Война не щадит никого, так как она бесчеловечна по своей сути. И хотя прошло уже больше полувека после страшных событий 1941-1945 гг., нельзя равнодушно читать о героях, отдавших свою жизнь ради спасения родины. Особенно если это еще ребенок. Рано познавший горе и повзрослевший до срока… Горячо любивший свою семью и страну… Поклявшийся мстить врагу даже ценой собственной жизни… Смелый, рассудительный, готовый к самым нечеловеческим испытаниям… Но все еще ребенок. Это ему посвятил свое произведение бывший фронтовик Владимир Богомолов. «Иван» (читать краткое содержание можно в этой статье) еще раз доказывает, насколько несовместимы два этих слова: "война" и "дети".

Завязка: ночной гость

Дело происходило в октябре на берегу Днепра. командира батальона старшего лейтенанта двадцати лет Гальцева среди ночи разбудил дежурный. Он сообщил, что на берегу кого-то задержали. Тот барахтался в воде, на вопросы отвечать отказался и потребовал отвести его к начальству. Гальцев разглядел у входа мальчишку лет одиннадцати. Он был весь мокрый и посинел от холода. А «в его взгляде… чувствовалось какое-то внутреннее напряжение и… недоверие и неприязнь». Лейтенант попытался узнать у парнишки, кто он и как оказался в реке. Так начинается рассказ Богомолова «Иван».

Краткое содержание разговора героев можно свести к следующему. Игнорируя вопросы, мальчик назвал только фамилию и все требовал сообщить о нем в штаб. Гальцев долго отказывался это сделать и позвонил только тогда, когда гость назвал подполковника Грязнова и капитана Холина. Услышав фамилию Бондарев, на том конце провода засуетились. Приказали дать мальчику бумаги, чернил, а записи тут же отправить в штаб. И еще передать, что за ним уже выезжают, удивляет читателя Богомолов.

Приезд капитана Холина

Вернувшись, Гальцев увидел, что Бондарев уже не спит. Вскоре приехал капитан. Он бросился к мальчику, и только сейчас лейтенант узнал имя своего гостя. Иван тут же оживился и впервые улыбнулся. Холин сообщил, что его ждал Катасоныч. На это мальчик ответил: там были немцы, потому попасть к Диковке никак нельзя было. Еще добавил, что плыл на полене и чуть не утонул. Так постепенно раскрывает образ главного героя Богомолов. Иван (краткое содержание, к сожалению, может лишь поверхностно рассказать о герое) все еще казался лейтенанту маленьким и слабым.

Холин приказал убрать людей от землянки и тайком подогнать машину. Минут через десять мальчика, одетого в гимнастерку и шаровары, с медалью и орденом на груди, было не узнать. За столом они разговорились, и лейтенант выяснил, что Бондарева отправляли в суворовское, но он отказывался: не время. А когда Холин налил водки, мальчик произнес тост: «… чтоб я всегда возвращался» - и пригубил из кружки. Вскоре Иван встал и потребовал: «Поехали!» Холин растерялся, но противоречить не стал.

Перед отъездом Гальцев пожал мальчику руку и произнес: «… Ванюша, прощай!» Однако Бондарев поправил: «Не прощай, а до свидания!» - и взглянул исподлобья. Эта сцена дает понять, что героям суждено встретиться. А еще становится загадочнее.

Бондарев, "Иван": краткое содержание событий, случившихся в последующие дни

В батальон неожиданно приехал Катасонов, руководивший взводом в разведроте дивизии. Он обходил наблюдательные пункты, изучал обстановку на другом берегу. От Катасонова Гальцев услышал фразу о Ванюшке (так ласково называл его старшина): «Ему ненависть душу жжет».

Еще через три дня приехал Холин. Он тоже осматривал войска и долго вглядывался в схему и карту обороны, в противоположный берег Днепра. Готовится что-то серьезное, дает понять Богомолов.

Иван (краткое содержание не включает детали с описанием всех действий Катасонова и Холина) появился в один из вечеров так же таинственно, как уехал.

«Ему столько довелось пережить, что нам и не снилось»

Из разговора своих гостей Гальцев понял, что ночью Бондарева должны переправить на тот берег, прямо к немцам в тыл. Лейтенант попросил взять его с собой, но получил отказ. Иван вел себя доброжелательно, а увидев на поясе у Гальцева самодельный нож - память о лучшем друге, - попросил подарить его ему. Получив отказ, он начал капризничать, совсем как ребенок.

По дороге к берегу - нужно было сделать последние приготовления - Холин рассказал, как у Ивана на руках умерла сестренка. Мать пропала, а отца убили в первый день войны. Он прошел был у партизан. Сейчас горит желанием отомстить, и остановить его никто не в силах. Отправляли учиться, но он сбежал и в темноте от своих же получил пулю в плечо: Гальцев видел шрам еще при первой встрече. Теперь служил в разведроте, и равных ему не было. Прикинувшись бродягой, он мог попасть в самый тыл к фашистам и добыть ценную информацию.

Когда все приготовления были сделаны, Гальцев вернулся в землянку, где застал мальчика за обычной детской игрой. А ведь спустя несколько часов ему предстояло отправиться на задание, подчеркивает Владимир Богомолов. Иван (краткое содержание позволяет лишь упомянуть об этом) вел в этот момент себя так, как любой другой из его сверстников.

