать дом каждого японца. Да, ее дарили знатным иностранцам и членам монарших семей Европы, ее вручали японским высокопоставленным чиновникам, которые утверждались в должности императорским указом. Но вот на прошение жаловать фотографический портрет и мелким чиновникам было сказано решительное «нет». Продажа фотографии также была запрещена – после того, как один предприимчивый бизнесмен попытался торговать ею. Дискуссия о разрешении или запрете продолжалась на правительственном уровне почти целый год.

Бизнесмен вдохновился европейским примером – там в это время наибольшим спросом пользовались фотографии монархов и актеров, что, безусловно, свидетельствует о схожести их профессий. В Японии фотографии европейских монархов и членов их семей также продавались в десятках тысяч экземпляров. Изображения актеров на гравюрах и фотографиях пользовались огромной популярностью, но фотография Мэйдзи была выведена из торгового оборота, а успевшим приобрести портрет предписали вернуть его. Торговца фотографиями оштрафовали. Тоталитарная идея: «чем больше изображений императора, тем лучше» – еще не овладела умами.

Обладание фотографией императора осознавалось как привилегия, с помощью этого портрета обозначалось социальное положение ее владельца и высчитывалась та дистанция, которая отделяла человека от монарха. А привилегия не продается. Суть привилегии состоит именно в том, что ею не могут воспользоваться все. Вот почему не получило одобрения и предложение поместить изображение монарха на денежные купюры – вполне обычная практика для тогдашней Европы. В результате на японских деньгах того времени можно было увидеть политических деятелей глубокой древности, но самих императоров – никогда. Дзинго-когу, красовавшаяся на одной из купюр, – не в счет, поскольку она не прошла ритуала интронизации, а значит, и считать ее «настоящей» императрицей нельзя. Точно так же обстояло дело с почтовыми марками – еще одним средством массовой визуальной информации, с помощью которого населению прививаются «правильные» мысли. На японских марках периода Мэйдзи, выпуск которых начался в 1871 году, можно увидеть цветущую сакуру, 16-лепестковую хризантему, ту же самую Дзинго-когу, принца Арисугава, принца Китасиракава. Но действующего императора Мэйдзи мы там не найдем. И в дальнейшем – вплоть до сегодняшнего дня – изображений императоров мы не найдем ни на деньгах, ни на марках.

Фотографию Мэйдзи начали жаловать управлениям вновь учрежденных префектур по их просьбе. Первым стал губернатор Нара, который заявил: фотография нужна ему затем, чтобы местные жители могли лицезреть императора во время праздников. В конце этого года фотографии Мэйдзи (размером 45 на 30 см) разослали уже во все префектуры.

Этот год еще раз подтвердил опасность для жизни «профессии» наложницы императора: две из них умерли родами. Оба ребенка тоже оказались мертворожденными. Окружение Мэйдзи было взволновано: не будет ли Мэйдзи иметь такие же проблемы с престолонаследником, как и его отец Комэй?

В мае на Мэйдзи обрушилось и другое несчастье: из-за оплошности служанки на дворцовом складе вспыхнул пожар. Дворец был полностью уничтожен, многие ценнейшие документы обратились в пепел. Однако императорские регалии спасти все-таки удалось. Мэйдзи пришлось переехать в токийский дворец Акасака – бывшую резиденцию князей из Кисю. Там же разместилось и правительство. Мэйдзи не пожелал скорейшего восстановления дворца – на счету была буквально каждая иена. Он не раз заявлял: он не хочет, чтобы возведение дворца легло бы дополнительным бременем на плечи трудового народа. Именно к такой формулировке частенько прибегали праведные правители китайской и японской древности. Ров вокруг замка зарастал белоснежными лотосами; сквозь грубо отесанные глыбы, которыми были облицованы откосы холма, где еще недавно красовался замок, пробивались травы и деревца.

1869 год 2-й год правления Мэйдзи Год начался нервно – 5 января был убит Ёкои Сёнан, который занимал должность государственного советника (санъё) и решительно поддерживал модернизацию. Он возвращался из дворца в своем паланкине, когда четверо самураев обстреляли его из

автора

1870 год 3-й год правления Мэйдзи 3 января был обнародован указ об учреждении института агитаторов (сэнкёси). Он назывался «О распространении великого и божественного Пути». Чтобы подчеркнуть его исключительность, указ был составлен на китайском языке. Агитаторам

Из книги Император Мэйдзи и его Япония автора Мещеряков Александр Николаевич

1872 год 5-й год правления Мэйдзи Документы, подтверждающие полномочия миссии, доставили в Америку. Однако оказалось, что Окубо и Ито напрасно пересекали Тихий океан – доброжелательность американских чиновников оказалась всего лишь чертой их улыбчивого национального

