29 (17 ст.ст.) декабря 1885 года родился Роман Фёдорович Унгерн фон Штернберг – один из самых одиозных лидеров Белого движения, участник Гражданской войны на Дальнем Востоке, снискавший себе славу беспощадного борца с большевизмом, освободителя Монголии от китайских захватчиков, «кровавого правителя Урги». Его ненавидели и боялись и красные, и белые. Одни считали его святым праведником, другие – сумасшедшим садистом. Многие готовы были идти за ним на смерть, но ещё больше людей желало его скорейшей гибели. Ещё при жизни барона Унгерн-Штернберга его имя обросло таким количеством мифов и легенд, что разобраться, где правда, а где откровенный вымысел, историки не могут и по сей день.

Ранние годы

Начальный период жизни Романа Фёдоровича Унгерн-Штернберга и его родословная известны биографам достаточно хорошо.

Р.Ф. Унгерн-Штернберг происходил из старинного немецко-балтийского (остзейского) графско-баронского рода. Самая древняя ветвь Унгернов имела примесь венгерской крови. В Швеции и Пруссии представители рода принадлежали к слоям высшего общества, на протяжении многих веков занимали в этих странах высокие посты.

Баронское достоинство было пожаловано Унгерн-Штернбергам шведской королевой Христиной в 1653 году. Барон Рено Унгерн был первым предводителем дворянства Прибалтийского края после его присоединения к России, содействовал Петру I в освоении Прибалтики. Рено Унгерн вытребовал у царя множество привилегий для прибалтийского дворянства. Род Унгернов был включён в дворянские матрикулы всех трёх прибалтийских губерний России. В 1865 году мнением Государственного совета за дворянской фамилией фон Унгерн- Штернберг был признан баронский титул.

В литературе встречаются разные написания полного титульного имени Унгернов: Унгерн фон Штернберг, фон Унгерн-Штернберг и просто Унгерн-Штернберг. Именно в таком варианте фамилия нашего героя употреблялась в официальных послужных списках.

Практически все предки и родственники Р.Ф. Унгерн-Штернберга были военными, служили либо в гвардейской кавалерии, либо на флоте. Многие из них приняли участие в событиях Первой мировой и Гражданской войны в России.

Однако отец Р.Ф. Унгерн-Штернберга – Теодор-Леонгард-Рудольф Унгерн-Штернберг имел весьма мирную профессию. Окончив курс философии Лейпцигского университета, он служил в Департаменте земледелия Министерства государственных имуществ, изучал вопросы виноделия в Крыму, много путешествовал по Европе.

Мать – София-Шарлотта фон Вимпфен, немка из Штутгарта.

Роман Фёдорович Унгерн родился в Герце (Австро-Венгрия) во время одной из заграничных поездок родителей. В 1891 году они развелись, отец вскоре заболел душевной болезнью и никак не принимал участия в судьбе сына. Он умер в 1918 году в Петрограде, в больнице для умалишённых.

Мать вторично вышла замуж за морского офицера – барона Оскара Фёдоровича фон Гойниген-Гюне. В новом браке у неё родились другие дети (сводные брат и сестра Романа). Воспитанием первенца никто не занимался. Семья жила в Ревеле, где Роман Фёдорович посещал Николаевскую гимназию, но курса не окончил, был отчислен за дурное поведение.

В 1902 году (в 16 лет) по настоянию матери был отдан отчимом в Морской кадетский корпус в Санкт-Петербурге. Учился плохо, поскольку не получил должного воспитания и не имел ни малейшего желания стать морским офицером. На преподавателей юноша производил впечатление дикаря: не умел себя вести в обществе, интеллектуально был совершенно неразвит, постоянно нарушал дисциплину, а точные науки (геометрия, астрономия) кадету Унгерну вообще не давались. В 1904 году, просидев два года в начальном классе, Р.Ф. был отчислен из Морского корпуса опять же «за дурное поведение» и плохую успеваемость.

Советские историки, изучавшие характеристики кадета Унгерна в архивах Морского корпуса, сделали весьма поспешные выводы об умственной отсталости и недалёкости будущего белого военачальника.

Между тем, люди действительно знавшие барона (П.Н. Врангель, Рено и Арвид Унгерн-Штернберги, атаман Г.М. Семёнов, генерал-лейтенант В.А. Кислицын и др.), в своих воспоминаниях утверждают, что Роман Фёдорович, напротив, был человеком весьма одарённым. Он обладал острым умом, прекрасной памятью, в совершенстве знал немецкий, французский и немного – английский языки, разбирался в философии и истории религий. Желание Унгерна производить на окружающих дурное впечатление было лишь позой. В юности – позой нелюбимого, обделённого вниманием ребёнка, в зрелые годы – позой оппозиционера, которого не устраивает современный ему общественный уклад и навязываемый ему образ жизни.

С началом Русско-японской войны Р.Ф. Унгерн был зачислен вольноопределяющимся в 91-й Двинский пехотный полк, но к моменту прибытия полка в Манчжурию военные действия уже закончились.

Вне сомнения, на данном этапе в его судьбе принял участие двоюродный племянник его бабушки – генерал П.К. Ренненкампф. При его содействии молодой барон получил отличную характеристику по службе и светло-бронзовую медаль, был произведён в ефрейторы, а в 1906 году – поступил в Павловское пехотное училище в Петербурге.

Училище (с большим трудом) барон Унгерн окончил по 2-ому разряду, но служить в пехоте не захотел. Он подал прошение об отправке на Дальний Восток и зачислении себя в казачье Забайкальское войско. Дальневосточная природа произвела на юного Унгерна неизгладимое впечатление. С июня 1908 по февраль 1911 года Роман Фёдорович служил в 1-м Аргунском полку Забайкальского казачьего войска в чине хорунжего.

Здесь с ним произошёл неприятный случай: в пьяном виде в офицерском собрании барон нанёс оскорбление одному из молодых офицеров полка. Тот не вызвал его на дуэль, а просто ударил в ответ шашкой по голове. Шрам у Унгерна остался на всю жизнь. Состоялся суд чести, оскорблённый офицер подал в отставку, а Унгерн-Штернберг был переведён в Амурский казачий графа Муравьёва-Амурского полк. Этот полк дислоцировался за 1200 км от прежнего места службы барона. Он выехал туда один, без каких-либо припасов, в сопровождении лишь своей охотничьей собаки и сокола. Выдержав устроенный самому себе экзамен на выживание, Унгерн благополучно добрался до месторасположения воинской части по самым диким местам, тайге и бездорожью.

В июле 1913 года Роман Фёдорович увольняется из Амурского полка и отправляется в Кобдо (Монголия), чтобы в качестве добровольца принять участие в монголо-китайской войне. Однако русский консул не понял такого странного желания офицера и на войну его не пустил. Унгерн остался служить сверхштатным офицером в конвойной сотне есаула Комаровского.

Первая мировая война

С началом Первой мировой войны Унгерн-Штернберг сразу вступил в 34-й Донской казачий полк, храбро сражался в разведке, одним из первых получил офицерский орден Св.Георгия 4-й степени. В конце 1914 года барон переводится в 1-й Нерчинский полк – под командование П.Н.Врангеля.

