Княжна Тараканова – одна из самых загадочных личностей России. До сих пор в судьбе этой женщины больше вопросов, чем ответов. Вот что говорят о ней в одном из монастырей Москвы, где она провела большую часть своей жизни.

По материалам По материалам брошюры “Инокиня Досифея (княжна Тараканова)” Иоанно -Предтеченский женский монастырь. 2007.

Личность княжны Таракановой до сих пор остаётся для нас загадочной.Весьма часто путают и смешивают два лица: самозванку, именовавшую себя княжной Таракановой принцессой Владимирской и принцессу Августу, тайно постриженную и содержавшуюся в строжайшем невольном затворе в Ивановском монастыре. Самозванка унесла свою тайну со смертью. Скончалась она в заключении 4 декабря 1775 года от чахотки. После третьего по силе наводнения, которое случилось в Санкт-Петербурге 21 сентября 1777 года, распространился слух о смерти княжны Таракановой в затопленном равелине. В 1864 году большой успех имела картина К.Флавицкого “Княжна Тараканова”. Никакой реальной исторической основы картина не имеет.

Если интересна подробная информация о приключениях самозванки “княжны Владимирской”, можете найти её на этом сайте . Источником истории инокини Досифеи, которая там изложена, скорее всего является вышеуказанное издание, в значительной степени сокращённое. Здесь история затворницы Иоанно – Предтеченского монастыря изложена более подробно.

Для нас навсегда останется загадкой происхождение и Ивановской невольницы. Нет документов, нет прямых и точных свидетельств, остаётся предание. Но главное, что возвышает поистине её личность – это подвижническая жизнь ивановской затворницы. Косвенные свидетельства говорят о её знатном и высочайшем происхождении, а живые прямые и точные свидетельства указуют на её жизнь в затворе, её дары утешения, молитвы и прозорливости.

В прошедшие столетия существовал древний обычай невольного пострижения в монашество лиц виновных, опасных и подозрительных. В Москве для таких целей служил женский Ивановский монастырь. Сюда в 1785 году по именному повелению императрицы Екатерины II, была привезена женщина нестарых ещё лет, среднего роста, стройная, худощавая, сохранившая на своём лице следы редкой красоты; никто не знал имени её, ни происхождения, по приемам и обращению видно только было, что она происхождения знатного, образования высокого; велено постричь, и она пострижена.

Не знающие тайны могли ли подумать, а знающие смели ли сказать, что это была дочь императрицы Елисаветы Петровны от тайного, но законного брака её с графом Алексеем Григорьевичем Разумовским. Это действительно была дочь их принцесса Августа Тараканова (княжна Тараканова)

Императрица Елисавета Петровна родилась в год Полтавской победы, 1709 году. Когда умерла её мать, Екатерина I в 1727 году, ей исполнилось 18 лет. Женихи у неё были. Ещё отец, император Пётр I хотел отдать её в жёны французскому королю Людовигу, XV но брак не состоялся. Ещё при жизни матери она была объявлена невестой Голштинского принца Карла Августа, но жених умер. Были планы на брак с Морицом Скаксонским, домогавшимся курляндского герцогства, но брак был слишком непривлекателен.

Всем знакома история 20-летнего певчего Алексей Розума, который в 1741 году стал графом Разумовским, а в 1744 году Елисавета Петровна обвешнчалась со своим фаворитом в Москве, в церкви Воскресения в Барашах, что на Покровке. Венчание императрицы совершено было тайно, но при свидетелях, и графу Разумовскому вручены были документы,свидетельствовавшие о браке.
Через год или полтора после брака у них родилась дочь принцесса Августа.

Почему дочь императрицы получила фамилию Таракановой, достоверно неизвестно. Есть предположение, что родная сестра А.Г.Разумовского Вера Григорьевна выла замужем за полковником Малороссийского войска Е.Ф.Дараганом. Дети их были привезены в Петербург и жили при дворе. Народ малознакомую фамилию Дараган изменил, по созвучию, в Тараканову, может быть, принцесса Августа в детстве жила у своей родной тётки Дараган и таким образом вместе с её детьми прозвана Таракановой.

Принцесса Августа воспитывалась за границей. Самой ли матерью она была отправлена туда, или после смерти её (1761г., 25 декабря) отцом графом Разумовским, неизвестно, но то несомненно, что она жила там до 1780-х годов. Там бы конечно в тишине и довольстве они и кончила свою жизнь, но интрига поляков разрушила её счастье. За границей узнали, кто эта принцесса. Так как до 1762 года в России при неопределённости прав престолонаследия происходили частые перемены в правительстве, то произведение нового переворота никому не казалось делом невозможным. Полякам было выгодно вмешаться в государственные дела России и около 1773 года представить претендентку на русский престол, дочь Елизаветы Петровны. Принцесса Августа на такой гнусный поступок не решилась.

Но нашлось подставное лицо – самозванка, известная в истории принцесса Владимирская. Много употреблено было хлопот и средств, чтобы произвести замешательство в России. Но выдумка не удалась. Принцесса Владимирская в Италии, на Ливорнском рейде, графом Алексеем Григорьевичем Орловым-Чесменским взята, привезена в Петербург, заточена в Петропавловскую крепость и там 4 декабря 1775 года скончалась. Дело о ней хранилось в строжайшей тайне. Ни в России, ни за границей никто ничего не знал, что с ней случилось. А так как через два года после её заключения, в Петербурге было сильное наводнение, то и распространился слух, что она утонула в каземате, из которого забыли или не хотели её вывести.

Принцессы Владимирской, выдававшей себя за дочь Елизаветы не стало, но действительная Тараканова жива и свободна. Мысль о том, что существует дочь Елизаветы, что её имя и рождение может послужить поводом к интриге поляков или других врагов России, тревожили императрицу. Бунт пугачёвский, недавно погибшая самозванка, возмущение в Москве в 1771 году, придворные интриги заговоры увеличивали это опасение. И вот дано повеление хитростью или насилием привезти из-за границы действительную дочь Елизаветы – принцессу Августу.

Повеление императрицы исполнено. Где и кем взято она, неизвестно. Но как взята, об этом впоследствии рассказывала сама она госпоже Головиной в минуту откровенности, взяв с неё предварительно клятву, что она до смерти никому не расскажет о том, что услышит от неё. Принцесса рассказала, что однажды был у неё в гостях русских генерал, очень известный в то время. Генерал этот предложил покататься в шлюпке по взморью. поехали с музыкой, с песнями, а как вышли в море, там стоял наготове русский корабль. Генерал и предложил принцессе осмотреть устройство корабля. Она согласилась, взошла на корабль, а как только взошла, её уж силой отвели в каюту, заперли и приставили часовых. Это было в 1785 году.

Привезённая в Петербург, она представлена императрице. Государыня беседовала с ней долго, откровенно, говорила о недавнем бунте Пугачёвском о смуте самозванки Таракановой, о государственных потрясениях, могущих и впредь быть, если её именем воспользуются враги существующего порядка, и наконец объявила, что она должна для спокойствия России удалиться от света, жить в уединении, в монастыре и чтобы не сделаться орудием в руках честолюбцев, постричься в монахини. Горький приговор выслушан, – ни возражать, ни просить пощады было нельзя. Монастырь Ивановский в Москве, тот самый, который императрица Елизавета в 1761 году назначила для призрения вдов и сирот знатных и заслуженных людей, назначен местом заключения её дочери.

В том же 1785 году принцесса Августа отправлена в Москву. Игуменье монастыря дано секретное повеление императрицы принять и содержать новоприбывшую в особенной тайне, постричь и никого не допускать к ней для свидания. Повеление исполнено со всей точностью. В восточной стороне монастыря, близ церкви над св. вратами, неподалёку от покоев игуменьи, находились небольшие каменные одноэтажные келии окнами на монастырь, – две комнатки под сводами и прихожая для келейницы, – вот и всё помещение невольной затворницы. Кельи эти были сломаны в 1860 году. Принцесса пострижена, названа Досифеей и, как приказано, содержалась в большом секрете. Кроме игуменьи, духовника и келейницы никто не имел права входить к ней. Окна у её келии постоянно были задёрнуты занавеской, а так как молва о загадочной затворнице привлекала сюда толпу любопытных, то одному из штатных служителей приказано было отгонять народ от окон её. В большую монастырскую церковь и общую трапезу её никогда не допускали, а собственно для неё изредка совершаемо было её духовником особое богослужение в церкви Казанской Божией Матери над монастырскими воротами.

Коридор и крытая деревянная лестница от её келии вели прямо в эту церковь, туда она приходила в сопровождении своей келейницы. Там кроме игуменьи и одного причетника, посторонних никого не бывало. Даже двери церковные на время службы запирались изнутри. На содержание её отпускалась особая сумма из казначейства. Стол она могла иметь, если бы захотела, всегда хороший.
По смерти императрицы Екатерины внешнее её положение улучшилось. Она стала пользоваться большей свободой и хотя сама не имела права выезжать, но посторонних стали допускать к ней беспрепятственно. Кроме митрополита Платона её посещали в это время и другие высокопоставленные лица: однажды у неё был кто-то из лиц императорской фамилии, но так как посещение было секретно, то и имени посетителя не сохранилось. Причетник Ивановского монастыря рассказывал (И.М.Снегирёву), что он видал каких-то важных особ, допущенных игуменьей к Досифее, с которыми она говорила на иностранном языке.

Были у неё и другие посещения именитых особ. Утешали ли её подобные посещения? Не думаем. Скорее, мешали, развлекали, нарушали излюбленное ей безмолвие. По крайней мере последние годы своей жизни, достоверно известно, она провела в совершенном безмолвии и, как уверяют современники, в высоких подвигах благочестия.

Истинно благочестивые как ни скрывают себя от славы людской, но добродетели их скоро делаются известными в мире. Так случилось и с Досифеей. В Москве скоро узнали о добродетельной жизни затворницы Ивановского монастыря и толпы народа подходили к окнам её кельи не ради любопытства, как прежде, а с благоговением. Один просил молитв, другой совета, третий благословения. Смиренная отшельница, любя Бога и ближних не могла не отвечать на усердные просьбы посетителей. – И как благотворны были плоды духовных бесед её!

Вот пример: два брата Тимофей и Иона, один 19, а другой 14 лет приходят около 1800 года из Ярославской губернии в Москву и поступают в услужение к одному купцу. Любя чтение духовных книг, часто посещая Московские обители, они случайно узнают, что в монастыре Ивановском есть затворница высокой духовной жизни, по имени Досифея. Приходят в монастырь, подходят к её келии, желают хотя только взглянуть на эту таинственную инокиню, но прозорливая духовномудрая старица узнаёт в этих юношах будущих подвижников благочестия, принимает к себе в келию, входит с ними в духовное общение….

Кончилось тем, что эти два юноши отправились в Саровскую пустынь, постриглись в монашество и впоследствии сделались столь известными в истории монашества настоятелями монастырей: Тимофей с именем Моисея – архимандритом Оптиной пустыни, а Иона с именем Исаии игуменом – Саровской пустыни. Мать Досифея не оставляла их духовным руководством до конца своей жизни и поучала не только устно, но и письменно.

Досифея скончалась в 1810 году, 4 дня, 64 лет от роду, после 25-летнего пребывания в монастыре Ивановском. Погребение её совершено было с особой торжественностью. За болезнью престарелого митрополита Платона отпевал её московский викарий, епископ Дмитровский Августин с почётным духовенством. Сенаторы, члены Опекунского Совета и доживавшие свой век в Москве вельможи Екатерининского времени явились на её похороны в лентах и мундирах. Был и муж её двоюродной сестры, в девичестве Прасковье Кирилловне Разумовской. В высшем тогдашнем светском круге все знали, кто эта почившая. Толпы народа наполняли монастырь и все улицы, по которым проходила процессия. Тело её погребено в Новоспасском монастыре, у восточной ограды, на левой стороне от колокольни (под №122).