Из книги Император Мэйдзи и его Япония автора Мещеряков Александр Николаевич

1896 год 29-й год правления Мэйдзи Плоды убийства корейской королевы японское правительство пожинало не слишком долго. Уже 11 февраля королю Коджону и наследному принцу удалось бежать из дворца. Это было особенно обидно, поскольку Япония праздновала очередную годовщину

Из книги Император Мэйдзи и его Япония автора Мещеряков Александр Николаевич

1897 год 30-й год правления Мэйдзи 11 января на шестьдесят четвертом году жизни скончалась вдовствующая императрица. Ей присвоили посмертное имя Эйсё. Она пережила своего супруга Комэй ровно на тридцать лет. По поводу смерти «официальной» матери Мэйдзи был объявлен годовой

Из книги Император Мэйдзи и его Япония автора Мещеряков Александр Николаевич

1899 год 32-й год правления Мэйдзи В феврале врачи порекомендовали императору на какое-то время отправиться в Киото. Они обратили его внимание на то, что он становится чересчур грузным, и посоветовали ему больше двигаться и заниматься физическими упражнениями. К этому

Из книги Император Мэйдзи и его Япония автора Мещеряков Александр Николаевич

1900 год 33-й год правления Мэйдзи Престолонаследник, принц Ёсихито, не отличался завидным здоровьем, учился неважно, слуги и учителя жаловались на его капризы. Сам Мэйдзи волновался из-за того, что сын слишком худ. Был он недоволен еще и тем, что наследник чересчур увлекался

Из книги Император Мэйдзи и его Япония автора Мещеряков Александр Николаевич

1901 год 34-й год правления Мэйдзи 3 февраля скончался Фукудзава Юкити. Его заслуги в деле становления новой Японии были огромны. Эпитафия на его могиле гласила: «Здесь покоится человек самостоятельный, с чувством собственного достоинства и со взглядами, которым был

Из книги Император Мэйдзи и его Япония автора Мещеряков Александр Николаевич

1902 год 35-й год правления Мэйдзи 5 января Мэйдзи обычно устраивал грандиозный прием по случаю начала нового года. Однако сейчас этот день пришелся на воскресенье, в воскресенье следовало отдыхать, и прием перенесли на 6 января. Принятый три десятилетия назад григорианский

Из книги Император Мэйдзи и его Япония автора Мещеряков Александр Николаевич

1903 год 36-й год правления Мэйдзи Политика по заселению Хоккайдо приносила свои плоды. Тридцать лет назад на острове проживало всего 110 тысяч человек. В этом году население перевалило за миллион. Подавляющее большинство жителей Хоккайдо было японцами, айнов насчитывалось

Из книги Император Мэйдзи и его Япония автора Мещеряков Александр Николаевич

1904 год 37-й год правления Мэйдзи В начале года в Сент-Луисе открылась очередная Всемирная выставка. Мировые державы (в первую очередь Англия, Франция и Америка) любили продемонстрировать на таких выставках богатство своих колониальных владений. До такой степени, что они

Из книги Император Мэйдзи и его Япония автора Мещеряков Александр Николаевич

1909 год 42-й год правления Мэйдзи В этом году произошла забастовка студентов Высшего коммерческого училища в Токио. Подумать только: они требовали смены директора! Директора, то есть главного их учителя, сэнсэя! Вещь совершенно немыслимая еще несколько лет назад. И это

Из книги Император Мэйдзи и его Япония автора Мещеряков Александр Николаевич

1910 год 43-й год правления Мэйдзи Японская элита твердо усвоила, что могущество обеспечивается сверхсовременными вооружениями. В этом году на армию было ассигновано 34 процента бюджета (в России – 14).Подводные лодки не успели сыграть сколько-нибудь значительной роли во

Из книги Император Мэйдзи и его Япония автора Мещеряков Александр Николаевич

1911 год 44-й год правления Мэйдзи 7 января император проигнорировал первый парад этого года в Аояма. Доктора посоветовали ему не покидать пределы дворца. Однако 10 января он все-таки выслушал привычные новогодние лекции. Они были посвящены культу предков в Древней Греции,

Из книги Император Мэйдзи и его Япония автора Мещеряков Александр Николаевич

1912 год 45-й год правления Мэйдзи. 1-й год правления Тайсё В январе с берега моря Росса на двух собачьих упряжках три члена экспедиции, возглавляемой Сирасэ Нобу (1861–1946), направились на покорение Южного полюса. Они смогли пройти всего 283 км, но им все-таки удалось преодолеть