В своих «Записках» Врангель давал крайне противоречивые характеристики своего подчинённого. С одной стороны, отличный храбрый офицер, с рыцарскими понятиями чести, которые постоянно пытался воплощать в жизнь, с другой – человек весьма острого ума, но не имеющий элементарного кругозора, невоспитан, не воздержан в употреблении спиртных напитков, крайне неряшлив, испытывает всяческое презрение к бытовому комфорту и бравирует этим:

«Оборванный и грязный, он спит всегда на полу среди казаков своей сотни, ест из общего котла и, будучи воспитанным в условиях культурного достатка, производит впечатление человека, совершенно от них оторвавшегося. Оригинальный, острый ум, и рядом с ним поразительное отсутствие культуры и узкий до чрезвычайности кругозор. Поразительная застенчивость, не знающая пределов расточительность…»

Унгерн, действительно, не умел держать себя в офицерском обществе, да и вообще среди людей, которые, как им кажется, знают, как надо жить. С солдатами и нижними чинами он чувствовал себя гораздо свободнее, обращался с ними хорошо. Барон получал от матери довольно крупные суммы денег, и почти всё тратил на покупку продуктов для подчинённых. Солдаты в его роте всегда были сыты, одеты лучше, имели табак и тёплые вещи.

В 1916 году Унгерн был удалён из Нерчинского полка из-за дисциплинарного проступка (избил в пьяном виде адъютанта военного коменданта г. Черновцы). Полк как раз получил нового шефа – наследника цесаревича. Врангель, как флигель-адъютант императора с георгиевскими кавалерами ездил в Петербург представляться наследнику. Унгерн, как георгиевский кавалер, тоже должен был поехать, но остался в полку под арестом. Врангель высказывал предположение, что барон нарочно устроил эту драку, чтобы избежать приёма у императора (это было вполне в его характере).

В 1917 году Унгерн направлен на Кавказский фронт в 3-й Верхнеудинский полк, где встретил своего приятеля и сослуживца – Г.М.Семёнова, также удалённого Врангелем за растрату из 1-го Нерчинского полка.

В борьбе с большевиками

Лето 1917 года Р.Ф. Унгерн- Штернберг провёл в Ревеле с родителями, а в августе вместе со своим сводным братом Максимилианом делает попытку поучаствовать в событиях Корниловского выступления – с корпусом генерала Крымова отправляется в Петроград. Неудача восстания заставляет Унгерна принять предложение Г.М.Семёнова и отправиться на Дальний Восток.

Бывший сослуживец барона Унгерна есаул Г.М. Семёнов сразу после июльских событий в Петрограде подал Керенскому проект формирования в Забайкалье ударных подразделений конницы из кочевников Восточной Сибири – бурят, монголов, корейцев и других народностей. Приказом верховного главнокомандующего А.А. Брусилова Семёнов был назначен верховным комиссаром Дальнего Востока и командиром ещё не существующего монголо-бурятского конного полка. Стоянка этому полку была отведена на станции Берёзовка забайкальской железной дороги (неподалёку от города Верхнеудинска). В сентябре 1917 года Унгерн отправляется через всю страну на территорию КВЖД, где развернул свою деятельность Семёнов.

После большевистского переворота все полномочия Семенова, данные ему Временным правительством, превратились в ничто. Полк сформирован не был, в Иркутске, Чите и других крупных городах власть взяли местные большевистские советы.

На станции Даурия – последней приграничной станции КВЖД – собрался отряд из 10 человек, восставших против власти большевиков. В своих воспоминаниях атаман Г.М. Семёнов перечисляет их всех по именам. Среди них оказался и барон Унгерн- Штернберг.

Большевики в Верхнеудинске вскоре поняли, что Семёнов формирует антибольшевистские отряды и 1 декабря 1917 года попытались его арестовать, а отряд распустить. Однако Семёнов оказал вооружённое сопротивление. Эти события красные объявили «неудачной попыткой захвата власти в Верхнеудинске». Затем Семёнов отправился в Читу, силой забрал у читинского Совдепа деньги, выделенные для его отряда Временным правительством, после чего ушёл в Манчьжурию.

В Харбине, силами своего маленького отряда и личной храбростью (скорее, наглостью) Семенову и Унгерну удалось разоружить многочисленные отряды военной охраны КВЖД, которые попали под влияние большевистских агитаторов. Некоторые отряды перешли на сторону Семёнова. Пополнив и хорошо вооружив свой отряд в 559 человек, 29 января 1918 года семёновцы вторглись в Забайкалье, заняв его Восточную часть, Даурию. Вскоре к Семёнову присоединились восставшие против большевиков забайкальские казаки. В августе 1918 года семёновцы взяли Читу, где в 1920 году, после гибели Колчака, Семёновым было сформировано ПРВО (Правительство русской Восточной окраины) Семёнов, как местный уроженец, имел немалый авторитет в среде казачества. Унгерна казаки не знали, поэтому Семенов поручил барону формирование инородческих батальонов.

Летом 1918 года в Даурии Унгерн начал создавать свою знаменитую Инородческую (Азиатскую) конную дивизию. Её основу составили бурятские и монгольские всадники.

Комдив Унгерн

По большому счёту, деятельность Семёнова и Унгерна в Забайкалье никакого влияния на ход Гражданской войны не оказала. Тем не менее, она весьма умерила аппетиты китайцев, стремившихся с ослаблением власти России на Дальнем Востоке захватить не только территорию КВЖД, но и значительную часть Приморья.

Унгерн решил, что белым формированиям необходимо подружиться с монголами, чтобы использовать их давнюю вражду с китайцами и предотвратить быструю экспансию Китайской республики на русские территории. Под угрозой самых жестоких мер он заставил всех русских офицеров своей дивизии выучить монгольский язык. В туземные подразделения назначались командирами либо представители местной знати, либо русские офицеры, пользовавшиеся наибольшим уважением у инородцев.

В 1918-1920 гг. основной задачей Инородческой (Азиатской) дивизии Унгерна являлась охрана железной дороги от станции Оловянная до станции Манчжурия, а также наведение порядка на русской территории КВЖД. Фактически Унгерн взял на себя функции бывшей царской администрации на вверенных ему территориях: выплачивал жалование рабочим и служащим КВЖД, пособия семьям военнослужащих и т.д.

Советская пропаганда долго сокрушалась по поводу жестокости введённого Унгерном режима. На территориях, подконтрольных барону, преследовались все уличённые в симпатиях к большевикам, проводилась жёсткая реквизиционная политика, принимались карательные меры в отношении дезертиров и предателей всех мастей. Не стоит забывать и о том, что Р.Ф. Унгерн в своих действиях был подотчётен Г.М. Семёнову, он фактически обеспечивал его тыл, занимался снабжением всего Забайкальского войска.

В начале Гражданской войны в руках Семёнова оказались весьма значительные суммы, реквизированные в дальневосточных отделениях крупных российских банков. В 1919 году казаки Семёнова задержали и «реквизировали» один из пяти эшелонов с золотым запасом Российской империи, следовавших из Омска во Владивосток. Часть золота (в литературе называются разные суммы – от 7 до 20 миллионов золотых рублей) была выдана Семёновым барону Унгерну. Будучи сам человеком совершенно некорыстолюбивым и честным, Унгерн относился к этим деньгам только как к средству для достижения общей цели – спасению России от большевизма. Того же он требовал не только от своих подчинённых, но и от всех лиц, так или иначе связанных с вопросами снабжения армии. Особенно беспощаден Унгерн был к ворам, взяточникам, лицам, уличённым в коррупционных преступлениях. Пойманных на воровстве офицеров он расстреливал и вешал без пощады, не взирая на чины, звания и прежние заслуги.

Дисциплина в дивизии Унгерна была железной. Очевидцы вспоминали, что за воровство фуража Унгерн приказывал ставить виновника в конский станок; за какой-либо малозначительный проступок он мог собственноручно избить офицера ташуром – палкой, которой монголы погоняют лошадей. В эти годы барон совершенно отказался от употребления спиртного, жестоко карал подчинённых за пьянство, особенно в периоды военных действий. Надо сказать, что все эксцентричные выходки барона в даурский период касались исключительно русских офицеров. С рядовыми, особенно монголами, бурятами и представителями других местных народов Унгерн вёл себя очень терпимо. Известен случай, когда командир дивизии барон Унгерн, пытаясь приучить своего ординарца-бурята к чистоте, на глазах подчинённых сам выстирал его одежду.