Переправа

Вошедший позже Холин вдруг сообщил, что Катасонова срочно вызвали в дивизию - это была уловка, чтобы не говорить Ивану, что старшину убили. Вместо него на тот берег отправился Гальцев.

Перебравшись через Днепр, мужчины долго ждали, пока двенадцатилетний Иван (настоящая фамилия - Буслов) минует дозор. Ему предстояло за ночь пройти около двадцати километров и затем - еще не меньше тридцати. Холин долго не решался возвращаться назад, а позже, в землянке, в сердцах отметил, что они третий год воюют, «а в глаза смерти - как Иван! - … и не заглядывали».

Погиб как герой

Гальцев все не мог забыть о мальчике. А когда оказался в Берлине, увидел учетные карточки тайной полиции. С одной из фотографий глядело знакомое лицо. На приколотом к карточке листе указывалось, что на запретной территории задержали подростка: одна из местных жительниц опознала в нем Ивана. Его допрашивали четыре дня, но он держался вызывающе и никаких сведений не сообщил. Ранним утром 25 декабря 1943 года его расстреляли. А полицейский, поймавший подростка, получил сто марок. Так заканчивает произведение Богомолов ("Иван").

Владимир Богомолов

В ту ночь я собирался перед рассветом проверить боевое охранение и, приказав разбудить меня в четыре ноль-ноль, в девятом часу улегся спать.

Меня разбудили раньше: стрелки на светящемся циферблате показывали без пяти час.

Товарищ старший лейтенант… а товарищ старший лейтенант… разрешите обратиться… - Меня с силой трясли за плечо. При свете трофейной плошки, мерцавшей на столе, я разглядел ефрейтора Васильева из взвода, находившегося в боевом охранении. - Тут задержали одного… Младший лейтенант приказал доставить к вам…

Зажгите лампу! - скомандовал я, мысленно выругавшись: могли бы разобраться и без меня.

Васильев зажег сплющенную сверху гильзу и, повернувшись ко мне, доложил:

Ползал в воде возле берега. Зачем - не говорит, требует доставить в штаб. На вопросы не отвечает: говорить, мол, буду только с командиром. Вроде ослаб, а может, прикидывается. Младший лейтенант приказал…

Я, привстав, выпростал ноги из-под одеяла и, протирая глаза, уселся на нарах. Васильев, ражий детина, стоял передо мной, роняя капли воды с темной, намокшей плащ-палатки.

Гильза разгорелась, осветив просторную землянку, - у самых дверей я увидел худенького мальчишку лет одиннадцати, всего посиневшего от холода и дрожавшего; на нем были мокрые, прилипшие к телу рубашка и штаны; маленькие босые ноги по щиколотку были в грязи; при виде его дрожь пробрала меня.

Иди стань к печке! - велел я ему. - Кто ты такой?

Он подошел, рассматривая меня настороженно-сосредоточенным взглядом больших, необычно широко расставленных глаз. Лицо у него было скуластое, темновато-серое от въевшейся в кожу грязи. Мокрые неопределенного цвета волосы висели клочьями. В его взгляде, в выражении измученного, с плотно сжатыми, посиневшими губами лица чувствовалось какое-то внутреннее напряжение и, как мне показалось, недоверие и неприязнь.

Кто ты такой? - повторил я.

Пусть он выйдет, - клацая зубами, слабым голосом сказал мальчишка, указывая взглядом на Васильева.

Подложите дров и ожидайте наверху! - приказал я Васильеву.

Шумно вздохнув, он, не торопясь, чтобы затянуть пребывание в теплой землянке, поправил головешки, набил печку короткими поленьями и так же не торопясь вышел. Я тем временем натянул сапоги и выжидающе посмотрел на мальчишку.

Ну, что же молчишь? Откуда ты?

Я Бондарев, - произнес он тихо с такой интонацией, будто эта фамилия могла мне что-нибудь сказать или же вообще все объясняла. - Сейчас же сообщите в штаб пятьдесят первому, что я нахожусь здесь.

Ишь ты! - Я не мог сдержать улыбки. - Ну а дальше?

Кто это «они»? В какой штаб сообщить и кто такой пятьдесят первый?

В штаб армии.

А кто это пятьдесят первый?

Он молчал.

Штаб какой армии тебе нужен?

Полевая почта вэ-че сорок девять пятьсот пятьдесят…

Он без ошибки назвал номер полевой почты штаба нашей армии. Перестав улыбаться, я смотрел на него удивленно и старался все осмыслить.

Грязная рубашонка до бедер и узкие короткие порты на нем был старенькие, холщовые, как я определил, деревенского пошива и чуть ли не домотканые; говорил же он правильно, заметно акая, как говорят в основном москвичи и белорусы; судя по говору, он был уроженцем города.

Он стоял передо мной, поглядывая исподлобья настороженно и отчужденно, тихо шмыгая носом, и весь дрожал.

Сними с себя все и разотрись. Живо! - приказал я, протягивая ему вафельное не первой свежести полотенце.

Он стянул рубашку, обнажив худенькое, с проступающими ребрами тельце, темное от грязи, и нерешительно посмотрел на полотенце.

Бери, бери! Оно грязное.

Он принялся растирать грудь, спину, руки.

И штаны снимай! - скомандовал я. - Ты что, стесняешься?