Мэйдзи: император и революция

Император Мэйдзи был 122-м императором Японии, его правление началось 3 февраля 1867 г. и закончилось 30 июля 1912 г. 3 июля 1852 фрейлина Накаяма Ёсико родила императору Комэй сына, названного при рождении Сати но мия, т.е. принц Сати. Большую часть детства будущий император провёл в семействе Накаяма в Киото, в полном соответствии с древним ритуалом, когда императорских детей доверяли воспитывать знатным семьям. Впоследствии (11 июля 1860 г.) Сати был усыновлён главной супругой Императора – Асаки Нёго – и получил таким образом титул имперского принца (синно) и новое имя – Муцухито. Именно ему было суждено превратить отсталую феодальную Японию в одну из процветающих мировых держав. В историю период правления этого императора вошёл под названием эры Мэйдзи. А проведёнными им в действие революционные мероприятия получили название Реставрации Мэйдзи, Meiji Ishin. В русском языке названию эры "Мэйдзи" будет соответствовать "Просвещённое правление".

Наследный принц Муцухито унаследовал хризантемовый трон в возрасте 14 лет, этот год (1867) стал считаться первым годом эры Мэйдзи и таким образом было положено начало традиции объявлять новую эру с восхождением на престол нового императора, который после смерти получал имя эры своего правления.

Осенью 1867 г. последний сёгун рода Токугава провозгласил очередную программу самоусиления, которая предполагала повышение налогов, реконструкцию административной системы, а также использование французских ссуд для повышения военной мощи сёгуната. В Киото тем временем уже открыто готовили мятеж. Один из придворных, Ивакура Томоми ещё летом 1867 г. писал: "На небесах не может быть двух солнц. На земле не может быть двух монархов. Ни одна страна не может выжить, если правительственные указы не исходят из одного источника. Поэтому я желаю, чтобы мы, действуя решительно, уничтожили сёгунат".

Всё той же осенью 1867 г. император Мэйдзи женится на дочери Итиё Тадако, Харуко (28.05.1849 – 19.04.1914). Одно время Итиё занимал должность левого министра, а Харуко стала императрицей Сёкэн и была первой императорской супругой, получившей титул кого (досл., "императорская жена"). Императрица Сёкэн играла публичную роль, но детей у неё не было. Император Мэйдзи же имел в общей сложности пятнадцать детей от пяти придворных дам, но только пятеро из них дожили до взрослого возраста.

Столица сёгуната была взята в апреле 1868 г., но сопротивления на северо-востоке продолжались до осени, несмотря на обещанную амнистию сёгуну и его сторонникам. Гражданская война завершилась лишь весной 1869 г., когда в Хакодатэ капитулировали остатки флота Токугава.

Деятели, уничтожившие режим Токугава, как правило не рассматриваются в качестве героев одной из величайших революций в мире. Японские революционеры не выдвигали громких и животрепещущих лозунгов, не стремились защитить угнетённых, их победа была относительно скорой и бескровной, её не сопровождали массовые терроры или особая жестокость. Атакующие сёгунат не просто спасали свои родные домены от медленного угасания и не просто хотели восстановить древние традиции, их деятельность была предопределена слабостью сёгуната, его неспособностью приспосабливаться к окружающим изменениям в мире. Капитуляция действующего японского режима перед "чёрными кораблями" и коммодором Пэрри низвела страну в полуколониальное состояние, что привело в состояние искреннего негодования "людей высоких намерений". Этих людей не устраивал мир, в котором они жили, и они желали его изменить.

Использование древнего символа – тэнно, т.е. императора – было необходимо для того, чтобы уничтожить прежний режим и узаконить предлагаемые революционерами изменения. Тем не менее лидеры революции вовсе не собирались передавать в руки императора прямое управление страной, этот "кусок пирога" они оставили себе. С одной стороны революционеров можно обвинить в двуличии и отъявленном цинизме, но на самом деле это не так: все активные деятели Реставрации Мэйдзи были глубоко и искренне преданы своему императору и все их желания были устремлены к тому, чтобы монарх вернул себе традиционную роль проводника государственных ритуалов и утверждал решения тех, кто будет править от его имени. В этом плане термин "исин", который японцы позаимствовали из классической китайской философии, может быть трактован не только как "реставрация", но и как захват власти и проведение той политики, которую новое правительство стало осуществлять после 1868 г. Живым символом революции и стал Муцухито, а точнее – император Мэйдзи.