Неоднократно Унгерн отпускал захваченных в бою пленных красноармейцев на все четыре стороны, а хорошим конникам предлагал служить в его дивизии. Многие приняли это предложение и остались с бароном Унгерном до самого конца.

По своим политическим взглядам Унгерн был убеждённым монархистом. Атаман Г.М. Семёнов его монархических симпатий не разделял, склоняясь, скорее, к национально ориентированной военной диктатуре эсеровского толка, но никаких политических разногласий между начальником и подчинённым не возникало. Семёнов снисходительно относился к «чудачествам» барона, ценил его честность и бескорыстие, предоставлял ему практически полную свободу действий. Другого человека, способного в короткие сроки создать из диких кочевников боеспособные воинские формирования, у Семёнова в запасе не было. Ведь Унгерн на вверенной ему территории успешно воплощал в жизнь его собственный, семёновский проект 1917 года.

В конце Гражданской войны, когда остатки армий Колчака двинулись на Дальний Восток, идейные разногласия внутри белого лагеря нередко перерастали в вооружённые конфликты и столкновения представителей различных политических течений. Печальным примером подобного противостояния на Дальнем Востоке стал раскол белых сил на каппелевцев и семёновцев. После трагической смерти В.О. Каппеля С.Н.Войцеховский, принявший на себя командование, вывел оставшиеся силы на территорию, подвластную Г.М.Семёнову. Формально он подчинился правителю Забайкальского края, хотя большинство «каппелевцев» настаивало на сохранении своей армии как отдельной боевой единицы.

Состав каппелевских войск в массе своей был слишком неоднородным. Среди каппелевцев было много либеральной интеллигенции, а также рабочих, разделявших социалистические воззрения. В армии Семёнова либералов однозначно считали пособниками большевиков, а к офицерам, служившим в Народной армии Комуча, относились с большим подозрением.

У Войцеховского сразу не сложились отношения ни с Семёновым, ни с Унгерном. Слаженных действий командования Дальневосточной армией не получалось. Среди офицеров-каппелевцев эксцентричного Унгерна именовали не иначе, как «сумасшедший барон».

Сегодня совершенно очевидно, что нет никаких оснований говорить о какой-то особой, изощренной жестокости барона Унгерна в даурский период. Кровавые и неотвратимые расправы над пленными вошли в норму на всех фронтах гражданской войны. Не приходилось рассчитывать на пощаду и красным, представшим перед дивизионным военно-полевым судом.

Каппелевцы отказывались служить у монархиста Унгерна, а Унгерн, со своей стороны, также не испытывал никакого уважения или доверия к офицерам, вставшим когда-то на службу «самарской учредилке».

Дабы не усугублять дальнейшие противоречия, в мае 1920 года Войцеховский передал свой пост генералу Лохвицкому, который потребовал от Г.М.Семёнова убрать Унгерна из армии. В конце концов ушёл сам Лохвицкий, а белые силы на Дальнем Востоке терпели поражение за поражением.

«Панмонголизм» Унгерна

Летом-осенью 1920 года белые армии под натиском красных войск отступали всё дальше на восток. Вести боевые действия без надёжной тыловой базы было невозможно. В этих условиях Унгерн начал налаживать контакты с военной и аристократической элитами Монголии и Китая, надеясь с их помощью получить надёжную тыловую базу и оттуда черпать резервы для дальнейшей борьбы.

В литературе, посвящённой барону Унгерну, его стремление на восток очень часто связывают с некими мистическими настроениями, присущими барону, с его увлечением буддизмом, в частности читтаматрой – учением, которое полагает объективную реальность лишь плодом воображения субъекта. Некоторые биографы Унгерна всерьёз спорят о том, кто бы из великих мира сего мог быть его духовным наставником, говорят о панмонголистских планах Унгерна как о «восстановлении империи Чингисхана», поминают о задуманном Унгерном «крестовом походе» жёлтой расы против погрязшей в разврате и праздности белой Европы и т.д.

На самом деле, всё было гораздо проще. Опираясь на политические элиты Монголии и Китая, убеждённый монархист Унгерн пытался противопоставить коммунистической «красной» Европе монархизм восточных владык. Лишь в идее крепкой монархической власти он видел спасение не только России, но и всего мира от власти коммунистов. В самом коммунизме Унгерн видел не просто политическое или экономическое учение. В его понимании это была воинствующая религия, религия завоевателей, которые не остановятся ни перед чем. Религии коммунизма он стремился противопоставить религию национального самосознания, опирающуюся на патриотизм, веру и авторитет правящего монарха, наместника Бога на земле. Унгерн не собирался восстанавливать «империю Чингисхана» от моря до моря. В реальности он считал необходимым создание всего лишь некоего автономного «буферного государства» - Великой Монголии, которая со временем сможет стать базой для сплочения всех антибольшевистских сил на Дальнем Востоке.

В 1919-1920 годах Унгерн разослал несколько десятков писем монгольским князьям, ламам, китайским генералам-монархистам с изложением своих идей. Ответов пришло считанные единицы. Несмотря на все старания барона, монархического единения не получалось.

Летом 1919 года Унгерн-Штернберг совершил поездку в Китай с целью наладить связи с имеющимися там монархическими группировками. Первым результатом его поездки стал скандал в старом русском посольстве в Пекине, а вторым – женитьба Унгерна на китайской принцессе Цзи из рода Чжанкуй. Принцесса имела европейское образование, хорошо говорила по-английски, после крещения в православие получила имя Елена Павловна.

Современный историк А.С.Кручинин полагает, что брак Унгерна носил чисто формальный характер и был подчинён единственной цели – легализовать денежные выплаты родственникам принцессы, которые занимали высокие посты в китайской армии и строили планы реставрации монархии. Таким образом, Унгерн пытался снискать себе сторонников в монархической партии Китая, а принцесса и её родственники – поправить своё пошатнувшееся материальное положение.

Что касается скандала в посольстве, скорее всего, он был связан с той позицией, что заняли русские дипломаты, находившиеся в то время в Китае. Большинство из них заботилось только о собственном благополучии, но никак не об интересах России. Русское правительство до 1917 года являлось гарантом автономии Внешней Монголии, образовавшейся после распада империи Цин. Но на территории всеми признанного независимого государства уже с лета 1919 года хозяйничали китайские войска. Русский посланник в Пекине князь Н.В.Кудашев не выразил даже формального протеста на вторжение китайцев на территорию Внешней Монголии. Расторопные китайцы под шумок русской смуты попросту «отжали» у России Монголию, мечтая безнаказанно завладеть и другими русскими территориями. Тогда Унгерн решил исправить ситуацию самостоятельно.

Поход на Ургу

Летом 1920 года белые силы развернули последнее широкое наступление в Забайкалье. В августе под напором сил красных войска атамана Семёнова, покинутые японскими союзниками, вынуждены были отступить. В этих непростых условиях 1 октября 1920 года Унгерн со своей дивизией перешёл границу и направился прямо к столице Монголии – Урге (монголы называли город -Нийслэл х?рээ, что переводится как «столичный (главный) монастырь»).

Ургу занимал хорошо вооружённый китайский гарнизон численностью более 7 тысяч человек. Р.Ф. Унгерн, имея за плечами всего 1500 человек своей Азиатской дивизии, вступил в переговоры с китайским командованием, предлагая добровольно сдать город. Естественно, что все его предложения со смехом были отвергнуты.

26-27 октября и 2-4 ноября унгерновцы безуспешно штурмовали Ургу, понесли большие потери, отступили в верховья реки Керулен.