На её могиле на диком надгробном камне находится следующая надпись:”Под сим камнем положено тело усопшей о Господе монахини Досифеи обители Ивановского монастыря, подвизавшейся о Христе Иисусе в монашестве 25 лет и скончавшейся февраля 4 дня 1810 года”.

В Новоспасском монастыре хранится портрет инокини Досифеи, на обороте которого находится следующая надпись: “Принцесса Августа Тараканова, и иноцех Досифея, постриженная в Московском Ивановском монастыре, где по многих летех праведной жизни своей и скончалась, погребена в Новоспасском монастыре”.
В чертах лица Досифиеи, судя по портрету, знатоки находят сходство с матерью её, императрицей Елизаветой Петровной.

Константина Дмитриевича Флавицкого (1830-1866) многие искусствоведы называют художником одной картины. Умер он рано, в тридцать шесть лет, от туберкулеза. «Княжна Тараканова» - картина, которая обессмертила художника. Но человеку неискушенному остается непонятен ее смысл. Если на полотне изображена княжна, то почему она находится в тюремной камере? И почему застенки заливает вода? Зритель понимает только, что молодая красивая девушка в ужасе ждет своего смертного часа. Трагизм ситуации сквозит в каждой детали картины. Какую же тайну скрывает полотно, находящееся в Третьяковской галерее? Читайте об этом в данной статье.

Небольшой экскурс в историю

Кто же такая княжна Тараканова, и реальный ли это персонаж? Происхождение этой личности до сих пор туманно. Одни исследователи считают, что она была дочерью булочника из Нюрнберга, другие - трактирщика из Праги. Бытует даже мнение, что она могла являться отпрыском «Таракановыми» называли в России незаконнорожденных детей императрицы Впервые молодая авантюристка появляется под именем мадмуазель Франк, потом - мадам Тремуйль, персиянки Али-Эмете, пока, наконец, не называет себя Елизаветой Владимирской, дочерью императрицы, рожденной от тайного брака последней с фаворитом Разумовским. Так сложилось, что в России только недавно был подавлен бунт Емельяна Пугачева - еще одного «Тараканова». Екатерина Вторая не могла остаться безучастной к еще одной претендентке на престол. Она поручает графу Орлову похитить самозванку. Тот хладнокровно притворяется поклонником княжны Таракановой, добивается ее взаимности и даже предлагает ей руку и сердце. Венчание должно было произойти на борту русского судна, стоящего на рейде в Ливорно. Там княжну и арестовали. Умерла прекрасная самозванка в Петропавловской крепости. Под впечатлением этих событий и родилась картина «Княжна Тараканова». История бедняжки, закончившей жизнь во цвете лет в мрачных застенках, позже обросла легендами.

Правда и домысел

Официальные источники утверждают, что узница Петропавловской крепости умерла от туберкулеза в декабре 1775 года. На последней исповеди она не раскрыла священнику тайну своего происхождения. Но есть и другие записи. Так, известно, что в 1785 году приняла постриг некая княжна Тараканова и под именем инокини Досифеи провела в стенах московского Ивановского монастыря остаток жизни. Она находилась под охраной, а навещали ее митрополит Платон и прочие знатные лица. Умерла Досифея в феврале 1810 года. Она похоронена в усыпальнице Романовых в Новоспасском монастыре. Однако в памяти народа смерть принцессы окружена легендами. По одной из них, княжна Тараканова (картина инспирирована именно этим мифом) утонула во время сильного наводнения, случившегося в сентябре 1777 года. За всю историю Петербурга это был третий по силе разлив Невы. Вода поднялась на три с лишним метра выше своего обычного уровня.

К. Флавицкий и его история

Художник родился в семье мелкого чиновника в 1830 году. Он рано осиротел и провел детство в воспитательном доме. Однако талант к рисованию помог ему выбиться в люди. Его отдали в художественную школу за средства Общества поощрения художников. Позже он поступил студентом к профессору Ф. А. Бруни. Флавицкий окончил с золотой медалью в 1855 году. Награду ему принесла студенческая работа «Братья продают Иосифа в рабство». дала Флавицкому возможность за государственный счет провести несколько лет в Италии, чтобы усовершенствовать свое мастерство. Именно там и зародился замысел написать полотно о великой и таинственной авантюристке. Эскиз, по которому двумя годами позже была написана картина «Княжна Тараканова», автор сделал в Италии. Вернувшись в Россию, Флавицкий представил на суд публики полотно «Христианские мученики в Колизее» (1862), не вызвавшее особого восторга.

Картина «Княжна Тараканова»: описание

На полотне мы видим прекрасную девушку, спасающуюся от неминуемой смерти на своей кровати. Холодные волны Невы все прибывают в камеру. Тюремная койка уже наполовину исчезла под водой. Драматизма прибавляют две мокрые крысы, взбирающиеся на кровать и жмущиеся к ногам узницы. «Княжна Тараканова» - картина, построенная на контрастах. Некогда роскошное платье выглядит ярким пятном в убогой серой обстановке каземата. Да и сама девушка с разметавшимися волосами, бледная, испуганная, кажется прекрасной экзотической птицей, попавшей в силки российской тюремной системы.

«Княжна Тараканова»: картина-фрондера?

Следует учесть период, в который создавалось полотно. В 1861-1862 годах многие молодые люди, протестующие против репрессивного строя, были арестованы. Некоторые из них были заточены в Петропавловскую крепость и погибли там. Возможно, в картине заключена некая фронда, скрытый бунт? Не зря ведь полотно Флавицкого восторженно приветствовал демократический стан России, и очень прохладно его восприняли официальные круги. Александр II, побывав на выставке, распорядился внести запись в каталог, что "сюжет сей картины заимствован из романа, не имеющего ничего общего с исторической истиной". После этого большинство галерей остереглось приобретать полотно. И только частный негоциант Третьяков купил его для своей коллекции.

Непокорная княжна Тараканова?

Картина Флавицкого, если рассмотреть ее поближе, раскрывает одну немаловажную деталь. У княжны Таракановой четыре руки. Две, явственно видимые, безвольно опущены вдоль тела. Но если присмотреться, можно увидеть две руки, которые скрестила на груди. Это было первым замыслом автора. Позже он изменил его, решив показать всю чудовищную власть российской властной системы ломать души людей. Он закрасил скрещенные руки. Но они почему-то проступили вновь.

(По материалам А. Низовского)

В один из осенних дней 1742 г. (по другим версиям - 15 июня 1748 г.; или в 1744 г.; или в 1750 г.) в маленьком подмосковном храме Знамения в селе Перово (а по другой версии - в московской церкви Воскресения в Барашах) дочь Петра Великого, императрица и самодержица Всероссийская Елизавета тайно обвенчалась с казацким сыном-хохлом, бывшим певчим Алексеем Розумом, а ныне - графом Алексеем Григорьевичем Разумовским. Венчание было совершено при свидетелях, «молодым» были вручены документы, свидетельствовавшие о заключении брака. Спустя несколько дней после венчания императрица пожаловала Разумовского званием генерал-фельдмаршала и переехала с ним в Санкт-Петербург, где муж императрицы поселился в специально построенном для него дворце, известного под именем Аничкова.

Московские старожилы долгое время спустя указывали на необычную корону, увенчивавшую крест над церковью Воскресения в Барашах, и утверждали, что здесь венчалась императрица Елизавета, и в память об этом событии на кресте был установлен брачный венец. А тайная свадьба Елизаветы с Разумовским якобы происходила неподалеку, в доме, построенном Растрелли, который долгое время спустя занимала 4-я московская гимназия. Здесь Разумовский жил какое-то время со своей царственной супругой.

Итак, тайный брак Елизаветы и Алексея Разумовского «имел место быть» - в этом сомнений практически нет никаких. А вот имелось ли потомство от этого брака? Тут, увы, мы вступаем в область довольно шатких гипотез.

Достоверно известно только то, что граф Алексей Григорьевич Разумовский умер бездетным.

Но если даже мы, имея в своем распоряжении давно рассекреченные государственные архивы XVIII столетия, не можем сказать ничего определенного по этому поводу, то что должны были думать современники? Ведь слухи о детях Елизаветы и Разумовского с конца 1760-х гг. ходили по всей России.

Сколько же у тайного брака императрицы было «плодов»? Говорили разное: у Елизаветы от Разумовского родились сын и дочь; два сына и дочь; две дочери и сын. Точно, естественно, никто ничего сказать не мог.

По поводу сына Елизаветы и

Разумовского, «князе Тараканове», ходили слухи, что этот «князь» всю Княжна Тараканова жизнь провел в одном из монастырей Переяславля-Залесского, горько сетуя на свою судьбу, и умер в начале XIX в.

Правда, по другой версии, фамилия его была Закревский и он сделал себе блестящую карьеру в Петербурге, став тайным советником и президентом медицинской коллегии.

Но, конечно, самой романтичной легендой стала судьба княжны Таракановой - дочери Елизаветы и Разумовского. В этой легенде переплелись истории, по крайней мере, двух женщин, выступавших под этим именем. Одна из них, Августа Тараканова, более известна под именем инокини Досифеи, вторая - легендарная красавица Елизавета Тараканова, запечатленная на хрестоматийной картине Г. Флавицкого.

Но этим количество «княжон Таракановых» не исчерпывалось. Молва утверждала, например, что в нижегородском посаде Пучеж долгое время жила и в 1839 г. умерла дочь императрицы Елизаветы Петровны и графа Разумовского, известная под именем Варвара Мироновна Назарьева. Большую часть своей жизни она прожила инокиней при Пушавинской церкви Пучежа, пользуясь большим уважением жителей.

Таинственная монашка, известная как «княжна Тараканова», жила отшельницей и умерла в московском Никитском монастыре в начале XIX столетия.

Предания о «дочери Елизаветы и Разумовского» рассказывали в женских монастырях Арзамаса, Екатеринбурга, Костромы, Нижнего Новгорода и Уфы - сюда в разное время привозили на жительство загадочных женщин, «принадлежавших к высшему сословию». Как правило, эти женщины были «умалишенными», что не мешало народной молве окружать их всевозможными легендами.

Почему дочь Елизаветы и Разумовского получила фамилию Таракановой, достоверно неизвестно. Предполагали, что происхождение фамилии связано с местом рождения графа Разумовского - слободой Таракановкой (никогда в реальности не существовавшей). Другие исследователи считают, что фамилия Тараканова произошла от искаженной фамилии Дараган: известно, что родная сестра графа А. Г. Разумовского Вера Григорьевна была замужем за казачьим полковником Е.Ф. Дараганом. Ихдети были привезены в Петербург и жили при дворе. Не исключено, что отсюда родилась эта фамилия: Дараган - Дараганова - Тараканова.

Легенда о княжне Таракановой гуляла по России и Европе более полувека. В Европе, а затем в России начали появляться публикации, авторы которых словно старались превзойти друг друга в сочинении небылиц. Нагромождению слухов вокруг имени княжны Таракановой положил конец член московского Общества истории и древностей Российских граф В.Н. Панин, который обратился к Александру II с предложением рассекретить материалы следствия по делу княжны Таракановой. Эти материалы были опубликованы В.Н. Паниным в «Чтениях в Обществе истории и древностей Российских» (1867 г., кн. 1).

В начале 1770-х гг. в Европе объявилась молодая женщина весьма привлекательной, по отзывам современников, наружности и весьма неясного происхождения. Впрочем, ее происхождение и подлинное имя так и остались тайной.