Он так же молча, повозившись с набухшим узлом, не без труда развязал тесьму, заменявшую ему ремень, и скинул портки. Он был совсем еще ребенок, узкоплечий, с тонкими ногами и руками, на вид не более десяти-одиннадцати лет, хотя по лицу, угрюмому, не по-детски сосредоточенному, с морщинками на выпуклом лбу, ему можно было дать, пожалуй, и все тринадцать. Ухватив рубашку и портки, он отбросил их в угол к дверям.

А сушить кто будет - дядя? - поинтересовался я.

Мне все привезут.

Вот как! - усомнился я. - А где же твоя одежда?

Он промолчал. Я собрался было еще спросить, где его документы, но вовремя сообразил, что он слишком мал, чтобы иметь их.

Я достал из-под нар старый ватник ординарца, находившегося в медсанбате. Мальчишка стоял возле печки спиной ко мне - меж торчавшими острыми лопатками чернела большая, величиной с пятиалтынный, родинка. Повыше, над правой лопаткой, багровым рубцом выделялся шрам, как я определил, от пулевого ранения.

Что это у тебя?

Он взглянул на меня через плечо, но ничего не сказал.

Я тебя спрашиваю, что это у тебя на спине? - повысив голос, спросил я, протягивая ему ватник.

Это вас не касается. И не смейте кричать! - ответил он с неприязнью, зверовато сверкнув зелеными, как у кошки, глазами, однако ватник взял. - Ваше дело доложить, что я здесь. Остальное вас не касается.

Ты меня не учи! - раздражаясь, прикрикнул я на него. - Ты не соображаешь, где находишься и как себя вести. Твоя фамилия мне ничего не говорит. Пока ты не объяснишь, кто ты, и откуда, и зачем попал к реке, я и пальцем не пошевелю.

Вы будете отвечать! - с явной угрозой заявил он.

Ты меня не пугай - ты еще мал! Играть со мной в молчанку тебе не удастся! Говори толком: откуда ты?

Он закутался в доходивший ему почти до щиколоток ватник и молчал, отвернув лицо в сторону.

Ты просидишь здесь сутки, трое, пятеро, но, пока не скажешь, кто ты и откуда, я никуда о тебе сообщать не буду! - объявил я решительно.

Взглянув на меня холодно и отчужденно, он отвернулся и молчал.

Ты будешь говорить?

Вы должны сейчас же доложить в штаб пятьдесят первому, что я нахожусь здесь, - упрямо повторил он.

Я тебе ничего не должен, - сказал я раздраженно. - И пока ты не объяснишь, кто ты и откуда, я ничего делать не буду. Заруби это себе на носу!.. Кто это пятьдесят первый?

Он молчал, сбычась, сосредоточенно.

Откуда ты?.. - с трудом сдерживаясь, спросил я. - Говори же, если хочешь, чтобы я о тебе доложил!

После продолжительной паузы - напряженного раздумья - он выдавил сквозь зубы:

С того берега.

С того берега? - Я не поверил. - А как же попал сюда? Чем ты можешь доказать, что ты с того берега?

Я не буду доказывать. - больше ничего не скажу. Вы не смеете меня допрашивать - вы будете отвечать! И по телефону ничего не говорите. О том, что я с того берега, знает только пятьдесят первый. Вы должны сейчас же сообщить ему: Бондарев у меня. И все! За мной приедут! - убежденно выкрикнул он.

Может, ты все-таки объяснишь, кто ты такой, что за тобой будут приезжать?

Он молчал.

Я некоторое время разглядывал его и размышлял. Его фамилия мне ровно ничего не говорила, но, быть может, в штабе армии о нем знали? За войну я привык ничему не удивляться.

Вид у него был жалкий, измученный, однако держался он независимо, говорил же со мной уверенно и даже властно: он не просил, а требовал. Угрюмый, не по-детски сосредоточенный и настороженный, он производил весьма странное впечатление; его утверждение, будто он с того берега, казалось мне явной ложью.

Понятно, я не собирался сообщать о нем непосредственно в штаб армии, но доложить в полк было моей обязанностью. Я подумал, что они заберут его к себе и сами уяснят, что к чему; а я еще сосну часика два и отправлюсь проверять охранение.

Я покрутил ручку телефона и, взяв трубку, вызвал штаб полка.

Товарищ капитан, восьмой докладывает! У меня здесь Бондарев. Бон-да-рев! Он требует, чтобы о нем было доложено «Волге»…

Бондарев?.. - переспросил Маслов удивленно. - Какой Бондарев? Майор из оперативного, поверяющий, что ли? Откуда он к тебе свалился? - засыпал вопросами Маслов, как я почувствовал, обеспокоенный.

Да нет, какой там поверяющий! - сам не знаю, кто он: он не говорит. Требует, чтобы я доложил в «Волгу» пятьдесят первому, что он находится у меня.

А кто это пятьдесят первый?

Я думал, вы знаете.

Мы не имеем позывных «Волги». Только дивизионные. А кто он по должности, Бондарев, в каком звании?

Звания у него нет, - невольно улыбаясь, сказал я. - Это мальчик… понимаете, мальчик лет двенадцати…

Ты что, смеешься?.. Ты над кем развлекаешься?! - заорал в трубку Маслов. - Цирк устраивать?! Я тебе покажу мальчика! Я майору доложу! Ты что, выпил или делать тебе нечего? Я тебе…

Владимир Осипович Богомолов - советский писатель, который прошел Великую Отечественную войну от начала до конца. На фронте он служил командиром отделения разведки, поэтому про все ужасы войны Богомолов знал не понаслышке. Одним из самых известных произведений, принадлежащих его перу, является повесть "Иван", краткое содержание которой предлагается вашему вниманию.