Условия зимовки в монгольской степи оказались самыми суровыми. Но дивизия Унгерна успешно нападала на идущие в Ургу китайские караваны. Барон щёдро делился добытыми трофеями с монгольской знатью, поэтому его войско пополнялось не только за счёт отступавших из Забайкалья русских добровольцев. Монгольские князья также организовали мобилизацию среди местных племён. Унгерна поддержали самые широкие слои местного населения, поскольку видели в нём освободителя от китайского владычества. Теократический монарх Монголии Богдо-гэгэн VIII, находившийся под китайским арестом в своей резиденции близ Урги, тайно прислал Унгерну благословение на изгнание китайцев из страны.

Подкупленные Унгерном буддийские священники распространяли по Урге слухи о том, что все монголы молятся и требуют наказания китайцев за святотатство, что все погибнут здесь. В ночь на 1 февраля 1921 года диверсионный отряд унгерновцев освободил из-под ареста Богдо-гэгэна, чем совершенно деморализовал китайцев. Одновременно с этой дерзкой акцией войска Унгерна подошли к Урге и окружили город со всех сторон.

Ходили легенды о том, что Унгерн за несколько дней до решающего штурма сам в одиночку наведывался в осаждённую Ургу. В своём обычном одеянии – малиновом монгольском халате и белой папахе - он въехал в город безоружным, через главные ворота. Унгерн проехал Ургу насквозь, осмотрел все местные достопримечательности, обругал и избил палкой спавшего на посту возле тюрьмы китайского солдата, после чего спокойно вернулся в свой лагерь. Когда китайцы узнали об этом, их боевой дух был окончательно сломлен, и они готовы были сдаться Унгерну без боя…

На самом деле, без боя не обошлось. Сражение за Ургу продолжалось с 1 по 5 февраля 1921 года. Сперва унгерновцы прорвали оборонительные позиции китайцев на подступах к городу. 3 февраля, чтобы создать видимость подхода подкреплений, Унгерн приказал зажечь на сопках вокруг Урги многочисленные костры. По этим кострам ориентировались резервные отряды при подготовке к решающему штурму 4 февраля.

Китайский гарнизон покинул Ургу 5 февраля. В марте-апреле войска Унгерна, уничтожив все китайские военные базы, окончательно выбили захватчиков с бывшей территории Внешней Монголии.

22 февраля 1921 года в Урге состоялась торжественная церемония повторного возведения Богдо-гэгэна VIII на трон великого хана Монголии. За заслуги перед Монголией Унгерн был пожалован титулом дархан-хошой-чин-вана в степени хана; многие подчинённые барона получили титулы монгольских князей. Монгольские ламы стали величать Унгерна Махакала , что означает «бог войны» или «военный бог». Если переводить эти почести в категории христианства, то можно сказать, что Романа Фёдоровича Унгерн-Штернберга ещё при жизни причислили к лику святых.

От своего непосредственного начальника – Г.М. Семёнова Унгерн тоже получил одобрение и чин генерал-майора.

Однако блестящая победа в Монголии не оправдала надежд новоиспечённого хана на создание в этой стране тыловой базы для новой волны белого движения. Реальной власти Унгерн не получил. Монголией продолжала править прежняя монгольская знать. Её благодарность за освобождение от завоевателей не могла быть слишком щедрой в столь бедной степной стране. Роман Фёдорович был храбрым воином, талантливым полководцем, быть может, неплохим педагогом и психологом, но точные науки ему не давались, и деньги он считать не умел. Золото, полученное от Семёнова, было давно потрачено на снабжение войска, взятки монгольским ламам и китайским монархистам, а ресурсы Монголии не позволяли обеспечить долгое содержание Азиатской дивизии в Урге. Кроме того, монголы издавна привыкли относиться к русским и России как к дающим, а не как к берущим. Для большинства монгольской знати не было никакой разницы между «белыми» и «красными» русскими. Когда у белых закончились материальные блага, монголы стали брать их у красных. Ещё до взятия Унгерном Урги Богдо-гэгэн VIII послал делегацию в Советскую Россию и установил контакты с красными. Многие влиятельные монгольские ламы не стеснялись одновременно брать деньги у Унгерна и сотрудничать с большевиками. Среди пребывающих в Монголию из Забайкалья военных эмигрантов и гражданских беженцев было немало большевистских агентов, агитаторов, прочих лиц, напрямую заинтересованных в разложении унгерновской дивизии. «Контрразведка» барона, наводившая ужас на бывших каппелевских офицеров, оказалась бессильна что-либо сделать. Дальнейшее «стояние» в Урге грозило разложением дивизии уже в апреле-мае 1921 года.

Северный поход Унгерна

Весной 1921 года Сибирь накрыла волна антибольшевистских крестьянских выступлений. Масштабы крестьянских восстаний в Сибири во многом превосходили выступления тамбовских крестьян («антоновское движение»). Но если у тамбовцев был свой несомненный лидер и относительно небольшая территория, то сибирские восстания происходили крайне разрозненно по всем бескрайним просторам зауральской части страны. Выступления плохо вооружённых и столь же плохо организованных крестьянских отрядов быстро подавлялись стянутыми в Сибирь регулярными частями РККА и красными партизанами. Унгерн решил, что у его дивизии есть шанс стать объединяющим и руководящим центром крестьянских выступлений в Восточной Сибири. Особенно его вдохновляло то, что многие локальные восстания крестьян проходили под лозунгами восстановления монархии.

В мае 1921 года Унгерн предпринял поход на территорию Советской Сибири. Целью похода он объявил восстановление власти законного монарха Михаила II Романова, поскольку о его гибели тогда ещё не было широко известно.

Азиатская дивизия разделилась на две бригады. Первая (под командованием Унгерна) наступала на Верхнеудинск, Троицкосавск и Селенгинск. Вторая бригада под командованием генерал-майора Резухина должна была идти на Татаурово, совершая рейд по красным тылам, взрывая мосты и тоннели. К этому времени красные уже перебросили на границу с Монголией регулярные части из европейской России. К ним присоединилась армия ДВР (Дальневосточной республики). Значительный перевес сил оказался на стороне красных. Широкомасштабного народного восстания против большевиков, на которое очень надеялся Унгерн, не произошло. Между двумя бригадами дивизии не было практически никакой связи. Резухин, потерпев ряд поражений, под угрозой окружения вынужден был отступить в Монголию. Бригада Унгерна так же не смогла взять Троицкосавск, повернула назад, на соединение с Резухиным. Тем временем большевики предприняли поход на территорию Внешней Монголии, объединённые силы большевиков и красных монголов заняли Ургу.

1 августа 1921 года унгерновцы одержали победу у Гусиноозёрского дацана, но о дальнейшем продвижении вглубь советской территории не было речи. Азиатской дивизии противостояли закалённые в боях многочисленные части регулярной красной армии. На вооружении у них были броневики, тяжёлая артиллерия, аэропланы. Унгерн мог противопоставить их арсеналу лишь монгольскую кавалерию и с десяток пулемётов. Создалась угроза окружения, и Унгерн вновь ушёл в Монголию.

Заговор и пленение

Ряд поражений, потеря Урги, перспектива зимовки в монгольских степях, как и безумные планы Унгерн-Штернберга о переводе своего войска в Тибет быстро сделали своё дело. В обеих бригадах возник заговор против барона.

В ночь с 17 на 18 августа 1921 года генерал-майор Резухин был убит своими подчинёнными. В бригаде Унгерна были убиты все преданные барону офицеры, даже его ординарец-бурят; казаки обстреляли палатку Унгерна. По словам очевидцев, помимо винтовочных выстрелов, в неё было брошено две гранаты, но Унгерн, словно по волшебству, остался невредим. Он не сразу понял, что его предали абсолютно все, какое-то время метался по лагерю, пытался навести порядок, но после повторных выстрелов в его сторону, предпочёл скрыться в степи.