Не исключено, что она была родом из Германии. Позднее некоторые уверяли, что она была дочерью трактирщика из Праги, а другие говорили, что она дочь нюрнбернгского булочника. Сама себя она называла по-разному: Франк, Шель, Тремуйль и т.д.

Загадочной женщине было около 20 лет, но многие указывают, что она была, по крайней мере, на семь лет старше. Настоящий ее возраст и, следовательно, дата рождения также остались невыясненными.

Где именно побывала до 1772 г. авантюристка, назвавшаяся зимой 1773/74 г. Елизаветой II (по имени своей матери, императрицы Елизаветы Петровны), неизвестно. А. Г. Орлову она говорила, что из России она через Ригу и Кенигсберг поехала в Берлин, где открылась Фридриху II. После этого, сообщал Орлов императрице Екатерине II, она «была во Франции, говорила с министрами, дав мало о себе знать».

Если сопоставить дошедшие до нас версии, которые выдвигала самозванка, то ее биография выглядела следующим образом. В младенческом возрасте «дочь Елизаветы Петровны» вывезли сперва во Францию в город Лион, а затем в Голштинское герцогство, в город Киль. В 1761 г. она вновь оказалась в Петербурге, но Петр III, взойдя на престол и опасаясь своей конкурентки, выслал ее в Сибирь (или в Персию). Тогда-то она и узнала о своем происхождении, но, опасаясь возвращаться в Россию, принялась странствовать по Европе, чтобы добиться признания своих прав.

Первые реальные следы незнакомки обнаруживаются в Берлине, откуда она через Гент и Лондон в 1772 г. прибыла в Париж. Здесь она именовала себя Али Эмете, княжна Владимирская с Кавказа (в некоторых письмах она именует себя еще «владетельницей Азова, единственной наследницей весьма древнего рода Волдомиров»), и утверждала, что чрезвычайно богата, так как владеет «персидскими сокровищами». При даме состоял некто барон Шенк, вероятно - ее любовник, человек с крайне сомнительной репутацией, продувная бестия, как выяснилось впоследствии - использовавший «Али Эмете» в качестве орудия «для разных обманов». Вскоре вокруг загадочной дамы образовался кружок из еще нескольких подобных аферистов и шулеров.

В Париже «княжна Владимирская» жила на широкую ногу, завела знакомство со многими влиятельными и не очень влиятельными людьми, среди которых, в частности, оказался польский эмигрант, великий гетман литовский Михаил Огинский, который искал в лице Франции союзника в деле восстановления независимости разделенной и поглощенной соседними державами Польши.

Но до начала «польской интриги» с самозванкой в главной роли было еще далеко. «Можно утвердительно сказать, что Огинский ни в это время, ни после не побуждал ее наименоваться дочерью императрицы Елизаветы Петровны», - пишет граф В.Н. Панин.

Бурная жизнь «княжны Владимирской» в Париже окончилась тем, что она совершенно запуталась в долгах и была вынуждена бежать во Франкфурт-наМайне, где ее, однако, сразу посадили в тюрьму. Ее выручил граф Ф. Лимбургский, по уши влюбившийся в авантюристку и всерьез хотевший жениться на ней. Пользуясь его сердечным покровительством, она около полутора лет прожила в его графстве Оберштайн.

В декабре 1773 г. впервые пронесся слух, что под именем «принцессы Владимирской» скрывается прямая наследница русского престола - княжна Елизавета Алексеевна Тараканова, дочь Елизаветы Петровны и ее фаворита графа Разумовского, плод их законного, хотя и тайного, брака. Вполне вероятно, что первопричиной, заставившей самозванку принять на себя имя «княжны Таракановой», была элементарная потребность в средствах, сопровождавшая ее всю жизнь, и всю жизнь она была в долгах, как в шелках. Граф Лимбургский, несмотря на любовь к авантюристке, деньгами ее не баловал, зато у него была одна струнка, на которой можно было ловко сыграть: дело в том, что граф имел притязания на Голштинию (Шлезвиг-Гольштейн) - «родину русских императоров», маленькое герцогство, имя которого так часто появляется на страницах русской истории XVIII столетия…

Судя по всему, граф Лимбургский в принципе ничего не имел против такого превращения своей любовницы, хотя и предостерегал ее от необдуманных действий. Но возле «княжны Таракановой» уже появился некто, прозванный «мосбахским незнакомцем» и который при ближайшем рассмотрении оказался небогатым и незнатным польским шляхтичем-эмигрантом Михаилом Доманским, связанным с так называемой Генеральной конфедерацией. Эта встреча для Елизаветы оказалась судьбоносной и - роковой…

Но сначала - несколько слов о ее новых покровителях.

В 1768 г. король Польши Станислав Август Понятовский заключил с Россией Варшавский договор о вечной дружбе. Многие положения договора вызвали неудовольствие польских магнатов. Пользуясь поддержкой Австрии и Франции, 16 (29) февраля 1768 г. противники короля создали в городе Бар (Подолия) конфедерацию и объявили Станислава Понятовского низложенным. Король и Сенат Речи Посполитой призвали на помощь русские войска. Конфедераты обратились за помощью к Турции, но султан отказал им и направил указы крымскому хану и молдавскому господарю, запрещающие им вмешиваться в польские дела.

В разгроме конфедератов решающую роль сыграл А.В. Суворов. После поражения вожди Барской конфедерации в августе 1772 г. бежали в Германию и Францию, где основали Генеральную конфедерацию. Почти 10 тысяч пленных конфедератов были отправлены во внутренние районы России. Около 7 тысяч конфедератов, в том числе их предводители - граф Потоцкий и А. Пулавский, находились в Казани.

Пленные вожди конфедератов пользовались большими привилегиями. А. Пулавскому, например, для проживания был предоставлен дворец. После начала пугачевского восстания Екатерина II обещала конфедератам освободить их, если они примут участие в борьбе с повстанцами. Множество знатных шляхтичей-конфедератов добровольно выступили на стороне правительства.

Иное дело - рядовые конфедераты. Ни от своих начальников, ни от русского правительства они ничего хорошего не видели и охотно вступали в ряды пугачевской армии. Это лишний раз подчеркивает глубоко социальный характер пугачевского движения. Показательно, что польский генерал-конфедерат С.К. Станиславский, перейдя на русскую службу, зверски расправлялся с солдатами-конфедератами, которые в той или иной форме проявляли симпатии к пугачевским повстанцам.

Зимой 1773/74 г., когда «принцесса Елизавета» путешествовала по Европе, эмигрантские лидеры Генеральной конфедерации начали разрабатывать бредовые планы вторжения в Россию, стремясь использовать начавшуюся войну России с Турцией. План конфедератов предусматривал комбинированное наступление на Россию с трех-четырех сторон. Одну из главных ролей, по их расчетам, должен был сыграть Пугачев. Конфедераты планировали установить с ним связь через А. Пулавского, который какое-то время находился в лагере Пугачева. Но Пугачев и пугачевцы, как и всякие истинно русские люди, испытывали большую неприязнь и подозрительность к любым иностранцам, и Пулавский, ничего не добившись, отстал от пугачевцев. Никакой реальной почвы под планами конфедератов не было - эмигранты не имели ни сил, не средств, ни весомой международной поддержки. Зато в наличии была «законная наследница русского престола»…

В свою очередь, самозванка, когда в Европу стали приходить известия о восстании Пугачева, развила бешеную активность. В 1774 г. она стала распускать слухи, что Пугачев - ее родной брат и действует с ней заодно. Затем она стала говорить, что это ее родной брат по отцу, «князь Разумовский», принял имя донского казака Пугачева и поднял восстание для возведения законной претендентки на русский престол. Но чем ближе ей казался российский престол, тем настойчивее она отделяла себя от родства с Пугачевым. В 1775 г. она уже заявляла английскому посланнику в Неаполе, что Пугачев не ее брат, а донской казак, получивший заботами ее матери императрицы Елизаветы Петровны «блестящее европейское образование».

«Трудно со всей определенностью утверждать о наличии непосредственных связей «Елизаветы II» и ее сторонников с планами беглых вождей конфедератов. Но то, что деятельность тех и других не просто совпадала по времени, но и перекликались - несомненно», - считает А.С. Мыльников, автор книги «Искушение чудом: «русский принц», его прототипы и двойники-самозванцы».

Конечно, польские эмигрантские круги оказали решающее влияние на перерождение международной авантюристки в самозванку «княжну Тараканову». Не исключено, что и саму мысль назваться дочерью императрицы Елизаветы подал ей Михаил Доманский, который еще в 1769 г. слышал от какого-то русского офицера, что Елизавета Петровна имела дочь от тайного брака с Разумовским.

Близость Михаила Доманского с самозванкой вскоре переросла в нечто большее. Во всяком случае, он стал наиболее преданным ей человеком. А в начале 1774 г. возле «княжны Таракановой» появляется фигура покрупнее - князь Карл Радзивилл, маршал Генеральной конфедерации, воевода виленский, личность, весьма популярная среди шляхты.

Переписка самозванки с Радзивиллом началась еще в 1773 г. Характерно, что в одном из писем Радзивилл называет ее «призванной провидением для спасения Польши». А первая встреча «княжны Таракановой» с Радзивиллом состоялась в Венеции, в доме французского консула. В Венецию самозванка прибыла в конце мая 1774 г. под именем графини Пинненберг. Ее окружала небольшая свита, в числе которой находились Доманский, полковник барон Кнорр, ставший «гофмаршалом» ее «двора», английский авантюрист Монтегю и другие.

Радзивилл довольно прозрачно намекнул самозванке, что она может быть весьма полезной для интересов конфедератов. Так как она как «законная дочь покойной русской императрицы Елизаветы Петровны» имеет неотъемлемое право на русскую корону, то конфедераты готовы оказать ей помощь, а взамен, став русской императрицей, «Елизавета II» должна будет вернуть Речи Посполитой Белоруссию и заставить Пруссию и Австрию восстановить Польшу в пределах 1772 г.

План действий, разработанный польскими эмигрантами при участии французских доброхотов, был таков: самозванка с Радзивиллом и группой польских и французских добровольцев отправляются в Константинополь, где под знаменем «княжны Таракановой» создается польско-французский добровольческий корпус, во главе которого «княжна» прибывает на театр военных действий русско-турецкой войны и обращается к русской армии как «законная наследница престола»…

Бред, конечно. Но игра в этот бред захватила самозванку, как малое дитя.

Она рассылала в разные страны письма, в которых уверяла, что в России у нее множество приверженцев и т.п. Она снова начала вести привычную ей роскошную и веселую жизнь, и ее дом в Венеции быстро приобрел репутацию «веселого». В результате - снова долги, нехватка средств, отчаянные попытки раздобыть деньги.

В июне 1774 г. корабль с самозванкой, Радзивиллом и добровольцами на борту наконец отправился в Константинополь, но из-за непогоды и дипломатических осложнений вся команда надолго застряла в Дубровнике (Рагузе), поселившись в доме французского консула.

В Дубровнике самозванка продолжала вести «веселую жизнь» и одновременно играть роль «русской наследницы», которой, похоже, сильно увлеклась.

Ее «неосторожное» поведение неоднократно приводило Радзивилла в отчаяние.

Начались первые ссоры.

Тем временем у самозванки созрел план установить связь с командованием русской эскадры, находившейся у берегов Италии. «Постараюсь, - писала она 10 июля 1774 г. одному из своих корреспондентов, - овладеть флотом, находящимся в Ливорно; это не очень далеко отсюда. Мне необходимо объявить, кто я, ибо уже постарались распустить слух о моей смерти… Я издам манифесты, распространю их по Европе, а Порта открыто объявит их во всеобщее сведение.

Друзья мои уже в Константинополе, они работают, что нужно».

Находясь в Дубровнике, самозванка так объясняла свои права на русский престол: «Я родилась в 1753 году и до девятилетнего возраста жила при матери.