Подозрительная личность

Заместителя командира батальона старшего лейтенанта Гальцева поднимают среди ночи. Причиной этому служит задержание мальчика, которого обнаружили рядом с берегом Днепра. На вопросы ребенок не отвечает, только говорит, что его зовут Иван Бондарев, и просит, чтобы о нем доложили в штаб. Гальцев звонит своему непосредственному начальнику и докладывает о мальчике. Однако его слова всерьез не воспринимаются. Задержанный продолжает настаивать на звонке в штаб и даже называет несколько фамилий людей, которым нужно доложить о его появлении. Гальцев звонит еще раз, теперь уже он докладывает обо всем подполковнику Грязнову. Тот отдает приказ мальчика накормить, одеть, предоставить бумагу и ручку и держать в тайне информацию о его появлении. Гальцев выполняет все, что от него требуется, и продолжает следить за Бондаревым, который сосредоточенно считает вынутые из кармана еловые иголки и зернышки, а затем записывает данные.

Затем лейтенант выходит к реке. Там он размышляет о том, как мог слабый мальчишка в ледяной воде переправиться на другой берег, если это не по силам даже взрослому мужчине.

Холин

Через некоторое время приезжает Холин, молодой черноволосый мужчина. Увидев Ивана, он сразу бросается обнимать его, словно самого близкого человека. Из их разговора Гальцев понимает, что Бондарев переплыл Днепр на полене, но не нашел лодку, которую спрятали для него Холин и Катасонов (командир взвода из разведки по прозвищу Катасоныч). Его отнесло течением на несколько километров дальше, чем рассчитывал Иван. Краткое содержание повести поведает, что же произошло дальше.

Холин просит Гальцева тайно подогнать им машину, и, пока лейтенант ищет транспорт, Иван одевается в новенькую гимнастерку, на которой красуется орден "За мужество". Холин и Иван уезжают.

Катасонов

Через три дня у Гальцева появляется Катасонов, маленький мужчина, похожий на кролика, молчаливый и стеснительный. В течение двух дней он внимательно изучает через вражеский берег.

Гальцев решает спросить его об Иване, на что Катасонов отвечает, что мальчиком движет ненависть к немцам. При упоминании об Иване глаза командира взвода начинают лучиться добротой и нежностью.

Вторая встреча с Иваном

Через три дня снова приезжает Холин. Вместе с Гальцевым они идут осматривать передовую. Лейтенанту был дан приказ всячески помогать Холину, но ему не очень-то это нравится. Гальцев отправляется в санчасть проверить недавно прибывшего фельдшера. Ей оказывается симпатичная молодая девушка, которая, как признается Гальцев, в мирное время очень бы ему понравилась. Однако на войне он этого себе позволить не может, поэтому разговаривает с ней сухо и строго.

Вернувшись в свою землянку, лейтенант обнаруживает там спящего Холина и записку с просьбой его разбудить. Гальцев делает, как ему сказано. Через некоторое время в землянке появляется Иван. Краткое содержание не отражает всех деталей появления мальчика во второй раз у Гальцева.

Бондарев пребывает в хорошем настроении и очень дружелюбен. Пока мальчик отдыхает и смотрит журналы про разведчиков, Холин и Катасонов разговаривают. Гальцев узнает, что ночью они планируют переправить Ивана на вражеский берег.

Мальчик замечает у Гальцева нож, который ему очень нравится. Иван просит его в подарок. Однако Гальцеву этот нож достался от погибшего друга, он хранит финку как память и не может ее подарить. Лейтенант обещает Бондареву сделать похожий нож и отдать ему при встрече.

Холин, Катасонов и Гальцев идут посмотреть лодки, в это время Иван остается один в землянке. Вернувшись, Гальцев находит мальчика в возбужденном состоянии. Заходит разговор о жизни Ивана. Оказывается, что Бондарев был в и выжил. Мать, отец и маленькая сестренка погибли на его глазах. У Ивана ничего не осталось в сердце, кроме ненависти к гитлеровцам. Это чувство пронизывает всю повесть "Иван", краткое содержание которой здесь представлено.

Смерть Катасонова

Возвращается Холин. Увидев, что он пришел один, Иван спрашивает его о Катасонове. Тот отвечает, что того срочно вызвали в штаб. Мальчик недоумевает, как Катасонов мог уехать, не пожелав ему удачи. Всех тонкостей отношений между Иваном и Катасонычем не может в полной мере передать краткое содержание. "Иван" Богомолова - это не только но и о человеческих отношениях.

В ходе разговора выясняется, что Холин передумал и решил взять с собой Гальцева. Они обговаривают подробности плана.

Одевшись, Холин и Гальцев ждут мальчика. Тот вновь снимает с себя всю чистую одежду и одевается в рваную и грязную. В сумку он кладет пищу, которая в случае чего не вызовет подозрений у немцев.

Они отправляются в путь. Гальцев вскоре узнает, что Катасонов погиб, его застрелили, когда он вылезал из лодки. Холин не мог допустить, чтобы об этом узнал перед важным заданием Иван. Краткое содержание не призвано заменить прочтения полноценного текста произведения, об этом важно помнить.