19 августа обе взбунтовавшиеся бригады направились на восток, чтобы через территорию Монголии пробраться в Маньчжурию, где остались их семьи.

Существует несколько версий пленения барона Унгерна. По одной из них, самой распространённой, утром 19 августа Роман Фёдорович выехал в расположение монгольского батальона, покинувшего лагерь во время ночной неразберихи. Он продолжал верить в беззаветную преданность ему монгольских всадников, поэтому не ожидал предательства с их стороны. Унгерн сам предложил русским офицерам-инструкторам выбор: остаться с ним или следовать за бригадой в Маньчжурию. Почти все офицеры решили уехать. Как только они покинули своего командира, монголы связали Унгерна и убили всех русских инструкторов (в том числе и нижних чинов), остававшихся в отряде. На другой день монгольский отряд атаковало немногочисленное красное партизанское подразделение под командованием военкома Щетинкина. Монгольский отряд значительно превосходил партизан по численности и мог бы оказать достойное сопротивление, но, несмотря на команды и окрики Унгерна, монголы разбежались, оставив своего связанного командира на милость победителей.

Смертный приговор Р.Ф. Унгерну фактически был вынесен в Москве, лично Лениным. В телефонном разговоре 26 августа 1921 года Ленин передал своё мнение о деле барона:

«Советую обратить на это дело побольше внимания, добиться проверки солидности обвинения, и в случае если доказанность полнейшая, в чём, по-видимому, нельзя сомневаться, то устроить публичный суд, провести его с максимальной скоростью и расстрелять».

На следующий день Политбюро ЦК РКП(б)приняло решение по барону Унгерну в редакции, полностью совпадающей с этой директивой Ленина.

Если судить по сохранившимся протоколам допросов Унгерна, во время следствия барон никого не выдал, никого не оговорил, не ответил ни на один из конкретных вопросов о местонахождении своих бывших соратников. Он полностью согласился практически со всеми предъявляемыми ему обвинениями. Пленённый Унгерн не скрывал своих монархических взглядов, всю ответственность за карательную политику на подвластных ему территориях полностью взял на себя, ничего не списывая на своих подчинённых.

Современные историки считают вымыслом половину из предъявленных Унгерну обвинений в бессудных казнях, невообразимых зверствах, еврейских погромах и массовых расстрелах. Тем не менее, на процессе Унгерн вёл себя очень достойно, ничего из предъявленного ему не отрицал и не оправдывался.

Комедия публичного процесса состоялась 15 сентября 1921 года в Новониколаевске (Новосибирск) в летнем парке «Сосновка». Слушание дела барона Романа Фёдоровича Унгерн фон Штернберга заняло 5 часов 20 минут. Обвиняемый был признан виновным по всем пунктам обвинения и расстрелян в тот же день вечером в здании Новониколаевского ГПУ.

После известия о казни барона правитель Монголии Богдо-гэгэн отдал приказ провести службы по Унгерну во всех монгольских храмах. Правда, не все верили, что барон погиб. Местные буддийские ламы прямо потешались над известием о расстреле: разве можно убить Махакалу (бога войны) обычной пулей? Так, ходили слухи, что красные поймали совсем другого, похожего на Унгерн-Штернберга, человека, а сам освободитель Монголии ушел в один из тибетских монастырей, где медитирует и читает так называемую тайную мантру, ведущую к нирване. А некоторые говорили, что Унгерн нашел путь в таинственную страну Агарти и ушел туда с самыми преданными соратниками – на службу к «царю мира». Наступит день, когда зло окончательно воцарится в мире, и в этот момент на сцену выйдет конная дивизия Романа фон Унгерн-Штернберга, чтобы нанести смертельный удар силам зла.

Если отбросить в сторону всю мифологию, окружающую и по сей день фигуру Романа Фёдоровича Унгерн-Штернберга, то можно сказать, что этот неординарный человек оставил в истории значительный след.

Благодаря Унгерну, смогшему увлечь горстку казаков и солдат в поход на Ургу, казавшийся современникам безумным, сегодняшняя Монголия является независимым от Китая государством. Если бы Азиатская дивизия в 1921 году не взяла Ургу и не изгнала с территории внешней Монголии китайские войска, то не возник бы повод для ввода на монгольскую территорию частей Красной армии в ответ на атаку Забайкалья Унгерном. Внешняя Монголия, обретшая независимость после распада империи Цин, могла бы быть аннексирована Китаем и стать такой же китайской провинцией, как Внутренняя Монголия. Ни одна страна, в своё время захваченная Маньчжурской империей, так и не смогла восстановить свою независимость от Китая, кроме Монголии, в которую пришёл барон Унгерн, чтобы восстановить историческую справедливость.

Елена Широкова

Литература:

Белов Е. Барон Унгерн фон Штернберг: Биография. Идеология. Военные походы. 1920-1921 гг.- М., 2003.

Жуков А. В.Барон Унгерн.- М.: Вече, 2013.

Кузьмин С.Л. История барона Унгерна. Опыт реконструкции. – М., 2011.

Юзефович Л.А.Самодержец пустыни. Феномен судьбы барона Р.Ф.Унгерн-Штернберга.- М., 1993.

Художественные произведения:

Марков С.Н.Рыжий Будда. – М., 1992.

Соколов Б.В. Барон Унгерн. Чёрный всадник. – М.,2007.

Юзефович Л.А. Песчаные всадники. – М.,2005

Начало военной карьеры Унгерна

Биография Унгерна также полна загадок и противоречий, как и сам барон.

Предки барона поселились в Прибалтике в XIII веке и принадлежали к Тевтонскому ордену.

Роберт-Николай-Максимилиан Унгерн фон Штернберг (в дальнейшем Роман Федорович) родился по одним сведениям, 22 января 1886 г. на острове Даго (Балтийское море), по другим - 29 декабря 1885 г. в г. Граце, Австрия.

Отец Теодор-Леонгард-Рудольф, австриец, мать Софи-Шарлотта фон Вимпфен, немка, уроженка Штутгарта.

Роман учился в Николаевской гимназии г. Ревеля (Талин), но был исключен за проступки. После этого, в 1896 г., мать отдала его в Морской кадетский корпус в С-Петербурге.

После начала русско-японской войны 17-летний барон бросил учебу в корпусе и поступил вольноопределяющимся в пехотный полк. За храбрость в боях получил светло-бронзовую медаль "В память русско-японской войны" и звание ефрейтора.

После окончания войны умерла мать барона, а он сам поступил в Павловское военное училище в С-Петербурге. В 1908 г. барон выпускается в 1-й Аргунский полк Забайкальского казачьего войска. Приказом от 7 июня 1908 г. ему присвоили звание "хорунжий".

В феврале 1910 г. Унгерн переведен в Амурский казачий полк в Благовещенске командиром команды разведчиков. Участвовал в трех карательных экспедициях по подавлению бунтов в Якутии. Неоднократно дрался на дуэлях.

После начала восстания монголов против Китая подает прошение о разрешении поступить добровольцем в монгольские войска (в июле 1913 г.). В результате назначается сверхштатным офицером в Верхнеудинский казачий полк, расквартированный в г. Кобдо (по другим сведениям, в казачий конвой русской консульской миссии).

По версии барона Врангеля, фактически барон Унгерн служил в монгольских войсках. В Монголии Унгерн изучает буддизм, монгольские язык и культуру, сходится с виднейшими ламами.

В июле 1914 г. с началом Первой Мировой войны Унгерн был призван на военную службу по мобилизации, с 6 сентября стал командиром сотни в 1-м Нерчинском полку 10-й Уссурийской дивизии армии генерала Самсонова. Воевал храбро, совершая диверсионные вылазки в тыл к немцам.