Когда она скончалась, правление Русской империей принял племянник ее, принц Голштейн-Готторпский и, согласно завещанию матери моей, был провозглашен императором под именем Петра III. Я должна была лишь по достижении совершеннолетия вступить на престол и надеть русскую корону, которую надел Петр, не имея на то права. Но через полгода по смерти моей матери жена императора Екатерина низложила своего мужа, объявила себя императрицей и короновалась в Москве мне принадлежащею древней короной царей московских и всея России».

Появление новой самозванки не на шутку всполошило Екатерину II. Самозванка ведь не просто выдавала себя за дочь Елизаветы Петровны, но и заявляла права на российский престол. «Явление миру очередной «законной» наследницы российского престола лишний раз напоминало об узурпации трона Екатериной и в конечном счете подрывало на Западе престиж Северной Семирамиды», - пишет Н. Павленко.

Екатерина II предприняла энергичные меры по обезвреживанию самозванки. Она повелела графу А.Г. Орлову, находившемуся с русской эскадрой в Средиземном море, арестовать княжну - «поймать всклепавшую на себя имя во что бы то ни стало» - и переправить ее в Россию. «Если это возможно, - писала императрица Орлову, - приманите ее в таком месте, где б вам ловко бы было посадить на наш корабль и отправить ее за караулом сюда». В случае провала этой затеи Екатерина даже разрешила Орлову бомбардировать Дубровник из корабельных орудий: сперва надлежало потребовать от городских властей выдачи «твари», а если они откажутся, «то дозволяю вам употребить угрозы, а буде и наказание нужно, что бомб несколько в город метать можно».

Разрабатывая план ареста самозванки, Екатерина и Орлов были озабочены захватом находившихся при ней бумаг. В одном из писем к Орлову княжна сообщала, что у нее есть копии с подлинных завещаний Петра I, Екатерины I и Елизаветы. А в августе 1774 г. самозванка прямо заявила Орлову, что собирается опубликовать в европейских газетах названные документы, которые, в особенности завещание Елизаветы Петровны, якобы подтверждают ее права на русский трон. По мнению историка В.П. Козлова, эти бумаги явились плодом коллективного творчества польской эмиграции, выступавшей за восстановление разделенной Польши, «но возможно, что в какой-то степени к составлению «завещаний» мог быть причастен и Голштинский двор, и кто-то в России, заинтересованный в возведении на русский трон представителей этой династии».

Тем временем раздоры в стане самозванки становились все серьезнее. В Дубровник приходили известия, что турецкая армия разгромлена и Турция ищет мира с Россией. Какой уж тут «добровольческий корпус»! Франция, неверный союзник конфедератов, вызвалась стать посредником в русско-турецких мирных переговорах. Вдобавок, не было денег: итальянские банкиры отказали самозванке в финансовой помощи.

Взбешенная «княжна» написала письмо турецкому султану, требуя от него продолжать войну, но Радзивилл даже не стал отправлять это письмо. Он уже понял, что попал в глупейшее положение, связавшись с этой дамой. Противники Радзивилла в руководстве Генеральной конфедерации подняли головы, на него посыпался град упреков. Вдобавок, бывшие с ним польские и французские добровольцы, раздраженные беспутной самозванкой и бесцельным сидением в Дубровнике, списывались с Парижем и Венецией и получали оттуда от своих приятелей «самые неудовлетворительные известия» о самозванке. А французский резидент в Венеции «осмелился отозваться о ней весьма странным образом»…

Короче говоря, акции «княжны Таракановой» упали до нуля, и когда пришло известие о заключении Кючук-Кайнарджийского мира между Россией и Турцией, Радзивилл стал думать только о том, как спасти собственное лицо.

Конфедерация ссорилась с Радзивиллом, Радзивилл - с «княжной». Самозванка в отчаянии пыталась обрести почву под ногами. Ее прежняя затея - овладеть русским флотом в Средиземном море - не давала ей покоя. Через англичанина Монтегю она пересылает личное письмо графу А. Орлову. К письму были приложены манифест от имени «Елизаветы II, Божиею милостию княжны Российской» и копия подложного «Завещания императрицы Елизаветы Петровны», в котором Елизавета якобы завещала права на русский престол своей дочери. В письме к Орлову самозванка писала, что блистательные успехи народного восстания, затеянного братом ее, «называющимся ныне Пугачевым», ободряют ее как законную наследницу русского престола к предъявлению своих прав. Ей содействуют в этом турецкий султан и многие монархи Европы. Она имеет множество приверженцев в России. В заключение «княжна» обещала Орлову свое покровительство, величайшие почести и «нежнейшую благодарность».

Поняв, что самозванка ищет с ним контакт, Орлов направил своего эмиссара в Дубровник. Тем временем в октябре 1774 г. состоялся окончательный разрыв «княжны» с Радзивиллом. Забрав остатки своих «добровольцев», князь в начале ноября отбыл в Венецию. С самозванкой остались только верный Доманский, Ян Черномский и бывший иезуит Ганецкий. «Княжна» отправилась в Неаполь, а оттуда в Рим, где у Ганецкого имелись кое-какие связи. Там с помощью Ганецкого ей удалось познакомиться с некоторыми особами из папского окружения и снова начать роскошную жизнь. «Наследницей русского престола» заинтересовался влиятельный кардинал Альбани. Но тут, как назло. Папа Римский Климент XIV умер и всем стало не до «княжны»…

А граф Орлов уже имел на руках приказ императрицы Екатерины «захватить всклепавшую на себя имя во что бы то ни стало». Его адъютант И. Христинек, посланный в Рим, в январе 1775 г. отыскал самозванку и вступил с ней в переговоры, назвавшись лейтенантом русского флота. Он намекнул, что граф Орлов питает «живейшее участие» к судьбе «дочери императрицы Елизаветы».

Встреча Орлова и «княжны» состоялась в феврале 1775 г. в Пизе, куда самозванка прибыла под именем графини Силинской (Зелинской). Орлов заранее снял для нее в Пизе дом. Здесь Орлов впервые увидел знаменитую авантюристку.

Она была среднего роста, сухощава, статна, волосы черные, глаза карие, слегка косящие, нос с горбинкой. Своим обликом она напоминала итальянку Самозванка в совершенстве владела французским и немецким языками, могла объясняться по-английски и по-итальянски, но совсем не знала русского языка, плохо разбиралась в русской истории, считала сестрой своей «матери» императрицу Анну Иоанновну (она спутала с ней Анну Петровну, мать Петра III), а своего «отца» называла украинским гетманом (на самом деле гетманом был брат фаворита, Кирилл Разумовский).

С этих пор их встречи стали ежедневными. Орлов вел себя с «княжной» очень предупредительно, являлся к ней всегда в парадной форме, с орденской лентой через плечо. Они вдвоем ездили на загородные прогулки, посещали оперу, появлялись в публичных местах. Вскоре по городу поползли слухи, что русский граф и прекрасная княжна - любовники.

Обычно говорят, что Орлов притворился влюбленным в «княжну», но как далеко простиралось его притворство и где кончалась грань между фальшью и истинным чувством, и было ли это истинное чувство - мы не знаем. Орлов предложил ей руку, сердце и свои услуги, «повсюду, где б она их не потребовала», поклялся возвести ее на русский престол. Самозванка была очарована Орловым, но предложение руки вызвало у нее колебания. Может быть, что-то почувствовала своей женской интуицией? Но в целом любвеобильная и честолюбивая авантюристка не имела оснований не верить в искренность заверений своего нового поклонника. 21 февраля 1775 г. после завтрака у английского консула Орлов пригласил самозванку познакомиться с русскими кораблями, стоявшими на рейде Ливорно. Эскадра встретила княжну «Елизавету II» царским салютом, музыкой и криками «ура!». Самозванка поднялась на борт флагманского корабля «Три иерарха». В каюте адмирала Грейга свита самозванки и командование эскадры подняли за здоровье Елизаветы наполненные вином кубки. «Княжна» была счастлива как никогда.

Ее пригласили на палубу: полюбоваться маневрами эскадры. Захваченная зрелищем «своего» флота, самозванка даже не заметила, как Орлов и Грейг куда-то исчезли…

– По именному повелению ее величества царствующей в России императрицы Екатерины Алексеевны вы арестованы!

Самозванка с изумлением взглянула: перед ней стоял незнакомый гвардейский капитан, а ее окружил суровый караул… Шок был настолько силен, что Елизавета лишилась чувств.

Она пришла в себя только в запертой каюте, которую охраняли часовые.

Волны били в борт корабля: на всех парусах он шел в Россию.

Вместе с Елизаветой были захвачены Доманский, Чарномский, служанка и камердинер. В мае 1775 г. пленница была доставлена в Кронштадт. Отсюда была перевезена в Петербург и 26 мая заключена в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Для следствия по делу самозванки была создана специальная комиссия во главе с князем А.М. Голицыным. Главной целью комиссии было выяснение того, кто руководил самозванческой интригой - «кто начальник сей комедии».

Комиссия выслушала показания самозванки: зовут ее Елизаветой, ей 23 года, где она родилась - не знает, кто ее отец и мать - тоже не знает. До девяти лет она жила в столице Голштинии Киле, а затем в сопровождении какой-то женщины и трех мужчин ее переправили через Лифляндию и Петербург в Персию, где она прожила 15 месяцев. Приставленные к ней люди объясняли ей, что все эти ее перемещения делаются по воле императора Петра III.

Спустя некоторое время к Елизавете явился некий «татарин» и предложил ей бежать. Четверо суток она шла с ним пешком, пока староста какой-то деревни не сжалился над беглецами и не дал им лошадь. Они приехали на ней в Багдад, где их приютил богатый перс Гамет.

Однажды к Гамету приехал «персидский князь Гали» и отвез Елизавету в Исфахан, где он ее «весьма отменно почитал как знатную особу и многократно ей заявлял, что она - дочь Елизаветы Петровны, а отцом называли по-разному, кто Разумовского, а кто - иного». В Исфахане Елизавета прожила до 1769 г.

Затем в Персии наступили смутные времена и ее покровитель вынужден был бежать. Она согласилась ехать с ним в Европу. Их путь лежал через Россию, и Елизавета вынуждена была по дороге переодеваться в мужское платье, чтобы о ее происхождении никто не узнал. Через Петербург и Ригу путешественники добрались до Кенигсберга, а оттуда проследовали в Берлин и Лондон. Из Лондона «князь» Гали вернулся в Персию, оставив самозванке «драгоценных камней, золота в слитках и наличными деньгами великое число».

Прожив в Лондоне пять месяцев, Елизавета перебралась в Париж, где жила под именем персидской принцессы, а затем пожелала вернуться в Голштинию, чтобы прочно там обосноваться. Голштинский герцог узнал о ее появлении в Киле и предложил Елизавете стать его супругой, но она, «не зная ничего подлинно о своей породе, хотела наперед о том известиться». С этой целью она собиралась отправиться в Россию, но вместо этого оказалась в Венеции, где познакомилась с князем Радзивиллом…

«При естественной быстроте ее ума, при обширных по некоторым отраслям сведениях, наконец, при привлекательной и вместе повелительной наружности, нет ничего удивительного, что она возбуждала в людях доверие и благоговение к себе», - писал Голицын императрице.