Операция

Переплыв реку, Холин, Гальцев и Иван тщательно маскируют лодку и отправляют мальчика в тыл к немцам. Сами они некоторое время ждут, чтобы в случае, если у Ивана не получится пройти и будет необходимо вернуться, они могли прикрыть его. Просидев какое-то время под дождем посередине реки, мужчины возвращаются.

Друзей не забывают

Прошло время. Гальцев не забыл о своем обещании сделать для Ивана нож. Он всегда носит его с собой, чтобы при удобном случае через Грязнова или Холина передать его Ивану. Через некоторое время Гальцев встречает подполковника и обращается к нему с просьбой передать нож, на что Грязнов отвечает ему, что лейтенанту следует забыть о мальчике, потому что чем меньше знают о таких людях, тем дольше они живут.

Вскоре Гальцев узнает, что Холин погиб, прикрывая отступление своих бойцов. А Грязнова перевели в другое подразделение. Чем все закончилось, вы узнаете, прочитав краткое содержание.

"Иван" Богомолова В. О. - произведение, рассказывающее о событиях Великой Отечественной войны без прикрас и романтики. Реальностью пропитано каждое слово повести.

Война почти закончилась. Гальцев при капитуляции немцев оказывается в Берлине. Там он со своими бойцами обнаруживает машину с немецкими документами. Перебирая папки, Гальцев вдруг находит дело Ивана Бондарева. В документах написано, что его поймали, пытали, а затем расстреляли.

Иван - один из многих детей-героев, которые готовы были пожертвовать своими жизнями ради родины. Например, Зина Портнова, Леня Котик, Саша Чекалин, командир Соболев Иван Васильевич. Краткое содержание повести, к сожалению, не имеет возможности перечислить все имена отважных героев этой страшной и жестокой войны. Однако каждый из нас должен помнить о них и благодарить за мирное небо над головой.

Молодого старшего лейтенанта Гальцева, временно исполняющего обязанности командирабатальона, разбудили среди ночи. Возле берега задержан мальчишка лет двенадцати, весьмокрый и дрожащий от холода. На строгие вопросы Гальцева мальчик отвечает только, что егофамилия Бондарев, и требует немедленно сообщить о своем прибытии в штаб. Но Гальцев, несразу поверив, докладывает о мальчике, лишь когда тот верно называет фамилии штабныхофицеров. Подполковник Грязнов действительно подтверждает: «Это наш парень», ему нужно«создать все условия» и «обращаться поделикатнее». Как и было приказано, Гальцев даетмальчику бумагу и чернила. Тот высыпает на стол и сосредоточенно подсчитывает зернышки ихвойные иглы. Полученные данные срочно отправляются в штаб. Гальцев чувствует себявиноватым за то, что кричал на мальчика, теперь он готов ухаживать за ним.

Приезжает Холин, рослый красавец и шутник лет двадцати семи. Иван (так зовут мальчика)рассказывает другу о том, как не мог из-за немцев подойти к ожидавшей его лодке и как струдом переплывал холодный Днепр на бревне. На форме, привезенной Ивану Холиным, орденОтечественной войны и медаль «За отвагу». После совместной трапезы Холин и мальчикуезжают.

Спустя некоторое время Гальцев вновь встречается с Иваном. Сначала в батальонепоявляется тихий и скромный старшина Катасоныч. С наблюдательных пунктов он «смотритнемца», целые сутки проводя у стереотрубы. Затем Холин вместе с Гальцевым осматриваетместность и траншеи. Немцы на другой стороне Днепра постоянно держат наш берег подприцелом. Гальцев должен «оказывать всяческое содействие» Холину, но ему не хочется«бегать» за ним. Гальцев занимается своими делами, проверяет работу нового фельдшера, стараясь не обращать внимания на то, что перед ним красивая молодая женщина.

Приехавший Иван неожиданно дружелюбен и разговорчив. Сегодня ночью ему предстоитпереправа в немецкий тыл, но он и не думает спать, а читает журналы, ест леденцы. Мальчиквосхищен финкой Гальцева, но тот не может подарить Ивану нож - ведь это память о егопогибшем лучшем друге. Наконец Гальцев подробнее узнает о судьбе Ивана Буслова (этонастоящая фамилия мальчика). Родом он из Гомеля. В войну погибли его отец и сестренка.Ивану пришлось пережить многое: он был и в партизанах, и в Тростянце - в лагере смерти.Подполковник Грязнов уговаривал Ивана поехать в суворовское училище, но тот хочет тольковоевать и мстить. Холин «даже не думал, что ребенок может так ненавидеть…». А когда Иванарешили не посылать на задание, он ушел сам. То, что может сделать этот мальчик, и взрослымразведчикам редко удается. Решено, что, если после войны не отыщется мать Ивана, егоусыновят Катасоныч или подполковник.

Холин говорит, что Катасоныча неожиданно вызвали в дивизию. Иван по-детски обижен:почему тот не зашел попрощаться? На самом деле Катасоныч только что был убит. Теперьтретьим будет Гальцев. Конечно, это нарушение, но Гальцев, и до того просивший взять его вразведку, решается. Тщательно подготовившись, Холин, Иван и Гальцев отправляются наоперацию. Переплыв реку, они прячут лодку. Теперь мальчику предстоит нелегкая и оченьрискованная задача: незаметно пройти в тылу немцев пятьдесят километров. На всякий случайон одет как «бездомный отрепыш». Страхуя Ивана, Холин и Гальцев около часа проводят взасаде, а затем возвращаются назад.