Был награжден пятью орденами: Св. Георгия 4 ст., орденом Св. Владимира 4 ст., орденом Св. Анны 4-й и 3-й ст., орденом Св. Станислава 3-й ст.

В сентябре 1916 г. произведен в есаулы.

В октябре 1916 г. в комендатуре г. Черновцы барон в пьяном виде ударил дежурного прапорщика Загорского шашкой. В результате Унгерн был приговорен к 3-м месяцам крепости, которые он так и не отсидел.

В июле 1917 г. Временное Правительство поручило есаулу Семенову (однополчанину барона) сформировать добровольческие части из монгол и бурят в Забайкалье. Вместе с Семеновым барон оказался в Забайкалье. Дальнейшая одиссея Унгерна частично описана ниже.

А 15 сентября 1921 г. один из самых загадочных и одиозных вождей Гражданской войны был расстрелян в г. Новониколаевске (ныне Новосибирск) по приговору Сибирского ревтрибунала. Месторасположение могилы барона Р. Ф. Унгерна фон Штернберга неизвестно.

Проблемные аспекты идеологии барона Унгерна

Земной шар он делил на Запад и восток, а всё человечество – на белую и жёлтую расы.

На допросе 27августа Унгерн говорил: «Восток должен непременно столкнуться с Западом. Культура белой расы, приведшая европейские народы к революции, сопровождающаяся веками всеобщей нивелировкой, упадком аристократии и прочее, подлежит распаду и замене жёлтой культурой, образовавшейся 3000лет тому назад и до сих пор сохранившийся в непривосеовенности»

Пресловутой жёлтой опасности для барона не существовало; напротив, опасность жёлтой расе, по его мнению, исходила от белой расы с её революциями и разлагающейся культурой.

В письме китайскому генералу-монархисту Чжан Куню от16февраля 1921г. Унгерн писал: «Моё всегдашнее убеждение, что ожидать света и спасения можно только с востока, а не от европейцев, испорченных в самом корне даже до самого молодого поколения, до молодых девиц включительно»

В другом письме барон утверждал: «Я твёрдо верю, что свет идёт с Востока, где не все ещё люди испорчены Западом, где свято, в неприкосновенности хранятся великие начала добра и чести, посланные людям Небом».можно только с востока, а не от европейцев, испорченных в самом корне даже до самого молодого поколения, до молодых девиц включительно»

В другом письме барон утверждал: «Я твёрдо верю, что свет идёт с Востока, где не все ещё люди испорчены Западом, где свято, в неприкосновенности хранятся великие начала добра и чести, посланные людям Небом».

Унгерн был фанатически убежден, что для спасения Востока, желтой расы от революционной заразы, идущей с Запада, необходимо восстановление на тронах царей и создание мощного Срединного (Центрально-Азиатского) государства от Амура до Каспийского моря во главе с «маньчжурским ханом» (императором).

Барон питал ненависть к любым революционерам, которые свергали монархии. Поэтому он решил посвятить свою жизнь и деятельность восстановлению монархий. В марте 1921г. он писал монгольскому князю Найман-вану: «Моя цель-это восстановление монархий. Выгоднее всего начать это великое дело с Востока, монголы для этой цели самый надёжный народ…Я вижу, что свет идёт с Востока и принесёт счастье всему человечеству».

Более пространно эту идею барон развивал в письме от 27 апреля1921г. баргутскому князю-монархисту Цэндэ-гуну:

«Революционное участие начинает проникать в верный своим традициям Восток. Ваше Сиятельство своим глубоким умом понимает всю опасность этого разрушающего устои человечества учения и сознает, что путь к охранению от этого зла один-восстановление царей. Единственное, кто может сохранить правду, добро, честь и обычаи, так жестоко попираемые нечестивыми людьми-революционерами, это цари. Только они могут охранять религию возвысить веру на земле. Нелюди корыстны, наглы, лживы, утратили веру и потеряли истину, и не стало царей. А с ними не стало счастья, и даже люди, ищущие смерти, не могут найти ее. Но истина верна и непреложна, а правда всегда торжествует; и если начальники будут стремиться к истине ради нее, а не ради каких-либо своих интересов, то, действуя, они достигнут полного успеха, и небо ниспошлёт на землю царей. Самое наивысшее воплощение царизма - это соединение божества с человеческой властью, как был Богдыхан в Китае, Богдо-хан в Халхе и в старые времена русское цари».

Итак, Унгерн был убежден, что на земле будет порядок, люди будут счастливы только в том случае, если высшая государственная власть окажется в руках царей. Власть царей - это божественная власть.

Почти во всех письмах Унгерна утверждается, что «свет с Востока» замерцает над всем человечеством. Под «светом Востока» Унгерн имел в виду восстановление царей.

«Я знаю и верю, - писал он губернатору Алтайского округа генералу Ли Чжанкую, - что только с Востока может идти свет, единый свет для существования государства на началах правды, этот свет восстановление царей».

Стало быть, Унгерн хотел «свет с Востока «т.е. восстановление царей, распространить на всё человечество. В воображение барона замысел гигантский.

Своеобразный, с нашей точки зрения, Унгерна был взгляд на китайские войска которые он разобьёт в Монголии. Он считал их революционными большевистскими войсками. На самом деле это было обычное мелитаристкое войско. Но у барона было своё объяснение на этот счет. Вот, что он писал 16 февраля 1921г. губернатору Хэйлунцзяеской провинции генералу Чжан Куню: «Многие китайцы винят меня в пролитой китайской крови, но я полагаю, что честный воин обязан уничтожать революционеров, к какой бы нации они не принадлежали, ибо они не что иное, как нечистые духи в человеческом образе, заставляющие первым делом уничтожать царей, а потом идти брат на брата, сын на отца, внося в жизнь человеческую одно зло».

По-видимому, Унгерн полагал, что если войска пришли из страны, в которой была свергнута Цинская династия и она стала не монархической, а республиканской, то, значит, и её войска стали революционными. Реакционного президента Китайской Республики Сюй Шичана Барон называл «Революционером-большевиком». Он также революционерами Бэйянских генералов только за то, что они не выступили против республики.

Унгерн считал, сто высшая власть, а государстве должна находиться в руках царя.

«Я смотрю так, - говорил он на допросе 1-2 сентября в Иркутске, - царь должен быть первым демократом в государстве. Он должен стоять вне класса, должен быть равнодействующим между существующими в государстве классовыми группировками…Царь должен опираться на аристократию и на крестьянство. Один класс без другого жить не может».

По Унгерну, цари управляют государством, опираясь на аристократию. Рабочие и крестьяне не должны участвовать в управление государством.

Барон ненавидел буржуазию, по его мнению, она «душит аристократов».

Финансистов и банкиров он называл « самым большим злом». Но он не раскрывал содержание этой фразы. Единственная праведная власть, с его точки зрения, - это абсолютная монархия, опирающаяся на аристократию.

Приверженность идее монархизма привела Унгерна к борьбе советской властью. На допросе 27 августа он заявил, что идея монархизма - главное, что его толкало на путь борьбы с Советской Россией.

«До сих пор всё шло на убыль, - говорил он, - а теперь должно идти на прибыль и повсюду будет монархия, монархия». Свою уверенность в этом он якобы нашёл Священном писании, в котором, по его мнению, есть указание не то, что «это время наступает».