14 марта 1868 г. юный император собрал своих придворных и некоторых даймё в Киото, где им были зачитаны новые принципы национальной политики. Этот документ был подготовлен для императора Кидо Такаёси и другими молодыми революционерами и известен под названием Хартии клятвенных обещаний. Документ содержал следующие положения:

1. должны быть созваны совещательные собрания, и все государственные вопросы будут выноситься на народное обсуждение;

2. все социальные классы, высокие и низкие, объединятся для того, чтобы всеми силами развивать экономику и благосостояние народа;

3. все военные и гражданские чиновники, равно как и простые люди, будут иметь возможность исполнять свои желания, чтобы никто не ощущал неудовлетворённости;

4. основополагающие обычаи прошлого будут забыты, все действия будут соответствовать принципам международного права;

5. знания будут приобретаться по всему миру, способствуя, таким образом, упрочению фундамента государства.

Эта декларация была рассчитана на укрепление национального единства и обеспечение столь необходимой поддержки со стороны самурайства и нарождающейся буржуации. Правда, после одержания окончательной победы над сёгунатом, правительство "забыло" некоторые из данных им обязательств.

Новое правительство приняло меры по объединению раздробленной на мелкие княжества страны: в каждом из княжеств были созданы местные органы власти, представлявшие интересы правительства. Потом были проведены переговоры с местными даймё об отказе от наследственных прав на княжества, также даймё были предложены посты губернаторов в их бывших владениях, а затем ликвидировали само понятие наследственности и вместо даймё, отозванных в столицу, управлять бывшими княжествами (которые теперь стали префектурами) стали государственные чиновники.

Параллельно с превращением княжеств в префектуры реформировалось и центральное правительство: государственный совет был разделён на три ведомства (центральная, левая и правая палаты). Центральная палата обладала наибольшими законодательными полномочиями, левая палата стала исключительно консультативным органом, а правая палата сосредоточила все административные функции и подчинила себе все департаменты. В апреле 1869 г. император переезжает в бывший дворец сёгуна в Эдо, который тут же переименовывается в Восточную столицу – Токио.

Далее революционные деятели принялись за подъём экономики страны: были устранены таможенные барьеры между префектурами, поощрялось внедрение западной науки и техники. Старые сословия (самураи, крестьяне, ремесленники и купцы) были упразднены и появилось три новых сословия – высшее дворянство (бывшие даймё и придворные), дворянство (самураи) и простой народ (всё остальное население). Новым сословиям были предоставлены равные права, а также были разрешены браки между представителями разных сословий. Простой народ получил право на ношение фамилии, плюс были сняты ограничения на выбор профессии и фактически ликвидировано крепостное право.

В 1872-1873 гг. была проведена аграрная реформа: собственность даймё на землю была аннулирована, а правительство сняло запрет на продажу и раздел земли. Общинные земли были отняты у крестьян и объявлены собственностью императора, а свои личные наделы крестьяне фактически получили бесплатно, вот только значительная часть крестьян была вынуждена закладывать свою земли, а собственником надела в таком случае признавался тот, кому земля была заложена. Т.е. по факту крестьян просто ограбили со всех сторон.

Роптали и бывшие самураи. Концы с концами им ещё удавалось сводить благодаря государственным пенсиям, но о былом почёте и славе пришлось забыть. Новая японская армия должна была строиться по французскому образцу, но после франзцуско-прусской войны, в которой Франция проиграла, японцы взяли курс на Пруссию. Военно-морской флот, разумеется, строился по британскому образцу.

С развитием армии у бывших самураев, что называется, "загорелись глаза" и они стали требовать немедленного начала экспансии против соседей. В то время министром был Сайго Такамори, который счёл Корею подходящей добычей – лёгкой и доступной, плюс ко всему он лелеял планы вытеснить из правительства "гражданских", заменив их на сторонников военно-феодальной диктатуры. Однако, удовлетворить честолюбивые замыслы в отношении Кореи военным так и не удалось – глава Высшего государственного совета Ивакура Томоми предотвратил надвигающуюся авантюру, т.к. понимал, что агрессивные действия в отношении Кореи приведут к открытому столкновению с Китаем, считающем Корею своей вотчиной.

Конфронтации с Кореей и Китаем удалось избежать, но военная машина уже набрала ход и остановить просто так её не представлялось возможным. В результаты было насильно присоединено королевство Рюкю, через несколько лет ставшее префектурой Окинава, а также были предприняты попытки захватить Тайвань, не увенчавшиеся, однако, успехом.