Гальцев заказывает для Ивана точно такую же финку, как та, что ему понравилась. Черезнекоторое время встретившись с Грязновым, Гальцев, уже утвержденный в должностикомандира батальона, просит передать нож мальчику. Но оказывается, что, когда Ивана окон-

чательно решили отправить в училище, он самовольно ушел. Грязнов неохотно говорит омальчике: чем меньше людей знает о «закордонниках», тем дольше они живут.

Но Гальцев не может забыть о маленьком разведчике. После тяжелого ранения он попадает вБерлин для захвата немецких архивов. В найденных документах тайной полевой полицииГальцев вдруг обнаруживает фото со знакомым скуластым лицом и широко расставленнымиглазами. В донесении сказано, что в декабре 1943 г. после яростного сопротивления былзадержан «Иван», наблюдавший за движением немецких эшелонов в запретной зоне. Последопросов, на которых мальчик «держался вызывающе», он был расстрелян.

БОГОМОЛОВ ВЛАДИМИР

В ту ночь я собирался перед рассветом проверить боевое охранение и,
приказав разбудить меня в четыре ноль-ноль, в девятом часу улегся спать.
Меня разбудили раньше: стрелки на светящемся циферблате показывали без
пяти час.
- Товарищ старший лейтенант... а товарищ старший лейтенант... разрешите
обратиться... - Меня с силой трясли за плечо. При свете трофейной плошки,
мерцавшей на столе, я разглядел ефрейтора Васильева из взвода, находившегося
в боевом охранении. - Тут задержали одного... Младший лейтенант приказал
доставить к вам...
- Зажгите лампу! - скомандовал я, мысленно выругавшись: могли бы
разобраться и без меня.
Васильев зажег сплющенную сверху гильзу и, повернувшись ко мне,
доложил:
- Ползал в воде возле берега. Зачем - не говорит, требует доставить в
штаб. На вопросы не отвечает: говорить, мол, буду только с командиром. Вроде
ослаб, а может, прикидывается. Младший лейтенант приказал...
Я, привстав, выпростал ноги из-под одеяла и, протирая глаза, уселся на
нарах. Васильев, ражий детина, стоял передо мной, роняя капли воды с темной,
намокшей плащ-палатки.
Гильза разгорелась, осветив просторную землянку, - у самых дверей я
увидел худенького мальчишку лет одиннадцати, всего посиневшего от холода и
дрожавшего; на нем были мокрые, прилипшие к телу рубашка и штаны; маленькие
босые ноги по щиколотку были в грязи; при виде его дрожь пробрала меня.
- Иди стань к печке! - велел я ему. - Кто ты такой? Он подошел,
рассматривая меня настороженно-сосредоточенным взглядом больших, необычно
широко расставленных глаз. Лицо у него было скуластое; темновато-серое от
въевшейся в кожу грязи. Мокрые неопределенного цвета волосы висели клочьями.
В его взгляде, в выражении измученного, с плотно сжатыми, посиневшими губами
лица чувствовалось какое-то внутреннее напряжение и, как мне показалось,
недоверие и неприязнь.
- Кто ты такой? - повторил я.
- Пусть он выйдет, - клацая зубами, слабым голосом сказал мальчишка,
указывая взглядом на Васильева.
- Подложите дров и ожидайте наверху! - приказал я Васильеву.
Шумно вздохнув, он, не торопясь, чтобы затянуть пребывание в теплой
землянке, поправил головешки, набил печку короткими поленьями и так же не
торопясь вышел. Я тем временем натянул сапоги и выжидающе посмотрел на
мальчишку.
- Ну, что же молчишь? Откуда ты?
- Я Бондарев, - произнес он тихо с такой интонацией, будто эта фамилия
могла мне что-нибудь сказать или же вообще все объясняла. - Сейчас же
сообщите в штаб пятьдесят первому, что я нахожусь здесь.
- Ишь ты! - Я не мог сдержать улыбки. - Ну а дальше?
- Дальше вас не касается. Они сделают сами.
- Кто это «они»? В какой штаб сообщить и кто такой пятьдесят
первый?
- В штаб армии.
- А кто это пятьдесят первый? Он молчал.
- Штаб какой армии тебе нужен?
- Полевая почта вэ-че сорок девять пятьсот пятьдесят...
Он без ошибки назвал номер полевой почты штаба нашей армии. Перестав
улыбаться, я смотрел на него удивленно и старался все осмыслить.
Грязная рубашонка до бедер и узкие короткие порты на нем были
старенькие, холщовые, как я определил, деревенского пошива и чуть ли не
домотканые; говорил же он правильно, заметно акая, как говорят в основном
москвичи и белорусы; судя по говору, он был уроженцем города.
Он стоял передо мной, поглядывая исподлобья настороженно и отчужденно,
тихо шмыгая носом, и весь дрожал.
- Сними с себя все и разотрись. Живо! - приказал я, протягивая ему
вафельное не первой свежести полотенце.
Он стянул рубашку, обнажив худенькое, с проступающими ребрами тельце,
темное от грязи, и нерешительно посмотрел на полотенце.
- Бери, бери! Оно грязное.
Он принялся растирать грудь, спину, руки.
- И штаны снимай! - скомандовал я. - Ты что, стесняешься?