Почему Унгерн выступал так твёрдо и убежденно за монархию в Росси? Это он объяснил, а приказе 15 от 21 мая1921г. В нём он приводит такую мысль: Россия много столетий оставалась могущественной крепко сплочённой империей, пока революционеры вместе с общественно - политической и либерально-бюрократической интеллигенцией не нанесли ей удар, поколебав её устои, а большевики дело разрушения довели до конца. Как снова восстановить Россию и сделать её мощной державой? Надо восстановить у власти законного хозяина Земли Русской Императора Всероссийского, каковым, по мнению Унгерна должен стать Михаил Александрович Романов (его уже не было в живых, но барон по видимому, об этом не знал).

Не Раз он повторял в своих письмах, что без царей жить нельзя, ибо без них не земле всегда будет беспорядок, моральное разложение, и люди никогда не добьются счастливой жизни.

А какую же счастливую жизнь предлагал людям Унгерн?

Рабочие и крестьяне должны работать, но не участвовать в управление государством. Царь должен управлять государством, опираясь на аристократию. На допросе в штабе 5-й армии (Иркутск,2 сентября 1921г.) он изрёк такую тираду: «Я за монархию. Без послушания нельзя, Николай I, ПавелI – идеал всякого монархиста. Нужно жить и управлять так, как они управляли. Палка, прежде всего. Народ стал дрянной, измельчал физически и нравственно. Ему палку надо».

Сам Унгерн был крайне жестоким человеком. По его личным приказом за малейшую провинность, а то и ни за что, пороли и растеривали офицеров, военных чиновников, врачей. Наказаниями являлось: сидение на крышах домов в любую погоду, на льду, битье палками, утопление в воде, сжигание людей на кострах. Ташур барона часто гулял по головам, спинам и животам офицеров и солдат. Его удары испытывали даже такие палачи, как Сипайлов, Бурдуковский и генерал Резухин. В то же время он верил гадалкам, ворожеям, они при нём находились постоянно. Без их гаданий и предсказаний он не начинал ни одного похода, ни одного боя.

Программа Унгерна покоилась на идеологии, выводившей его далеко за рамки Белого движения. Она близка японскому паназиатизму или, по Владимиру Соловьеву, панмонголизму, но не тождественна ему. Доктрина «Азия для азиатов» предполагала ликвидацию на континенте европейского влияния и последующую гегемонию Токио от Индии до Монголии, а Унгерн возлагал надежды именно на кочевников, которые, по его искреннему убеждению, сохранили утраченные остальным человечеством, включая отчасти самих японцев, изначальные духовные ценности и потому должны стать опорой будущего миропорядка.

Когда Унгерн говорил о «желтой культуре», которая «образовалась три тысячи лет назад и до сих пор сохраняется в неприкосновенности», он имел в виду не столько традиционную культуру Китая и Японии, сколько неподвижную, в течение столетий подчиненную лишь смене годовых циклов, стихию кочевой жизни. Ее нормы уходили в глубочайшую древность, что, казалось, непреложно свидетельствует об их божественном происхождении. Как писал Унгерн князю Найдан-вану, оперируя конфуцианскими понятиями, только на Востоке блюдутся еще «великие начала добра и чести, ниспосланные самим Небом».

Кочевой образ жизни был для Унгерна идеалом отнюдь не отвлеченным. Харачины, халхасцы, чахары не разочаровали барона, не оттолкнули своей первобытной грубостью.

В его системе ценностей грамотность или гигиенические навыки значили несравненно меньше, нежели воинственность, религиозность, простодушная честность и уважение к аристократии. Наконец, важно было, что во всем мире одни только монголы остались верны не просто монархии, но высшей из ее форм - теократии. Он не фальшивил, когда заявлял, что «вообще весь уклад восточного быта чрезвычайно ему во всех подробностях симпатичен». Унгерн предпочел жить в юрте, поставленной во дворе одной из китайских усадеб. Там он ел, спал, принимал наиболее близких ему людей.

Разумеется, Унгерн и чисто по-актерски играл выбранную им для себя роль, но это была роль действующего лица исторической драмы, а не участника маскарада. Сам он, пусть не вполне осознанно, должен был ощущать свой туземный стиль жизни чем-то вроде аскезы, помогающей постичь смысл бытия.

Идея создания Центрально-Азиатского государства

На допросах Унгерн говорил, что целью его похода в Монголию кроме изгнания оттуда китайских войск являлось объединение всех монгольских племен в единое государство и на его основе создание мощного

Срединного (Центрально – Азиатского) государства. В основу плана создания такого государства он положил идею о неизбежности столкновения Востока с Западом, откуда исходила опасность белой расы жёлтой расе.

Идея объединения монгольских племён в одно государство не была новой. Ее выдвинули халхаские духовные и светские феодалы в 1911году, когда Халха фактически отделилась, от Китая и хотели присоединить к Халхе Внутреннюю Монголию, Западную Монголию Баргу и Урянхайский край (Туву) и просили царскую Россию помочь им в этом предприятии.

Но царская Россия не смогла оказать помощи в этом предприятии. Те же самые монгольские земли хотел объединить в единое государство и Унгерн.

Если судить по его письмам, то он особое внимание уделял Внутренней Монголии и, прежде всего за присоединение Внутренней Монголии. Это-Югуцзур-хутухта, князья Найман-вану и Найден-гун.

В письме Югуцзур-хутухта Унгерн называл его «самым энергичным деятелем Монголии» и возлагал на него самую большую надежду как на объединителя Монголии.

В другом письме Унгерн называл Югуцзур-хутухта «главным соединительным мостом» между халха-монголами и внутренними монголами. Но возглавить восстание, считал Унгерн, должен Найден-гун.

Найден-гуну Унгерн писал, чтобы он «старался всеми силами перетянуть на свою сторону Внутреннюю Монголию». Он надеялся, что князья и ламы Внутренней Монголию поднимут, восстание Унгерн обещал внутренним монголам помочь оружием.

Идея Унгерна заключалась не только в объединении всех монгольских земель, а единое государство, но и предусматривала создание более широкого и более мощного государства в Центральной Азии. Архивные материалы явствуют, что оно, кроме монгольских земель, должно было включать в себя Синьцзян, Тибет, Казахстан, кочевые народы Сибири, и Среднеазиатских владений.

Вновь созданное государство – Унгерн называл его Срединным государством – должно было выступить против «зла», которое несёт Запад, и защищать великую культуру востока.

Под «злом Запада» Унгерн подразумевал революционеров, социалистов, коммунистов, анархистов и его разлагающуюся культуру с её «безверием, безнравственностью, предательством, отрицанием истины добра»

Однако все эти обещания превратились в пустой звук, ибо на деле Сюй и его чиновничье окружение проводили совсем иной курс. Так, например, большая часть торговых пошлин шла в китайскую казну. В Урге был открыт китайский государственный банк, который обеспечивал монопольное положение китайской валюты на внутреннем рынке. Китайские власти потребовали от монголов выплатить долги.

Поскольку китайские купцы продавали монголам товары в долг под большие проценты, то к 1911 г. многие араты оказались в долговой зависимости от них. Монгольские князья брали деньги в ургинском отделении Дайцинского банка и тоже оказались в должниках. Общий размер долга внешних монголов китайцам в 1911 г. составлял около 20 млн. мексиканских долларов В 1911-1915 гг. Внешняя Монголия фактически была независимой страной и, конечно же, не платила долги.

Не платили монголы долги и после Кяхтинского соглашения 1915 г., ибо автономный статус Внешней Монголии давал им такую возможность. Но теперь китайская администрация во Внешней Монголии, опираясь на военную силу, стала выколачивать долги. Причем китайские купцы-ростовщики приплюсовывали к основному долгу процентные наращения за 1912-1919 гг., размер долга, таким образом, фантастически возрастал.

Тяжелым бременем на монголов ложилось снабжение китайских войск продовольствием. В силу своей бедности они не всегда могли обеспечивать продуктами китайские войска. Последние прибегали к мародерству и грабежам мирного населения.