Выясняло японское правительство отношения и с Россией, в частности, предпринимались попытки внести ясность в вопросе территориального разделения Сахалина. Вопрос решался мирным путём, в основном, благодаря позиции постоянного представителя России в Токио – Е. Бюцова. Со стороны Америки последовало предложение приобрести Сахалин так же, как американцы в своё время приобрели у России Аляску, но в этом случае российская сторона от столь "выгодной" сделки отказалась, отказавшись заодно и от посредничества США.

Тогда японское правительство сделало России другое предложение: в обмен на нейтралитет России во время японо-корейской войны и пропуск японских войск по российской территории для нападения на Корею с севера Россия бы получила Сахалин целиком, а не только его северную часть. Однако, российское правительство это предложение проигнорировало.

Далее со стороны Японии последовало предложение следующего характера: Япония отказывается от претензий на Сахалин, но получает в своё полное владение все Курильские острова. На Балканах в то время назревал военный конфликт, привлекавший куда больше внимания со стороны русский дипломатов, так что предложение японской стороны было принято безоговорочно.

Если с Россией удалось пойти на мировую, то на корейцев японцы самовольно напали и в результате в 1876 г. был подписан японо-корейский договор "о мире и торговле", носивший почти такой же характер, как и тот, что был в своё время подписан между японским правительством и представителем Америки коммодором Пэрри.

Далее последовали "самурайские бунты", когда правительство приняло решение о запрете ношения мечей для всех лиц, кроме тех, кто находится на действительной военной службе. Разумеется, такие меры самураи восприняли исключительно как покушение на их вековые права и привилегии, но какие бы меры они не предпринимали, остановить разогнавшуюся по пути прогресса и модернизации страну им было не по силам: Япония набирала ход, заслуженно вырываясь в число лидеров мировой сцены.

Многие японцы сейчас гордятся событиями, происшедшими в то время, и действительно: Япония стала значительной силой в мировом масштабе, а в Тихоокеанском регионе – ведущей державой. Вот только, в это же самое время произошёл крен в сторону милитаризма и Япония начала осуществлять экспансию в отношении своих соседей и в результате примкнула к фашистскому движению во времена Второй Мировой войны.

Император Мэйдзи был символом осуществлённого переворота, но не обладал действительной властью: основные рычаги управления держали в своих руках крупные военные, политические и экономические деятели, принимавших самое непосредственное участие в осуществлении Реставрации Мэйдзи.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://leit.ru

прижизненное имя Муцухито, устар

Биография

Император Мэйдзи был сыном императора Комэй от фрейлины Накаяма Ёсико , дочери лорда Накаяма Тадаясу, «министра левой руки» из рода Фудзивара. Он был рождён за 8 месяцев до прибытия американских «чёрных кораблей» коммодора Перри в бухту Эдо и за 2 года до подписания сёгунатом Токугава первых неравноправных договоров с Пэрри. Будущий император, получивший при рождении имя Сати но мия (принц Сати), провёл большую часть детства в семействе Накаяма в Киото , в соответствии с обычаем доверять воспитание императорских детей знатным семействам.

Он был формально усыновлён Асако Нёго (позднее вдовствующая императрица Эйсё), главной супругой Императора Комэй 11 июля 1860 года. Тогда же он получил имя Муцухито и звание синно: (имперского принца, а следовательно, возможного наследника трона). Наследный принц Муцухито унаследовал хризантемовый трон 3 февраля 1867 года в возрасте пятнадцати лет. Позже этот год был объявлен первым годом эры Мэйдзи, что значит «просвещённое правление». Это положило начало традиции объявлять новую эру с восхождением на престол нового императора, который после смерти получал имя эры своего правления.

2 сентября 1867 года Император Мэйдзи женился на Харуко (28 мая 1849 - 19 апреля 1914), третьей дочери пэра Итиё Тадако, одно время занимавшего должность левого министра. Известная впоследствии как императрица Сёкен, она была первой императорской супругой за несколько сотен лет, получившей титул кого (буквально: императорская жена). Хотя она была первой японской императрицей, игравшей публичную роль, у неё не было детей. Император Мэйдзи имел пятнадцать детей от пяти фрейлин. Только пять из пятнадцати дожили до зрелых лет: принц, рождённый от леди Наруко (1855-1943), дочери Янагивара Мицунару, и четыре принцессы, рождённые от леди Сатико (1867-1947), старшей дочери графа Соно Мотосати. Это:

  • Наследный принц Ёсихито (Хару но мия Ёсихито Синно:), 3-й сын, (31 августа 1879 - 25 декабря 1926) (см. Император Тайсё).
  • принцесса Масако (Цунэ но мия Масако Найсинно:), 6-я дочь, (30 сентября 1888 - 8 марта 1940), носила титул принцессы Цунэ (Цунэ но мия) до замужества; вышла замуж в императорском дворце Токио 30 апреля 1908 за принца Такэда Цунэхиса (Такэда но мия Цунэхиса о:, 22 сентября 1882 - 23 апреля 1919), и имела детей: Такэда Цунаёси (1909-1992), Аяко (р. 1911).
  • принцесса Фусако (Канэ но мия Фусако Найсинно:), 7-я дочь, (28 января 1890 - 11 августа 1974), носила титул принцесса Канэ (Канэ но мия) до замужества; вышла замуж в императорском дворце Токио 29 апреля 1909 за принца Китасиракава Нарухиса (Китасиракава но мия Нарухиса о:, 1 апреля 1887 - 2 апреля 1923), и имела детей.
  • принцесса Набуко (Фами но мия Нобуко Найсинно:), 8-я дочь, (7 августа 1891 - 3 ноября 1933); носила титул принцесса Фами (Фами но мия) до замужества; вышла замуж в императорском дворце Токио 6 мая 1909 за принца Асака Ясухико (Асака но мия Ясухико о:, 2 октября 1887 - 13 апреля 1981), и имела детей: Асака Такахито(1912-1994).
  • принцесса Тосико (Ясу но мия Тосико Насинно:), 9-я дочь, (11 мая 1896 - 5 марта 1978); носила титул принцесса Ясу (Ясу но мия) до замужества; вышла замуж в императорском дворце Токио 18 мая, 1915 за принца Хигасикуни Нарухико (Хикасикуни но мия Нарухико о:, 3 декабря 1887 - 20 января 1990), и имела детей: Хигасикуни Мотохиро (1916-1969).

Император Мэйдзи был символическим лидером реставрации Мэйдзи, революции, во время которой было свергнуто правительство сёгуната Токугава, правившего Японией на протяжении 250 лет. После революции начался бурный процесс уничтожения феодализма и построения современного общества. Был организован парламент, хотя реальной властью он не обладал. Основные рычаги власти сосредоточились в руках тех даймё, которые были лидерами революции Мэйдзи. Япония, таким образом, управлялась олигархией, в которую входили крупные военные, политические и экономические деятели.

Многие японцы гордятся событиями периода Мэйдзи. За эти полвека страна стала ведущей державой в Тихоокеанском регионе, и значительной силой в мировом масштабе. С другой стороны, в эту эпоху начался японский милитаризм и колониальная экспансия, приведшая впоследствии к участию во Второй мировой войне на стороне стран Оси.

О роли самого императора в эпоху Мэйдзи идут споры. Вряд ли когда-нибудь выяснится достоверно, поддерживал ли он ведение китайско-японской войны (1894-1895) и русско-японской войны (1904-1905). Кое-что о его чувствах можно узнать из его стихотворений, в авторе которых, как кажется, можно увидеть пацифиста или, по крайней мере, человека, который хотел бы избежать войны.

200-летний период правления сёгуната Токугава закончился реставрацией Мэйдзи (1868–1889 гг.) и восстановлением императорской власти.

В 1869 году, после окончательного свержения власти сёгуната Токугава, императорская особа была провозглашена священной и неприкосновенной, обладающей правами главы государства и правительства, а также верховного главнокомандующего. Основной призыв той эпохи звучал как «Богатая страна - сильная армия».

Эпоха Мэйдзи - уникальный исторический период кардинальных реформ и перемен, когда за очень короткий промежуток времени закрытая феодальная страна вышла из самоизоляции и стала крупной мировой державой. Япония усилиями императора превратилась в «просвещенное государство» - Мэйдзи (этот девиз записывается двумя иероглифами - «свет» и «правление»).

Япония переняла многие достижения и опыт Запада и встала на путь такой широкомасштабной модернизации, какой современная история еще не знала. В результате стране удалось за несколько десятилетий перешагнуть от Средневековья к современности, изменить политическую, экономическую структуры, внести преобразования в промышленную, военную, культурную и социальную сферы и коренным образом перестроить традиционное японское общество.

В 1869 году Император Муцухито перенес столицу в Эдо, переименовав его в Токио («восточная столица»).

Япония начала активную борьбу за свое положение на китайских и корейских землях. После побед в Японо-китайской (1894–1895 гг.) и Русско-японской войнах (1904–1905 гг.) Страну восходящего солнца стали причислять к великим державам. Япония приступила к индустриализации. Военные победы способствовали проникновению экономических и культурных ресурсов в страну. Начался длительный период вывоза национальных богатств Кореи в Японию, а также активное развитие торговых отношений с Китаем.