Заключение «княжна» переносила крайне тяжело, ею постоянно овладевали приступы истерики. Из своей камеры самозванка писала отчаянные письма императрице и князю Голицыну. «Я изнемогаю», - слезно взывала она, просила Екатерину о личной встрече, просила о милосердии, клялась провести всю оставшуюся жизнь в монастыре…

Но ее письма никого не разжалобили. Кроме того, Елизавета выдвигала в них такие причудливые версии своей жизни, что Голицын, читая их, просто хватался за голову. Так, Елизавета утверждала, что она родилась в горах Кавказа, родом она черкешенка, а воспитывалась в Персии. Персию она оставила, намереваясь с помощью России приобрести полосу земли вдоль Терека, пригласить туда французских и немецких поселенцев и основать небольшое пограничное государство на Кавказе, которые служило бы для России «связью с Востоком и оплотом против диких горцев». В этой затее ей якобы помогал граф Лимбургский.

На очередном допросе Голицын стал увещевать самозванку отказаться от безумных версий и рассказать наконец кто она и откуда.

– Легко может быть, что я родилась в Черкесии, - стояла на своем «княжна».

– Я имею явные доказательства, что ты дочь пражского трактирщика, в чем я советую тебе признаться! - настаивал Голицын.

– Я никогда не бывала в Праге! - заявила чахоточная «княжна». - И готова глаза выцарапать тому, кто осмелится приписать мне такое происхождение!

«Бесстыдно упорствует во лжи», - отметил в протоколе допроса секретарь.

«Она человек коварный, лживый, бесстыдна, зла и бессовестна», - твердил Голицын. Методы его следствия, не распространяясь до пыток, тем не менее были направлены на то, чтобы морально сломить узницу. Ее ограничивали в пище, одежде и других повседневных потребностях. Все это не могло не сказаться на здоровье Елизаветы. Со второй половины октября она начала заметно слабеть. Уже 26 октября 1775 г. Голицын сообщал императрице, что узница «от давнего времени находится в слабости, пришла ныне в такое худое состояние здоровья, что пользующий ее лекарь отчаивается в ее излечении и сказывает, что она, конечно, долго не проживет».

В ноябре самозванка разрешилась от бремени сыном. Его восприемниками стали генерал-прокурор князь А.А. Вяземский и жена коменданта Петропавловской крепости. Забегая вперед, скажем, что этот незаконнорожденный сын графа Алексея Орлова-Чесменского и «княжны Таракановой», как утверждают, был впоследствии известен под именем Александра Алексеевича Чесменского. Он служил в лейб-гвардии Конном полку и умер в молодом возрасте.

В первых числах декабря стало ясно, что самозванка умирает. По ее просьбе, ее исповедовал православный священник. Умирала «княжна» тяжело, агония длилась почти двое суток. 4 декабря Елизаветы не стало.

Скончавшаяся от скоротечной чахотки самозванка была тайно погребена на территории Петропавловской крепости, в Алексеевском равелине, унеся в могилу тайну своего происхождения.

Арестованные вместе с «княжной» ее приближенные - Доманский, Чарномский, служанка и камердинер - после допросов были высланы за границу Каждому из них было выдано на дорогу по пятьдесят рублей, и всем им под страхом смертной казни было запрещено приезжать в Россию.

Впоследствии появился слух, что княжна Тараканова погибла 10 сентября 1777 г. во время наводнения в Петербурге. Эта легенда вдохновила Г. Флавицкого на создание картины «Княжна Тараканова», ставшей классикой. Впрочем, образ таинственной узницы вызвал к жизни и целое море других легенд… В 1785 г. в московский Ивановский монастырь по приказу императрицы Екатерины II была доставлена нестарая еще женщина - среднего роста, худощавая, сохранившая на своем лице следы редкой красоты. Неизвестную постригли в монахини под именем Досифеи. Никто не знал ни ее настоящего имени, ни ее происхождения. Видно было только, что она «происхождения знатного, образования высокого». Говорили, что это - принцесса Августа Тараканова, дочь от тайного брака императрицы Елизаветы с графом Алексеем Григорьевичем Разумовским…

По преданию, она родилась через год или полтора после венчания Елизаветы с Разумовским. По отчеству «княжна» называла себя почему-то Матвеевной. До 1785 г. эта Августа Матвеевна Тараканова, по ее словам, жила за границей.

Когда и как она туда попала - неизвестно. Вполне вероятно, что это могло; произойти после смерти Елизаветы (она умерла 25 декабря 1761 г.).

Мысль о том, что где-то за границей живет «подлинная» (в отличие от «неподлинной» - самозванки Елизаветы Таракановой) дочь Елизаветы Петровны,; тревожила Екатерину II не меньше других прочих забот с Иваном Антоновичем, Брауншвейгской фамилией, Петром III и толпой самозванцев. Непрерывная борьба с ежегодно появляющимися претендентами на престол, придворные, интриги и заговоры, вероятно, в конце концов привели императрицу к мысли о том, что «княжну Тараканову» необходимо вернуть в Россию и изолировать.

О том, как осуществлялась операция по доставки княжны в Россию, известно только со слов самой инокини Досифеи. В несколько иносказательной форме, говоря о себе в третьем лице, она впоследствии рассказывала эту историю Г.И. Головиной: «Это было давно. Была одна девица, дочь очень-очень знатный родителей. Воспитывалась она далеко за морем, в теплой стороне, образование получила блестящее, жила в роскоши и почете, окруженная большим штатом прислуги. Один раз у нее были гости, и в числе их - один русский генералі очень известный в то время. Генерал этот предложил покататься в шлюпке по взморью. Поехали с музыкой, с песнями, а как вышли в море, там стоял наготове русский корабль. Генерал и говорит ей: не угодно ли посмотреть устройство корабля? Она согласилась, вошла на корабль, а как только вошла, ее уж силой отвели в каюту, заперли и приставили часовых. Это было в 1785 г.».

Далее, по легенде, схваченную княжну привезли в Петербург и представили императрице. Екатерина долго с ней беседовала, говорила о Пугачеве, о самозванке Таракановой - княжне Владимирской, о государственных потрясениях, которые возможны в случае, если «враги существующего порядка» воспользуются ее именем, и, наконец, объявила, что во имя спокойствия в стране «княжна Тараканова» должна удалиться от мира и жить в монастыре в уединении, «чтобы не сделаться орудием в руках честолюбцев». Местом заключения был избран Ивановский монастырь в Москве, который по указу императрицы Елизаветы от 20 июня 1761 г. служил местом «для призрения вдов и сирот знатных и заслуженных людей».

Августа была отправлена в Москву. Екатерина II приказала игуменье монастыря «принять и содержать новоприбывшую в особенной тайне, постричь и никого не допускать к ней до свидания». Княжна Тараканова была пострижена под именем Досифеи и в первые годы своего заточения в монастыре содержалась в большом секрете. Кроме игуменьи, духовника и келейницы, никто не имел права входить к ней. Окна кельи, где жила Досифея, постоянно были задернуты занавеской. На стене кельи до самого последнего дня жизни Досифеи висел портрет императрицы Елизаветы.

Рассказ Августы-Досифеи в главных чертах практически повторяет историю Елизаветы Таракановой. Похоже, что Августа когда-то где-то «слышала звон», но явно не знала «где он», а чтобы она не звонила на всех углах, ее и запрятали в монастырь. В целом же судьба Досифеи не отличается от судьбы других подобных «княжон Таракановых», разосланных как «умалишенные» по разным монастырям России.

В общих богослужениях и трапезах сестер обители Досифея не участвовала, и лишь иногда специально для нее устраивалось богослужение в маленькой надвратной церкви Казанской Божьей матери. Во время службы двери церкви запирались.

Моральное состояние Досифеи было очень тяжелым: она постоянно чего-то боялась, при любом шорохе или стуке вздрагивала, бледнела и «тряслась всем телом».

После смерти императрицы Екатерины II положение Досифеи несколько улучшилось. К ней стали беспрепятственно допускать посетителей, у Досифеи побывали митрополит Платон, ряд высокопоставленных лиц и якобы даже ктото из членов императорской фамилии.

Досифея умерла в 1808 г. в возрасте 64 лет, после двадцатипятилетнего заключения, и была погребена в московском Новоспасском монастыре. В этом монастыре долго хранился портрет инокини Досифеи, на обратной стороне которого кем-то была сделана надпись: «Принцесса Августа Тараканова, во иноцехДосифея, постриженная в Московском Ивановском монастыре, где по многих летах праведной жизни своей и скончалась, погребена в Новоспасском монастыре».

При реконструкции Новоспасского монастыря в 1996 г. захоронение монахини Досифеи было вскрыто, и ее останки изучались сотрудниками Республиканского центра судебно-медицинской экспертизы и известным профессоромкриминалистом, доктором медицинских наук В.Н. Звягиным.

Исследования показали, что, во-первых, рассказы о красоте, или «былой красоте», предполагаемой княжны Августы Таракановой лишены всякого основания: красавицей ее назвать было никак нельзя. Досифея была инвалидом детства: горбатой после перенесенной в детстве травмы, вдобавок круглолицей и невысокого роста. Вдоль ее передних зубов шли горизонтальные бороздки - следствие стресса, голодания или травмы.

Итак, красивой легенде конец? Доктор исторических наук А. К. Станюкович, руководитель раскопок в Новоспасском монастыре, считает, что окончательно точку ставить рано: надгробие Досифеи могло быть смещено, например, во время разграбления французами монастыря в 1812 г. и оказаться над могилой какой-нибудь другой старицы. Кроме того, череп Досифеи настолько плохо сохранился, что со стопроцентной уверенностью идентифицировать его просто было невозможно. Иными словами, в деле «княжны Августы Таракановой» остается некая неопределенность, оставляющая простор для вымыслов…

Княжна Тараканова

Когда в залитых светом залах Коломенского дворца шумело, гремело пиршество, устроенное Петром I в честь рождения дочери Елизаветы, за сотни верст от Москвы, в одной из хат захудалого хутора Лемеши, расположенного на тракте между Киевом и Черниговом, покачивалась под низким потолком люлька с младенцем, сыном казака Григория Розума. Нарекли его при крещении Алексеем, по-украински Олексой.

черниговский казак

Олекса рос смышленым, любознательным хлопцем. Отца его, закоренелого гуляку и завсегдатая местных шинков, приводила в ярость любовь к книге, которую он заметил v сына. Однажды, войдя в хату и увидев Олексу с книгой в руках, он бросился на него с топором. Олекса, спасаясь от лютого отцовского гнева, убежал в соседнее село Чемер, к дьячку приходского храма, и взмолился о защите и приюте. Чемерский дьячок устроил его при храме, благо голос у него был, как говорили в старину, ангельский.

Там, в Чемерах, и приметил Олексу Розума полковник Федор Вишневский, возвращавшийся из Венгрии с винами для императорских погребов. Помимо этого, главного поручения, он имел еще одно, так сказать, попутное — искать голосистых парней для придворной капеллы.

Граф Алексей Григорьевич Разумовский

Певчего с Черниговщины цесаревна Елизавета впервые увидела и услышала в дворцовой церкви. Да и как было не заприметить его, как не восхититься его пением!.. Рассказывают, что Олекса Розум был на редкость хорош собой. Высокий, стройный, смуглый, с правильными чертами лица, с темными глазами под изящно изогнутыми бровями. Одним словом, писаный красавец. И к тому же голос чистый, звонкий тенор.
Олекса Розум переселился к цесаревне и был зачислен в ее скромный двор в должности бандуриста. После дворцового переворота в ноябре 1741 года, когда тридцатидвухлетняя Елизавета взошла, наконец, на престол, бандурист с хутора Лемеши круто взмыл ввысь: графское достоинство под новой фамилией - Разумовский, камергер, обер-егермейстер, лейб-компании капитан-поручик и, наконец, генерал-фельдмаршал.

Дворцовый переворот Елизаветы Петровны

Орден святой Анны и орден святого Андрея Первозванного. Тысячи крепостных. При коронации он нес её шлейф.