Он так же молча, повозившись с набухшим узлом, не без труда развязал
тесьму, заменявшую ему ремень, и скинул портки. Он был совсем еще ребенок,
узкоплечий, с тонкими ногами и руками, на вид не более десяти-одиннадцати
лет, хотя по лицу, угрюмому, не по-детски сосредоточенному, с морщинками на
выпуклом лбу, ему можно было дать, пожалуй, и все тринадцать. Ухватив
рубашку и портки, он отбросил их в угол к дверям.
- А сушить кто будет - дядя? - поинтересовался я.
- Мне все привезут.
- Вот как! - усомнился я. - А где же твоя одежда?
Он промолчал. Я собрался было еще спросить, где его документы, но
вовремя сообразил, что он слишком мал, чтобы иметь их.
Я достал из-под нар старый ватник ординарца, находившегося в
медсанбате. Мальчишка стоял возле печки спиной ко мне - меж торчавшими
острыми лопатками чернела большая, величиной с пятиалтынный, родинка.
Повыше, над правой лопаткой, багровым рубцом выделялся шрам, как я
определил, от пулевого ранения.
- Что это у тебя?
Он взглянул на меня через плечо, но ничего не сказал.
- Я тебя спрашиваю, что это у тебя на спине? - повысив голос, спросил
я, протягивая ему ватник.
- Это вас не касается. И не смейте кричать! - ответил он с неприязнью,
зверовато сверкнув зелеными, как у кошки, глазами, однако ватник взял. -
Ваше дело доложить, что я здесь. Остальное вас не касается.
- Ты меня не учи! - раздражаясь, прикрикнул я на него. - Ты не
соображаешь, где находишься и как себя вести. Твоя фамилия мне ничего не
говорит. Пока ты не объяснишь, кто ты, и откуда, и зачем попал к реке, я и
пальцем не пошевелю.
- Вы будете отвечать! - с явной угрозой заявил он.
- Ты меня не пугай - ты еще мал! Играть со мной в молчанку тебе не
удастся! Говори толком: откуда ты?
Он закутался в доходивший ему почти до щиколоток ватник и молчал,
отвернув лицо в сторону.
- Ты просидишь здесь сутки, трое, пятеро, но, пока не скажешь, кто ты и
откуда, я никуда о тебе сообщать не буду! - объявил я решительно.
Взглянув на меня холодно и отчужденно, он отвернулся и молчал.
- Ты будешь говорить?
- Вы должны сейчас же доложить в штаб пятьдесят первому, что я нахожусь
здесь, - упрямо повторил он.
- Я тебе ничего не должен, - сказал я раздраженно. - И пока ты не
объяснишь, кто ты и откуда, я ничего делать не буду. Заруби это себе на
носу!.. Кто это пятьдесят первый?
Он молчал, сбычась, сосредоточенно.
- Откуда ты?.. - с трудом сдерживаясь, спросил я. - Говори же, если
хочешь, чтобы я о тебе доложил!
После продолжительной паузы - напряженного раздумья - он выдавил сквозь
зубы:
- С того берега.
- С того берега? - Я не поверил. - А как же попал сюда? Чем ты можешь
доказать, что ты с того берега?
- Я не буду доказывать. Я больше ничего не скажу. Вы не смеете меня
допрашивать - вы будете отвечать! И по телефону ничего не говорите. О том,
что я с того берега, знает только пятьдесят первый. Вы должны сейчас же
сообщить ему: Бондарев у меня. И все! За мной приедут! - убежденно выкрикнул
он.
- Может, ты все-таки объяснишь, кто ты такой, что *за тобой будут
приезжать?
Он молчал.
Я некоторое время разглядывал его и размышлял. Его фамилия мне ровно
ничего не говорила, но, быть может, в штабе армии о нем знали? - за войну я
привык ничему не удивляться.
Вид у него был жалкий, измученный, однако держался он независимо,
говорил же со мной уверенно и даже властно: он не просил, а требовал.
Угрюмый, не по-детски сосредоточенный и настороженный, он производил весьма
странное впечатление; его утверждение, будто он с того берега, казалось мне
явной ложью.
Понятно, я не собирался сообщать о нем непосредственно в штаб армии, но
доложить в полк было моей обязанностью. Я подумал, что они заберут его к
себе и сами уяснят, что к чему; а я еще сосну часика два и отправлюсь
проверять охранение.
Я покрутил ручку телефона и, взяв трубку, вызвал штаб полка.
- Третий слушает. - Я услышал голос начальника штаба капитана Маслова.
- Товарищ капитан, восьмой докладывает! У меня здесь Бондарев.
Бон-да-рев! Он требует, чтобы о нем было доложено «Волге»...
- Бондарев?.. - переспросил Маслов удивленно. - Какой Бондарев? Майор
из оперативного, поверяющий, что ли? Откуда он к тебе свалился? - засыпал
вопросами Маслов, как я почувствовал, обеспокоенный.
- Да нет, какой там поверяющий! Я сам не знаю, кто он: он не говорит.
Требует, чтобы я доложил в «Волгу» пятьдесят первому, что он
находится у меня.
- А кто это пятьдесят первый?
- Я думал, вы знаете.
- Мы не имеем позывных «Волги». Только дивизионные. А кто он
по должности, Бондарев, в каком звании?
- Звания у него нет, - невольно улыбаясь, сказал я. - Это мальчик...