Именно эпоха Мэйдзи стала периодом взаимопроникновения японской и западной культур. Многое изменилось, появились новые мотивы, новые техники. Художники из других стран обратили внимание на японскую культуру и привнесли элементы японского стиля в живопись, скульптуру и декоративно-прикладное искусство. Особенно ярко японские мотивы проявились в новом стиле - ар-нуво (в России получившем название «модерн»).

Процесс ассимиляции западного влияния включал возникновение новых форм, сочетающих возвращение к собственным традициям и использование новых западных веяний. В частности, были предприняты успешные попытки работы с новыми техниками живописи, давно известными в Европе. Японские художники освоили живопись маслом. Японская живопись эпохи Мэйдзи испытала влияние таких европейских школ, как реализм, импрессионизм, постимпрессионизм. В 1887 году в Токио была учреждена новая школа изящных искусств национального направления, а в 1907 году возник первый официальный «Салон искусств».

Скульптура как жанр искусства не пользовалась большой популярностью в конце 19 - начале 20 вв., но, несмотря на это, в этой области также проводились эксперименты. Небольшие бронзовые скульптуры той эпохи демонстрируют свойственное японцам чувство линии и цвета, что проявляется в использовании мягкой зеленой или теплой коричневой патины. Развивалась также резьба по дереву.

Существенно новым направлением стала новая гравюра, получившая название «авторская печать» сосаку-ханга, появившаяся в первое десятилетие ХХ в. Ханга - это любая гравюра, в дословном переводе - «печать с доски» (сосаку - авторская, ханга -гравюра).

Художники, находящиеся под сильным влиянием западной живописи, осознали важность собственного художественного наследия, и нашли в гравюре новые возможности для выражения своих творческих идеалов. Традиционная гравюра была продукцией массовой печати, в создании которой наблюдалось чёткое разделение труда художников, резчиков и печатников для оптимизации и удешевления производства. Гравюры сосаку-ханга расценивалась художниками как авторские произведения искусства, в которых все этапы работы - от творческого замысла до печати - производились одним мастером гравюры. При работе с сосаку-ханга применялись многие современные западные техники гравюры, в то же время сохранялись самые высокие достижения традиционной японской ксилографии. В том числе, были продолжены эксперименты с деревянными печатными досками, которые позволяют создать уникальные эффекты фактуры поверхности печатного листа. В авторской гравюре появились новые темы и сюжеты.

В самом начале своего творческого пути художники сталкивались со значительными препятствиями, связанными с издавна устоявшимися нормами разделения искусства на жанры (гравюра до конца XIX века относилась к «низким жанрам» и не входила в состав «Изящных искусств», бидзюцу), но в дальнейшем этот стиль работы приобрел большую популярность.

Александр Николаевич Мещеряков

Император Мэйдзи и его Япония

Вступление первое

Из тени в свет

Правление императора Мэйдзи (жил: 1852–1912, правил: 1868–1912) выдалось длинным. Настолько длинным, что ныне оно кажется более продолжительным, чем длина его человеческой жизни. Это впечатление обусловлено тем, что за сорок пять лет правления Мэйдзи его Япония пережила поистине драматические перемены. В середине XIX века она представлялась Западу несостоятельной во всех отношениях окраиной «цивилизованного» мира. Однако уже к началу ХХ столетия Япония превратилась в мощное государство, в полноправного игрока на карте мира. Если раньше японцы говорили об угрозе, исходившей с Запада, то после побед Японии над Китаем и Россией настало время опасаться и саму Японию. Всего за одно поколение страна сумела создать современную промышленность и армию. Всего за одно поколение прежний комплекс неполноценности был преображен в комплекс превосходства. Люди, обитавшие на архипелаге, до правления Мэйдзи не называли себя японцами. Они соотносили себя с родной деревней и княжеством. Всего за одно поколение они осознали себя как японскую нацию. Когда в 60-х годах ХХ века Япония начала превращаться в супермощную экономическую державу, заговорили о «японском чуде». Но на самом деле «чудо» случилось еще в правление Мэйдзи. Основа послевоенных успехов Японии была заложена именно при нем.

В соответствии с традицией, которая делает особый акцент на идее преемственности, в имени Мэйдзи значился иероглиф, взятый из имени его отца Комэй (букв. «сыновний долг и свет»; годы жизни: 1831–1866, годы правления: 1847–1866). Это иероглиф «мэй» – «светлый», «просвещенный». Таким образом, имя Мэйдзи означает «светлое правление».