Увлечение российской императрицы бывшим певчим и бандуристом было, видимо, настолько сильным и глубоким, что она пошла с ним под венец. Обвенчались Елизавета и Разумовский тайно в подмосковной церкви поздним вечером, 24 ноября 1742 года, в первую годовщину дворцового переворота...

Императрица Елизавета Петровна

Чем был вызван такой шаг? Скорее всего, тайное венчание было обусловлено политическими соображениями. Сановники опасались, что руки красивой царицы будут домогаться многие европейские принцы. А иностранного засилия и так с лихвой натерпелись в царствование Анны Иоанновны. Бироновщина всем была памятна...

Согласно легенде, года два-три спустя после венчания в подмосковной церкви в Перово императрица Елизавета Петровна скрытно родила дочь, которую и прозвали позже «княжной Таракановой». Странное имя, не правда ли?

церковь “ Иконы Божьей матери Знамение “ в Перово

Князей Таракановых история не знает. Да и причем тут Таракановы, когда с одной стороны - Романова, а с другой - Разумовский? На этот счет строили различные предположения, но убедительнее других представляется одно, связывающее фамилию загадочной княжны с фамилией родственников Алексея Разумовского - Дараганов.

За казака Дарагана была выдана одна из его сестер - Вера. В придворных кругах Дараганов переделали в Дарагановых, а от Дарагановых - один шаг до Таракановых, фамилии куда более понятной для русских. Таракановыми стали называть не только племянников Алексея Разумовского, но и родную дочь его, которая провела раннее детство в доме Дараганов. Больше о ней, в те годы, ничего не было известно.

Император Петр III Федорович

После смерти императрицы Елизаветы на престол вступил Пётр III. Отношения у них c женой Екатериной были плохие, император явно шел к разрыву: Екатерину ждал развод, монастырь, может быть смерть.
Различные кружки лелеяли мысль о низложении Петра III. Екатерина, пользовавшаяся популярностью в народе, имела свои планы.

Пётр III и Екатерина II

Гвардейцы мечтали видеть ее на престоле; сановники помышляли о замене Петра его сыном под регентством Екатерины. Случай вызвал преждевременный взрыв. В центре движения стояли гвардейцы: сановникам пришлось признать свершившийся факт воцарения Екатерины.
Петр III был низложен 28 июня 1762 г. военным мятежом, без выстрела, без пролития капли крови.

провозглашение Екатерины II императрицей

В последовавшей затем смерти Петра III (6 июля 1762 г.) Екатерина скорее всего неповинна. Однако воцарение Екатерины безусловно было узурпацией - нельзя было подыскать никаких легальных для него оснований.

Императрица Екатерина II Алексеевна Великая

Императрица Екатерина II, не имела абсолютно никакой кровной связи с «царствующим домом», и все годы своего долгого царствования она постоянно и пристально озиралась в страхе перед появлением какого-нибудь «законного» претендента или какой-нибудь «законной» претендентки.
А по свету пошла гулять легенда о том, что где-то находится законная наследница (наследник?) престола...

B октябре 1772 года в Париже объявилась молодая очаровательная женщина - та самая, которая позже стала называть себя Таракановой. У нее было и другое имя - Али Эмети, княжна Владомирская. Она остановилась в роскошной гостинице на острове Сен-Луи и жила на широкую ногу, о чем вскоре узнал весь Париж. Ее окружали толпы прислуги. Рядом всегда находились барон Эмбс, которого она выдавала за своего родственника, и барон де Шенк, комендант и управляющий.

Приезд таинственной иностранки привнес в жизнь парижан необычайное оживление. Принцесса Владомирская открыла салон, рассылала приглашения, и на них охотно откликались.

Сказать по правде, публика у нее собиралась самая разношерстная: так, среди представителей знати можно было встретить торговца из квартала Сен-Дени, которого звали попросту Понсе, и банкира по имени Маккэй. И тот, и другой почитали за великую честь оказаться в столь изысканном обществе. Торговец с банкиром уверяли, что всегда рады оказать помощь высокородной черкесской княжне (ибо, по ее словам, родилась она в далекой Черкесии), которая вот-вот должна была унаследовать огромное состояние от дяди, ныне проживающего в Персии.

Как же выглядела таинственная княжна? Вот как ее описывает граф Валишевский:
«Она юна, прекрасна и удивительно грациозна. У нее пепельные волосы, как у Елизаветы, цвет глаз постоянно меняется - они то синие, то иссиня-черные, что придает ее лицу некую загадочность и мечтательность, и, глядя на нее, кажется, будто и сама она вся соткана из грез. У нее благородные манеры - похоже, она получила прекрасное воспитание. Она выдает себя за черкешенку, точнее, так называют ее многие - племянницу знатного, богатого перса...»

Мы располагаем и другим, довольно любопытным описанием нашей героини — оно принадлежит перу князя Голицына: «Насколько можно судить, она - натура чувствительная и пылкая. У нее живой ум, она обладает широкими познаниями, свободно владеет французским и немецким и говорит без всякого акцента. По ее словам, эту удивительную способность к языкам она открыла в себе, когда странствовала по разным государствам. За довольно короткий срок ей удалось выучить английский и итальянский, а будучи в Персии, она научилась говорить по персидски и по арабски».

Среди гостей, особенно часто наведывавшихся к княжне, был польский дворянин граф Огинский. Он прибыл в Париж, чтобы просить французского короля помочь его многострадальной Польше.

Михаил Казимир Огинский

Был у княжны и другой верный поклонник - граф де Рошфор-Валькур, которого её красота буквально пленила. Граф признался княжне в любви, и та, похоже, не осталась равнодушной к его чувству.

Но вот неожиданность! Королевские жандармы заключили под стражу, так называемого, барона Эмбса! Оказалось, что он вовсе не барон и не родственник княжны, а обыкновенный фламандский простолюдин и ее любовник. Арестовали же его за то, что он отказался платить в срок по векселям. Правда, вскоре его выпустили - под залог. И дружная компания (княжна, Эмбс и Шенк) спешно отбыла в Германию..

Граф де Рошфор, сгоравший от любви, последовал за своей возлюбленной во Франкфурт. Больше того: он представил княжну князю Лимбург-Штирумскому, владетелю, как и большинство немецких мелкопоместных дворян, крохотного участка земли и предводителю войска из дюжины солдат. Князь Лимбургский тут же влюбился в прекрасную черкешенку и та решила поиграть на его страсти - разумеется, с выгодой для себя. Ей это удалось, причем настолько, что, в конце концов, князь попросил её руки!

0 существовании настоящей княжны Таракановой ей могло быть известно понаслышке - стало быть, она вполне могла присвоить себе ее имя и дурачить людей направо и налево. Так, например, доподлинно известно, что, наезжая в разные европейские города, она представлялась под различными именами, называясь, в частности, то мадемуазель Франк, то мадемуазель Шоль, и повсюду заводила любовные связи и выманивала у простодушных поклонников деньги.

А между тем князь Лимбургский постепенно становился рабом своей страсти. Ослепленный любовью, он не заметил, как в окружении княжны Таракановой, теперь все ее называли именно так, появился поляк по фамилии Доманский. Он был молод, хорош собой, обладал живым умом и отличался завидной храбростью, причем не только на словах, как многие, а и на деле. Таким образом, в нашей истории возник еще один поляк - быть может, не случайно.

Станислав-Август Понятовский, король Польши

В 1772 и 1773 годах Польша переживала кризис, который, впрочем, ей так и не будет суждено преодолеть. Екатерина II навязала полякам в короли своего фаворита Станислава Понятовского. У власти он держался исключительно благодаря покровительству русских, прибравших к рукам буквально все: и польскую армию, и дипломатию, и местное управление. Большая часть польских дворян, грезивших об аристократической республике, взяла в руки оружие, чтобы защищать независимость своей родины. Но полки Станислава и Екатерины разбили повстанцев в пух и прах. А тем из них, кто выжил, пришлось покинуть Польшу.

Граф Огинский обосновался в Париже, а князь Карл Радзивилл, вильненский воевода и главный предводитель конфедератов (так называли польских дворян, восставших против Понятовского) предпочел поселиться в Мангейме. За ним последовала большая часть его сторонников. Они не скрывали своего стремления - при первой же возможности вновь выступить с оружием в руках против Станислава. Доманскому больше, чем кому бы то ни было, не терпелось сразиться за независимость Польши.
При нем состояли некий Иозеф Рихтер, некогда служивший графу Огинскому в Париже. Огинский «уступил» его княжне Владомирской. Так Рихтер в свите княжны попал в Германию. Рихтер рассказал Доманскому, своему новому хозяину, о княжне, о ее «причудах, красоте и обаянии». И Доманский, питавший слабость к красивым женщинам, влюбился в нее без памяти. Наша княжна определенно напоминала сирену. Но после того, как в жизни княжны Таракановой появился Доманский, ее поведение резко изменилось. До сих пор Тараканова вела себя как отъявленная авантюристка. Теперь же она и вправду возомнила себя претенденткой на престол.

Шалемель-Лакур, наиболее подробно изучивший эту запутанную историю, считал, что такая перемена произошла с ней не случайно. Польские эмигранты хорошо понимали, что Екатерина была намерена стереть их родину с лица земли, и единственное, что могло спасти Польшу - это отстранение Екатерины от власти.

Может, ее следовало убить? Трудное дело, даже невозможное. А что, если выставить против Екатерины достойную соперницу, представив ее русскому народу как единственную законную наследницу российского престола? Неплохая идея! Россия испокон веку считалась страной дворцовых заговоров и переворотов, где народ, готовый к любым неожиданностям, всегда жил в ожидании какого-то чуда.

Емельян Иванович Пугачёв

В то время, когда Доманский повстречал Тараканову, в Европе только и говорили что о пугачевском бунте. Разве Пугачев не выдавал себя за царя Петра III? Того самого Петра III, мужа Екатерины II, которого убили сторонники Екатерины по ее же - как поговаривали - приказу. Пугачев, возникший невесть откуда, взял и объявил:
«Я — Петр III, чудом спасшийся от смерти. Ступай же за мной, народ русский, и отомсти нечестивой жене, взалкавшей моей смерти!»

Однако же не успели казнить Пугачева, как объявился еще один «царь» - греческий врач по фамилии Стефано. Он странствовал по Черногории и во всеуслышание заявлял: «Я — царь Петр III!»
Таким образом, в сложившихся исторических условиях у женщины, выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы, шансов было ничуть не меньше, нежели у каких-то там Пугачева или Стефано.

Как раз в это время Тараканова участвовала во всех сборищах польских эмигрантов. Тогда-то князь Радзивилл, которому Доманский поведал о «явлении» княжны, написал: «Сударыня, я рассматриваю предприятие, задуманное вашим высочеством, как некое чудо, дарованное самим Провидением, которое, желая уберечь нашу многострадальную отчизну от гибели, посылает ей столь великую гeроиню».

Карл Станислав Радзивилл

Единственным человеком, взирающим на всю эту мышиную возню с полным равнодушием, был князь Лимбургский. Он даже не заметил, что его возлюбленная изменяет ему с Доманским. Каково же было его изумление, когда Тараканова сообщила ему, что намерена покинуть Германию, потому как ее ожидают в Венеции. Она была с ним нежна, но во всем, что касалось её амбиций, держалась твердо и решительно.

Как-то она показала ему письмо, полученное якобы от сподвижницы Радзивилла, где было написано, что Людовик XV одобряет ее намерение отправиться в Константинополь и заявить о своих правах на российский престол. К тому же в Венеции ее уже ждал Радзивилл.
Перед лицом столь убедительных политических доводов несчастному князю Лимбургскому ничего не оставалось, как смириться. Он поклялся, что будет любить Тараканову до конца своих дней, и, снарядив для нее величественный кортеж (на что ушли немалые деньги) проводил ее до Де-Пона. Больше того: он даже признал за нею право, в случае своей безвременной кончины, взять титул княжны Лимбург-Штирумской и закрепил это на бумаге. Так что Тараканова, прибыв 13 мая 1774 года в Венецию, уже представлялась как графиня Пинебергская - так называлось одно из поместий князя Лимбургского.
Тараканова в гондоле поднялась вверх по Большому каналу.