понимаете, мальчик лет двенадцати...
- Ты что, смеешься?.. Ты над кем развлекаешься?! - заорал в трубку
Маслов. - Цирк устраивать?! Я тебе покажу мальчика! Я майору доложу! Ты что,
выпил или делать тебе нечего? Я тебе...
- Товарищ капитан! - закричал я, ошарашенный таким оборотом дела. -
Товарищ капитан, честное слово, это мальчик! Я думал, вы о нем знаете...
- Не знаю и знать не желаю! - кричал Маслов запальчиво. - И ты ко мне с
пустяками не лезь! Я тебе не мальчишка! У меня от работы уши пухнут, а ты...
- Так я думал...
- А ты не думай!
- Слушаюсь!.. Товарищ капитан, но что же с ним делать, с мальчишкой?
- Что делать?.. А как он к тебе попал?
- Задержан на берегу охранением.
- А на берег как он попал?
- Как я понял... - Я на мгновение замялся. - Говорит, что с той
стороны.
- «Говорит», - передразнил Маслов. - На ковре-самолете? Он
тебе плетет, а ты и развесил уши. Приставь к нему часового! - приказал он. -
И если не можешь сам разобраться, передай Зотову. Это их функции - пусть
занимается...
- Вы ему скажите: если он будет орать и не доложит сейчас же пятьдесят
первому, - вдруг решительно и громко произнес мальчик, - он будет
отвечать!..
Но Маслов уже положил трубку. И я бросил свою к аппарату,
раздосадованный на мальчишку и еще больше на Маслова.
Дело в том, что я лишь временно исполнял обязанности командира
батальона, и все знали, что я «временный». К тому же мне был всего
двадцать один год, и, естественно, ко мне относились иначе, чем к другим
комбатам. Если командир полка и его заместители старались ничем это не
выказывать, то Маслов - кстати, самый молодой из моих полковых начальников -
не скрывал, что считает меня мальчишкой, и обращался со мной соответственно,
хотя я воевал с первых месяцев войны, имел ранения и награды.
Разговаривать таким тоном с командиром первого или третьего батальона
Маслов, понятно, не осмелился бы. А со мной... Не выслушав и не разобравшись
толком, раскричаться... Я был уверен, что Маслов не прав. Тем не менее
мальчишке я сказал не без злорадства:
- Ты просил, чтобы я доложил о тебе, - я доложил! Приказано посадить
тебя в землянку, - приврал я, - и приставить охрану. Доволен?
- Я сказал вам доложить в штаб армии пятьдесят первому, а вы куда
звонили?
- Ты «сказал»!.. Я не могу сам обращаться в штаб армии.
- Давайте я позвоню. - Мгновенно выпростав руку из-под ватника, он
ухватил телефонную трубку.
- Не смей!.. Кому ты будешь звонить? Кого ты знаешь в штабе армии?
Он помолчал, не выпуская, однако, трубку из руки, и вымолвил угрюмо:
- Подполковника Грязнова.
Подполковник Грязное был начальником разведотдела армии; я знал его не
только понаслышке, но и лично.
- Откуда ты его знаешь?
Молчание.
- Кого ты еще знаешь в штабе армии?
Опять молчание, быстрый взгляд исподлобья - и сквозь зубы:
- Капитана Холина.
Холин - офицер разведывательного отдела штабарма - также был мне
известен.
- Откуда ты их знаешь?
- Сейчас же сообщите Грязнову, что я здесь, - не ответив, потребовал
мальчишка, - или я сам позвоню!
Отобрав у него трубку, я размышлял еще с полминуты, решившись, крутанул
ручку, и меня снова соединили с Масловым.
- Восьмой беспокоит. Товарищ капитан, прошу меня выслушать, - твердо
заявил я, стараясь подавить волнение. - Я опять по поводу Бондарева. Он
знает подполковника Грязнова и капитана Холина.
- Откуда он их знает? - спросил Маслов устало.
- Он не говорит. Я считаю нужным доложить о нем подполковнику Грязнову.
- Если считаешь, что нужно, докладывай, - с каким-то безразличием
сказал Маслов. - Ты вообще считаешь возможным лезть к начальству со всякой
ерундой. Лично я не вижу оснований беспокоить командование, тем более ночью.
Несолидно!
- Так разрешите мне позвонить?
- Я тебе ничего не разрешаю, и ты меня не впутывай... А впрочем, можешь
позвонить Дунаеву. Я с ним только что разговаривал, он не спит.
Я соединился с майором Дунаевым, начальником разведки дивизии, и
сообщил, что у меня находится Бондарев и что он требует, чтобы о нем было
немедленно доложено подполковнику Грязнову...
- Ясно, - прервал меня Дунаев. - Ожидайте. Я доложу.
Минуты через две резко и требовательно зазуммерил телефон.
- Восьмой? Говорите с «Волгой», - сказал телефонист.
- Гальцев?.. Здорово, Гальцев! - Я узнал низкий, грубоватый голос
подполковника Грязнова; я не мог его не узнать: Грязное до лета был
начальником разведки нашей дивизии, я же в то время был офицером связи и
сталкивался с ним постоянно. - Бондарев у тебя?
- Здесь, товарищ подполковник!
- Молодец! - Я не понял сразу, к кому относилась эта похвала: ко мне
или к мальчишке. - Слушай внимательно! Выгони всех из землянки, чтобы его не