Несмотря на сходство имен, отец и сын существовали в совершенно разных измерениях. Комэй прожил свою жизнь в «тени», он был скрыт от людских глаз стенами своего дворца в Киото, военное правительство (сёгунат) в Эдо (впоследствии Токио) запрещало императору покидать пределы резиденции, и его «свет» можно воспринимать только метафорически. Это «свет», который исходил от особы императора и проливался только на его ближайшее и очень немногочисленное придворное окружение. Оно и только оно могло наблюдать за императором, поведение которого было обставлено строжайшими запретами. На него нельзя было даже смотреть, ему был противопоказан даже солнечный свет – выходя из полутемных дворцовых помещений в сад, император находился под защитой магического зонта, оберегавшего его от зловредных флюидов.

Мэйдзи родился еще «в эпоху тени», но он прожил свою взрослую жизнь «на свету». После того как в 1867 году он занял место своего отца, подданные смогли увидеть его – на улицах и площадях, на военных парадах и маневрах, на вокзалах и выставках достижений японского народного хозяйства, в театре, на ипподроме, в цирке… И он тоже видел своих многочисленных подданных. Он был первым из японских императоров, кто смог воочию убедиться, что они действительно существуют.

Метафора «света» и «тени» применима не только по отношению к императору, но и по отношению к стране в целом. С точки зрения Запада, вся Япония до середины XIX века тоже находилась в «тени»: минимум контактов привел к тому, что сведения о Японии были фрагментарны и зачастую не соответствовали действительности. Европейцы не знали ни вековой истории Японии, ни ее блестящей культуры. Книги о Японии были настоящей редкостью. И. Гончаров уподоблял Японию запертому ларцу с потерянным ключом.

То же самое можно сказать и о самих японцах: они довольствовались теми сведениями о Европе, которые сообщали им немногочисленные голландские купцы. Этим купцам из Ост-Индской компании в XVII веке разрешили останавливаться на острове Дэсима возле Нагасаки. Но они не имели права покидать его. Кроме того, информация о загранице сочилась через терпевших кораблекрушение японских моряков. Кроме голландцев, всем остальным иностранцам въезд в Японию был запрещен, сведения о Западе оставались достоянием узкой группы лиц. Это были «рангакуся» – «голландоведы». Так называли тех людей, которым было дозволено читать европейские книги.

Япония долгое время страшилась внешнего мира, она ожидала от него только неприятностей и подвохов. В XVI–XVII веках европейцы, основную часть которых составляли католические миссионеры (в основном из ордена иезуитов), завезли в Японию огнестрельное оружие. В сознании японцев христианство и пушки стали синонимами. Сёгуны из династии Токугава, пришедшие к власти в начале XVII столетия, сочли за благо закрыть страну. И въезд в нее, и выезд были строжайше запрещены. Так получилось, что Япония, окруженная со всех сторон морями, перестала строить крупные корабли, ее можно было назвать страной морской только с существенными оговорками.

Время правления Мэйдзи резко изменило ситуацию: оно принесло с собой решительное расширение общения, торговли, взаимодействия с миром. Япония стала узнавать мир, мир стал узнавать Японию.

Выход из тени сопровождался драматическими последствиями. Как и человек, который неожиданно попадает из темной пещеры на яркий солнечный свет, Япония на время потеряла ориентацию, растерялась, ею овладел комплекс неполноценности. На какое-то время обитатели архипелага стали думать, что в их стране нет ничего достойного похвалы. Но они не стали сидеть сложа руки, а стали учиться. Науке и технике, промышленности и культуре, строительству и технологиям управления, военному делу. Подражательность на какое-то время сделалась лозунгом дня. Однако период слепого копирования продлился недолго.

Традиционная японская культура обладала громадным обаянием. Поэтому и Запад стал учиться у Японии. Европейские художники были очарованы японским искусством. Если посмотреть на дело с точки зрения макрокультурной, то столкновение Японии и Запада было подобно встрече разнотемпературных морских течений, когда в зоне контакта создаются благоприятные условия для роста «культурной биомассы».

Одним из главных последствий правления Мэйдзи стало появление на свет японской нации. Без этого Япония не смогла бы конкурировать с Западом. Японская нация была сконструирована всего за несколько десятилетий под непосредственным европейским влиянием. До этого времени ни о какой «нации» не могло быть и речи – жители разных регионов говорили на непонятных друг для друга диалектах, каждый человек считал, что он принадлежит своей деревне, городу, княжеству, клану. Зачем ему было ощущать себя «японцем», если страна по доброй воле порвала все связи с миром? Однако оказалось, что в XIX веке море уже нельзя держать закрытым на замок. Как только европейцы «открыли» Японию, стал возможным вопрос: «Чем мы отличаемся от незваных пришельцев?»