Ее встpeтил сам Радзивилл — он нижайше поклонился новоявленной русской императрице. Гондола доставила Тараканову в ее резиденцию. Но не на какой-нибудь постоялый двор, в гостиницу или частный дом, а прямиком в особняк французского посольства. Прямо как в сказке. Тем не менее документы бесспорно свидетельствуют о том, что Версаль почти признал Тараканову. Еще бы: ведь Огинский был там своим человеком. Став при Людовике "persona grata", он сумел пробудить во французском монархе сочувствие к cудьбе Польши. Кроме того, королевские дипломаты ошибочно полагали, будто власть Екатерины II была непрочной.

Но действительно ли министры Людовика верили в права Таракановой? Или же тут действовал политический расчет? К сожалению, ответить на этот вопрос однозначно нелегко.

Между тем Тараканова, надежно обосновавшись во французском посольстве, начала устраивать приемы. А лицезреть ее спешили многие и главным образом - обитатели французской колонии. Посетителей она принимала со всеми церемониями придворного этикета, как и подобает настоящей императрице. Радзивилл с Доманским у нее буквально дневали и ночевали. К ней наведывались английские купцы и аристократы. Итальянцы, однако, тоже не оставались в стороне.

Поляки из ее окружения были бедны, как церковные мыши, а содержать за свой счет целый «двор», пусть и небольшой, оказалось весьма и весьма накладно. Спустя какое-то время Тараканову начали одолевать кредиторы. И вот в один прекрасный день наша княжна без малейших колебаний велела собрать весь свой скарб и подалась в Рагузу. Перед отъездом она созвала польских дворян, и обнадежила присутствующих, заявив, что сделает все возможное, чтобы наказать виновных и отомстить за все злодеяния, совершенные против Польши.

А Франция по-прежнему оказывала ей покровительство. Французский консул в Рагузе предоставил в ее распоряжение загородную резиденцию, прекраснейшую виллу в окрестностях города.

Рагуза

И снова в ее салоне стали собираться аристократы со всей Европы. Никто из них ни на миг не сомневался в справедливости ее притязаний - они искренне верили, что недалек тот день, когда Тараканова, несчастная жертва политических интриг, заменит нечестивую Екатерину на российском престоле.

Судя по всему, она довольно хороша знала жизнь русского народа и неплохо разбиралась «во всем, что имело касательство к Востоку». Но неужели этого было достаточно, чтобы претендовать на российский престол? Иные в этом все же сомневались. И тогда, Тараканова призвала к себе Радзивилла и показала ему бумаги, среди которых была духовная Петра Великого и еще одна, написанная рукой Елизаветы и закрепляющая за Таракановой право на титулы и корону Российской империи. Таким образом, в своем завещании Елизавета признавала Тараканову родной дочерью и выражала волю, чтобы та сменила ее на престоле и правила под опекой князя Петра Гольштейна.

Как отмечает Шалемель-Лакур, Радзивилл нисколько не усомнился в подлинности ее бумаг. Поляк не удивился и тогда, когда Тараканова призналась ему, что Пугачев (как раз в это время он, подобно урагану, опустошал российские губернии) никакой не Петр III. В таком случае, кто? А просто, как и она, сын Елизаветы и Разумовского.

Тут уж она явно хватила через край. И Радзивилл, прежде всегда такой услужливый, стал посещать ее все реже и реже. К тому же тогда был подписан русско-турецкий мирный договор. И поляки, ненавидевшие Екатерину и Россию, теперь возлагали большие надежды на помощь Турции. Их надежды не оправдались, но в сложившейся политической ситуации авторитет Таракановой стал заметно падать.

Поползли слухи, будто Тараканова — самая настоящая а в а н т ю р и с т к а. Радзивилл и его ближайшие сподвижники демонстративно вернулись в Венецию. И Таракановой пришлось жить только на собственные средства и те, что перепали ей от Доманского. Однако столь неожиданный поворот в судьбе не смутил ее, и она вовсе не собиралась отступать.

Вскоре ей стало известно, что в Средиземном море находится русская эскадра и что командует ею Алексей Орлов, брат Григория, фаворита Екатерины. Ходила молва, будто он впал в немилость императрицы всея Руси.

Граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский

Тараканова написала Орлову, признавшись, что она - истинная российская государыня, что Пугачев - ее брат, а турецкий султан считает законными все ее притязания. Она также обещала сделать Орлова первым человеком на Руси - ежели, конечно, тот встанет на ее сторону и поможет ей взойти на престол. Но ответа она так и не получила.

А тем временем за нею по пятам, как когда-то в Париже и Венеции, толпой следовали кредиторы. И, как в Париже и Венеции, наша княжна взяла и втихомолку скрылась! Чуть позже она объявилась в Неаполе, в английском посольстве. Английский посол сэр Уильям Гамильтон и его супруга, леди Гамильтон, встречали Тараканову с распростертыми объятиями и обхаживали, как настоящую царицу.

сэр Уильям Гамильтон с супругой

В Риме, куда она вслед за тем подалась, ее взял под покровительство какой-то кардинал. Тараканову вот-вот должен был признать и папа...
Между тем в Санкт-Петербурге Екатерина II, до сих пор лишь презиравшая авантюристку, теперь уже буквально рвала и метала. Пришло время раз и навсегда покончить с интриганкой, которая уже становилась не на шутку опасной.

Кому же доверить столь необычное и деликатное поручение? Екатерина решила не колеблясь - только Алексею Орлову. Тому самому, которому Тараканова имела наглость и неосторожность писать. Орлов переправил послание, адресованное ему, Екатерине, и та дала вот какой ответ в послании от 12 ноября 1774 года:
«... Сообщите, где она сейчас. Постарайтесь зазвать ее на корабль и засим тайно переправьте сюда; ежели она по прежнему скрывается в Рагузе, повелеваю вам послать туда один или несколько кораблей и потребовать выдачи этого ничтожества, нагло присвоившего имя, которое ей никоим образом не принадлежит; в случае же неповиновения (то есть если вам будет отказано в ее выдаче) разрешаю прибегнуть к угрозе, а ежели возникнет надобность, то и обстрелять город из пушек; однако же, если случится возможность схватить ее бесшумно, вам и карты в руки, я возражать не стану».

Орлову предстояло начать игру. Его флагман бросил якорь в Ливорно. Княжна покинула Рим и остановилась в Пизе. И вот в один прекрасный день Тараканова получила великую весть: к ней направляется кортеж адмирала Орлова. Адмирал просит принять его.Представ перед Таракановой, Орлов тут же отвесил ей нижайший поклон и всем своим поведением дал понять, что признает в ней настоящую княжну. Он стал бывать у нее чуть ли не каждый день. И всякий раз княжна подолгу рассказывала ему о своих пожеланиях, надеждах и видах на будущее. Адмирал выслушивал и согласно кивал..Единственное, чего не учла Екатерина, отправляя Орлова с тайной миссией к мошеннице - что та была молода и красива. Не могла она предвидеть и того, что Орлов влюбится в нее без памяти. Он тоже был молод и недурен собой. И княжна полюбила его всем сердцем.

Вскоре он смиренно спросил будущую «императрицу», не удостоит ли она, Романова, простого Орлова чести стать его супругой. Потеряв голову от столь нежданного счастья, Тараканова согласилась. Тогда адмирал предложил отпраздновать их свадьбу на его корабле - «частице земли русской».

И Тараканова, облаченная в подвенечное платье, взошла на борт русского флагмана.

Но не успела она ступить на палубу, как матросы схватили ее и увлекли в самый дальний трюм. На флагмане подняли паруса. Хитрость Орлова удалась на славу! Предатель в нем оказался сильнее влюбленного мужчины...

Тараканову доставили в Россию и бросили в темницу.

Человеком, которому поручили вести дознание по делу Таракановой, был фельдмаршал, князь Голицын.

Голицын Александр Михайлович (князь, генерал-фельдмаршал)

Он представил императрице прелюбопытнейшие отчеты, основанные на признаниях самой Таракановой, сообщил что русского языка она не знает совсем. Голицына поразило плохое состояние здоровья Таракановой: «У нее бывают не только частые приступы сухого кашля, но и рвота вперемешку с кровохарканьем».

А.М. Голицын допрашивает княжну Тараканову

Так в чем же призналась Тараканова? А вот в чем: «Зовут её Елизавета, ей двадцать три года; она не ведает ни своей национальности, ни места, где родилась, не знает она и кто были ее родители. Выросла она в Гольштейне, в городе Киле, в доме у некой фрау то ли Перетты, то ли Перан - точно не помнит. Крестили ее в греческой православной церкви...

Когда ей исполнилось девять лет, она не раз спрашивала свою воспитательницу, кто ее родители. Та отвечала, что скоро, мол, она все узнает. Тогда же воспитательница и еще одна женщина, уроженка Гольштейна по имени Катрин, вместе с тремя мужчинами, национальность которых она не знала, увезли ее в Россию, через Ливонию. Минуя Петербург и прочие города, они двинулись по направлению к персидской границе.

Всю дорогу она болела, и ее пришлось оставить в какой-то деревушке - ее название она не помнит. Как ей кажется, ее просто пытались отравить. Она тогда сильно страдала, все время плакала и спрашивала, по чьему коварному наущению ее оставили в этой глуши. Но все было напрасно. И лишь потом, из разговоров крестьян она поняла, что ее держат здесь по приказу покойного императора Петра III...
Но вот наконец ей вместе со служанкой и одним крестьянином удалось бежать, и через четыре дня они пешком добрались до Багдада. В Багдаде они повстречали богатого перса по имени Гамет, тот пригласил их к себе в дом, обращался с ней по-отечески ласково и заботливо. Вскоре она узнала, что в этом же доме скрывается всемогущий князь Гали, обладатель огромного состояния в Исфахане. Несколько позднее князь Гали, услышав ее историю, обещал помочь ей и увез с собой в Исфахан.

Там он обходился с нею как со знатной особой. Поверив в ее высокое происхождение, князь не раз говорил ей, что она наверняка дочь усопшей императрицы Елизаветы Петровны - впрочем, то же самое говорили и все, кто ее видел. Правда, многие спорили насчет того, кто был ее отец. Одни считали - Разумовский, иные полагали - что совсем другой человек, но имени его почему-то не называли.

Князь Гали, взяв ее под покровительство, заявил, что не пожалеет всех своих богатств, чтобы доказать ее высочайшее происхождение. В Исфахане она прожила до 1768 года. Однако вскоре в Персии опять случилась великая смута, и князь, не желая подвергать свою жизнь опасности, решил покинуть родину и податься в Европу. Она согласилась отправиться с ним, но лишь при одном условии - если они минуют Россию, ибо ей тоже не хочется рисковать жизнью... Но Гали успокоил ее, сказав, что в Астрахани она переоденется в мужское платье, и таким образом они смогут спокойно пересечь всю Россию.

По словам Таракановой, она провела два дня в Астрахани, ночь в Санкт-Петербурге, потом, через Ригу, попала в Кенигсберг, шесть недель жила в Берлине, почти полгода в Лондоне, а из Лондона перебралась во Францию. В Париже она оказалась в 1772 году.

Е. Тараканова в Париже (принцесса Владомирская)

Но как же быть с притязаниями Таракановой? Впрочем, давайте предоставим слово Голицыну:

«В итоге она утверждает, будто никогда не помышляла выдавать себя за дочь покойной императрицы Елизаветы и что никто ее на сие не науськивал, а про свое происхождение она, мол, узнала только от князя Гали. Она заявляет, будто не желала, чтобы ее величали этим титулом - ни князь Лимбургский, ни Радзивилл...

Она говорит, что в Венеции строго-настрого запретила полковнику Кнорру обращаться к ней как к высочеству. Когда же тот воспротивился, она подалась в Рагузу и воспретила местным властям употреблять по отношению к ней титул княгини.

Будучи в Рагузе, она получила безымянное письмо и три духовных: первое было подписано рукою императора Петра Великого и имело касательство к венчанию на царство Екатерины I; второе было за подписью императрицы Екатерины I - о короновании Елизаветы Петровны, и третье - Елизаветино - о передаче короны ее дочери, которую должно величать Елизаветой II...

Она также утверждает, будто направила сне писание графу, Орлову единственно для того, чтобы узнать, кто взял на себя труд послать ей упомянутые бумаги и могли ли они прийти из России...»

Свой отчет императрице князь Голицын закончил так:
«Узница, уповая на милость императрицы, утверждает, что на самом деле она всегда питала любовь к России и препятствовала любым злонамерениям, могущим причинить вред государству российскому, что в конечном итоге послужило причиной ее размолвки с Радзивиллом....».

Вскоре Тараканова поняла, что ей, похоже, уже никогда не будет суждено выйти на свободу, и тем не менее она отправила Екатерине II исполненное горького отчаяния письмо:

"Ваше императорское величество, я полагаю, настало время уведомить Вас о том, что всего, писанного в стенах этой крепости, явно недостаточно, чтобы развеять подозрения Вашего величества на мой счет. А посему я решилась обратиться к Вашему императорскому величеству с мольбой выслушать меня лично, но не только поэтому, а еще и потому, что я могу принести большую пользу России.

И моя мольба - верное тому ручательство. К тому же я вполне могла бы опровергнуть все, что было написано и сказано против меня. Я с нетерпением жду распоряжений Вашего императорского величества и уповаю на Ваше великодушие. Имея честь выразить Вашему императорскому величеству заверения в моем глубочайшем почтении, я по-прежнему остаюсь Вашей покорнейшей и смиреннейшей слугой.
Елизавета".


Кроме того, Тараканова написала два письма князю Голицыну и подписалась все тем же именем - Елизавета.

Таким образом она дважды совершила непростительную оплошность, чем навлекла на себя гнев Екатерины.

Вскоре ей сообщили, что мошеница была дочерью пражского кабатчика; потом - будто родилась в Польше, что объясняло ее связь с конфедератами Радзивилла; затем - что она дочь нюрнбергского булочника, и в довершение всего - будто она из семьи польского еврея. Однако Екатерину II ни одна из версий явно не устраивала. Судя по поведению императрицы, она была чем-то взволнована и даже встревожена.

княжна Тараканова в каземате Петропавловской крепости

Вскоре, она обрела некоторое успокоение: оказалось, что самозванка была совсем плоха. Ее то и дело трясло в лихорадке. Участилось кровохарканье. 26 октября 1775 года князь Голицын сообщил Екатерине, что состояние Таракановой плачевно: «Врач, что пользует ее, опасается, что долго она не протянет».

И действительно, 3 декабря 1775 года, призвав к себе католического священника, она испустила дух, так ни в чем не сознавшись и никого не выдав.

Известно, что Екатерина II запретила проводить какое-либо дознание, могущее изобличить Тараканову. Царица ни разу официально не оспорила ее притязания. Екатерине хотелось лишь одного - скорее покончить с этим делом.

«Довольно примечательно, пишет Шалемель-Лакур, что никто так и не попытался опровергнуть широко распространенное мнение о том, что у императрицы Елизаветы была дочь, или доказать, что она умерла, или, по крайней мере, узнать, что с нею сталось».

Спустя восемь лет после смерти узницы Петропавловской крепости посол Франции в России маркиз де Врак, по просьбе одного из парижских кредиторов бывшей княжны Владомирской собрал в Санкт-Петербурге кое-какие сведения о Таракановой. Посол изложил их в депеше, которая ныне хранится в архивах Французского министерства иностранных дел. В этой депеше де Врак выражал свою убежденность в том, что «она действительно была дочерью Елизаветы и Разумовского».

После долгих кропотливых исследований, подкрепленных красноречивыми документами, историк Шарль де Ларивьер также пришел к выводу о том, что Тараканова вполне могла быть дочерью императрицы Елизаветы.

Достоверно об этой женщине известны только дата и место её смерти, а также описание внешности, оставленное Алексеем Орловым: «Росту небольшого, тела очень сухого, лицом ни бела, ни черна, а глаза имеет большие и открытые, цветом тёмно-карие, косы и брови тёмно-русые, а на лице есть и веснушки». Ни дата рождения, ни происхождение, ни даже настоящее имя этой красотки неизвестны.

Предполагают, что родилась она между 1745 и 1753 годами. Современники считали, что она дочь то ли нюрнбергского булочника, то ли пражского трактирщика, то ли польского еврея. Имена себе она придумывала сама, чаще всего добавляя к ним пышные титулы, и использовала их за свою недолгую жизнь великое множество. Именем княжна Тараканова её впервые назвали в печати спустя 20 лет после её смерти.

О княжне Таракановой известны только дата и место её смерти

Первые упоминания о будущей претендентке на российский престол появились в европейских сплетнях и пересудах в конце 1760-х годов. Юная красавица — явно с пониженной социальной ответственностью — бороздила Европу, с легкостью перемещаясь из страны в страну, кружа головы мужчинам и облегчая их кошельки. Девушка была образована, знала несколько языков, разбиралась в искусстве и обладала светскими манерами, поэтому знатность её происхождения, которым она любила козырять, не вызывала сомнений.

Наиболее вероятный портрет княжны Таракановой

Сперва она охмуряла наследников богатых купеческих семейств, но вскоре начала крутить романы с представителями европейской аристократии. Самой завидной её добычей стал 36-летний граф Филипп Фердинанд фон Лимбург-Штирум. Он влюбился в юную авантюристку без памяти, специально для неё купил графство Оберштейн и усиленно предлагал ей руку и сердце. Видимо, спокойная жизнь в заштатном немецком графстве показалась Таракановой (будем называть её так) скучной: жениха она не отталкивала, благосклонно принимала его внимание и подарки, но замуж не торопилась. В 1772 году, незадолго до знакомства с Лимбургом, она впервые назвалась «княжной Володимир». Это искаженное на парижский манер название русского города в вымышленном титуле заставляет предположить, что девушка уже тогда положила глаз на бескрайние просторы Российской империи.

На красавицу со славянским титулом обратили внимание знатные поляки — те, кто проиграл и потерял свои владения в результате недавнего раздела Речи Посполитой. По Европе поползли слухи о том, что в невестах у графа Лимбурга ходит истинная наследница русского престола, дочь императрицы Елизаветы Петровны от тайного брака с графом Алексеем Разумовским. Сперва, новоявленная принцесса отказывалась от публичных комментариев, но слухи множились, и вскоре ей пришлось признать «очевидную истину»: да, настоящая Императрица Всероссийская именно она, а занимающая её законный трон Екатерина II — наглая узурпаторша.

Тараканова называла Пугачева братом, воюющим за возвращение трона

В российских реалиях «княжна Владимирская» разбиралась слабо, чтобы её не уличили в этом, была придумана красивая легенда. Мама-императрица назвала её Лизой, в свою собственную честь. До девяти лет она росла при дворе любимой маменьки. Пётр III должен был быть всего лишь регентом до её совершеннолетия, но зловредно обманул девочку и забрал корону себе. С помощью верных соратников малютке удалось бежать в Персию, где она получила образование во дворце знатного вельможи. Со своим персидским благодетелем Лиза переехала в Лондон, где их пути почему-то разошлись. Ну, а дальше — хождение по европейским дворам, сокрытие своего происхождения и скорбь по поводу положения дел на несчастной родине, томящейся под гнётом Екатерины II. Первые известия, дошедшие до Европы о начавшемся восстании Пугачева, добавили в эту сказку несколько новых штрихов. Вождь восставших — её старший брат, воюющий за возвращение трона их семейству.

Смешно, но некоторые покупались. Претендентку на престол охотно принимали в знатных домах, ей легко одалживали большие суммы, она завела обширный двор, с которым перемещалась по Европе. Её легенду охотно поддержали обиженные поляки, составившие большую часть её свиты. В 1774 году новости о самозванке дошли до Петербурга. Екатерине, обеспокоенной разгулом в Поволжье своего лжемужа Петра III, очень не понравилось появление еще одной лжеродственницы. Тем более что Тараканова и её сторонники-поляки рассказывали всем, что их притязания поддерживают Швеция и Пруссия и что они собираются писать письмо турецкому султану, призывая того объявить войну незаконной правительнице России. Кроме того, мнимая наследница начала охотно демонстрировать поддельное завещание императрицы Елизаветы, по которому власть передавалась несуществовавшей дочери.

Алексей Орлов

Решать возникшую из ниоткуда проблему престолонаследия пришлось Алексею Орлову, командовавшему русской средиземноморской эскадрой, которая базировалась в итальянском Леворно. Орлов встретился с Таракановой в Пизе и притворился, что без оглядки влюбился в её красоту. На всякий случай, чтоб в Петербурге не заподозрили чего-то недоброго, каждый свой комплимент флотоводец тщательно согласовывал лично с Екатериной. После долгих уговоров авантюристка согласилась посетить русскую эскадру — Орлов убедил её, что все моряки как один готовы присягнуть ей на верность и отстаивать её права на престол до последней капли крови.

Тараканова умерла от чахотки, а вовсе не во время наводнения

На палубе русского флагмана «Святой великомученик Исидор» выстроился почетный караул, остальные корабли дали в честь «принцессы Елизаветы» артиллерийский салют. Через несколько часов возмутительница спокойствия была арестована, а эскадра, спешно снявшись с якоря, рванула в Кронштадт. Пока флот огибал Европу, дом авантюристки в Пизе тщательно обыскали русские агенты, и весь архив был отправлен в Петербург посуху.

Письмо Таракановой Алексею Орлову

По прибытии в Россию Тараканову и несколько человек её свиты закрыли в Алексеевский равелин Петропавловской крепости и подвергли тщательным допросам. Вопросы для них составляла сама Екатерина. Несколько сопровождавших авантюристку поляков быстро раскололись и заявили, что никогда не считали её дочерью русской императрицы. Однако сама «княжна Владимирская» не шла на сделку со следствием. Она уже не утверждала, что родилась в императорском дворце, но упорно твердила о своем рождении в Санкт-Петербурге в каком-то знатном семействе, о бегстве в Персию и прочих приключениях. От этой версии она не отступила даже на исповеди. 4 декабря 1775 года заключенная, чья подлинная личность так и осталась неизвестной, умерла от чахотки, которой заболела еще в Италии. Тело безо всяких обрядов похоронили во дворе крепости.

Княжна Тараканова. Картина Константина Флавицкого

Про девушку, оставшуюся в истории как «княжна Тараканова», написано несколько научных монографий и приключенческих романов. Её судьбе посвящены театральные пьесы и художественные фильмы. Но большинство при её имени вспоминают знаменитую картину Константина Флавицкого, написанную в 1867 году: женщина в красном платье, в ужасе закинувшая голову, стоит на кровати в тюремной камере, а вода уже подбирается к её ногам. На самом деле наводнение, затопившее казематы Петропавловской крепости, произошло через полтора года после смерти Таракановой. Ирония судьбы: широкая публика знает о судьбе так и оставшейся неизвестной женщины, только то, что на самом деле с ней никогда и не происходило.