Китайским солдатам жалованье платили нерегулярно, что также толкало их к грабежам. Не получая жалованья несколько месяцев, солдаты Ургинского гарнизона 25 сентября 1920 г. хотели поднять бунт. Назревал крупный грабеж. Чтобы его предотвратить, китайские купцы и русская колония собрали 16 тыс. долл. и 800 баранов для китайских солдат.

Д. П. Першин дает такую характеристику китайским солдатам Ургинского гарнизона: «Китайская солдатня являлась людскими подонками, отбросами, способными на всякое насилие, для которой честь, совесть, жалость были только пустые звуки.

Может быть, Першин излишне ужесточает характеристику китайских солдат, но суть ее схвачена правильно. Действительно, солдаты войск китайских милитаристов в большинстве своем состояли из люмпен-пролетариев. Ждать от них хорошей военной выучки, крепкой дисциплины не приходилось. И этот фактор сыграл немаловажную роль в боях Унгерна за Ургу с превосходящими в несколько раз по численности китайскими войсками.

Китайская военщина вела себя беспардонно в политическом плане. Сюй Шучжэн заставил Джебцзун Дамба-хутухту в главном монастыре Урги Их-Хурэ трижды поклониться портрету китайского президента Сюй Шичана (январь 1920 г.). Эта унизительная церемония оскорбляла национальные и религиозные чувства монгольского народа. Перед своим отъездом в Китай генерал Сюй провел репрессии в отношении ряда видных политических и военных деятелей. Были арестованы и посажены в тюрьму герои борьбы с китайскими войсками в 1912 г. Хатан-Батор Максаржав и Манлай-Батор Дамдинсурэн. Последний умер в тюрьме.

Идея изгнания китайских войск зрела в самых различных слоях внешних монголов. Однако они понимали, что своими силами не добьются осуществления этой цели, и поэтому возлагали надежды на помощь извне. Монгольские князья и ламы обратились с письмами и петициями к американскому и японскому правительствам оказать им помощь в свержении китайского ига, но ответа не получили.

19 марта 1920 г. князья и ламы направили письмо Уполномоченному Российского правительства. В нем речь шла о том, как внешние монголы добились независимости в 1911 г., о Кяхтинском соглашении 1915 г., о ликвидации автономии Внешней Монголии в 1919 г. и тяжелейшем положении народа под гнетом генерала Сюй Шучжэна, выступая не только против жестокого военного режима, который установился во Внешней Монголии, но и против Кяхтинского соглашения, ликвидировавшего ее фактическую независимость.

Однако, видимо, понимая, что Советская Россия не согласится на статус независимой от Китая Внешней Монголии, авторы в конце письма предлагают «восстановить вновь автономное управление» Халхи и Кобдоского округа. это письмо фактически являлось письмом Ургинского правительства.

Летом 1920 г. в Китае разгорелась борьба между различными группировками бэйянских милитаристов. В июле аньфуистская группировка, к которой принадлежал Сюй Шучжэн, потерпела поражение от чжилийской группировки. Сюй Шучжэн был отозван в Пекин. После отъезда Сюя власть в Халхе забрал в свои руки начальник гарнизона Урги генерал Го Сун-лин. Китайская военщина повела себя еще более разнузданно, мародерствовала, грабила и сажала под арест монголов. Го Сунлин арестовал за антикитайские настроения Джебцзун-Дамба-хутухту, который просидел 50 дней в отдельном (не дворцовом) помещении. Солдафоны арестом хутухты хотели напугать монголов, показать свою силу перед ними. Но это была глупость с их стороны. Арест главы монгольской ламаистской церкви вызвал новую волну недовольства и ненависти монголов к китайцам.

Вместо Сюй Шучжэна Пекин послал во Внешнюю Монголию генерала Чэнь И, который был амбанем в Урге с 1917 г. до осени 1919 г. Он освободил из-под ареста Джебцзун-Дамба-хутухту и разрешил ему жить в одном из его дворцов на р. Тола у подножья горы Богдо-ула, считавшейся у монголов священной. Однако теперь дворец охраняли не монгольские цирики, а китайские солдаты.

По существу хутухта оказался под домашним арестом.

Го Сунлин не хотел подчиняться Чэнь И, игнорировав последнего, считая себя хозяином Монголии Противоречия между двумя главными начальниками ослабляли китайскую власть в Халхе.

В это время ненависть монголов к китайским амиинамдостигла высокого уровня, что создавало благоприятные условия для похода Унгерна в Монголию.



Барон Ро́берт-Ни́колай-Максими́лиан (Рома́н Фёдорович) фон У́нгерн-Ште́рнберг (нем. Nikolai Robert Max Baron von Ungern-Sternberg ; 16 (29) декабря 1885, Грац - 15 сентября 1921, Новониколаевск) - русский генерал, видный деятель Белого движения на Дальнем Востоке. Восстановил независимость Монголии.

Кавалер ордена Святого Георгия 4-й степени, ордена Святого Владимира 4-й степени, орденов Святой Анны 3-й и 4-й степеней, ордена Святого Станислава 3-й степени.

Из старинного немецко-балтийского (остзейского) графского и баронского рода, включённого в дворянские матрикулы всех трёх российских прибалтийских губерний. Род происходит от Ганса фон Унгерна, бывшего в 1269 г. вассалом рижского архиепископа.

Отец - Теодор-Леонгард-Рудольф. Мать - Софи-Шарлотта фон Вимпфен, немка, уроженка Штутгарта. Родители Унгерна много путешествовали по Европе, мальчик родился у них в Австрии.

Очевидно, в 1888 г. Унгерны возвратилась в Эстляндию. В 1891 г. Теодор и София развелись. В апреле 1894 г. София вторично вышла замуж - за барона Оскара-Ансельма-Германа (Оскара Фёдоровича) фон Гойнинген-Гюне. С 1900 по 1902 г. Роман Унгерн недолго посещал Николаевскую гимназию (ныне Гимназия Густава Адольфа) в Ревеле (ныне Таллин, Эстония), откуда был отчислен в связи с тем, что 1901 г. перестал посещать занятия, так как заболел воспалением легких и уехал на лечение на юг и за границу

1 августа 1902 г. отчим написал заявление о зачислении Романа Унгерна в Морской кадетский корпус в Санкт-Петербурге. Во время учёбы его поведение было неровным, своевольным и постепенно ухудшалось. В результате в феврале 1905 г. Роман Унгерн был взят на попечение родителей. Во время Русско-японской войны Унгерн поступил вольноопределяющимся 1-го разряда в 91-й Двинский пехотный полк, но этот полк не был на войне, и барон попросил перевести его в казачью дивизию на фронт. Это не получилось, и он перешёл на пополнение в 12-й Великолуцкий полк, назначенный к южно-маньчжурскому театру военных действий. Но к тому времени, когда он прибыл в Маньчжурию, боевые действия уже закончились. В ноябре 1905 года произведён в ефрейторы. В мае 1913 года за Русско-Японскую войну Р. Ф. Унгерн был награждён светло-бронзовой медалью. В 1906 году переведен в Павловское военное училище, которое окончил в 1908 году и, по его просьбе, был зачислен в Забайкальское казачье войско.

Казачья служба

С июня 1908 года служил в 1-м Аргунском полку Забайкальского казачьего войска в чине хорунжего. В 1910 году переведён в 1-й Амурский казачий полк. В 1912 г. произведен в сотники. В июле 1913 года подал в отставку и уехал в Кобдо, Монголия. Целью Унгерна было участие в национально-освободительном движении монголов против Китая, но ему разрешили служить только сверхштатным офицером в конвое русского консульства. Легенда о том, что в Монголии Унгерн сотрудничал с Джа-ламой, опровергается документами. Получив известие о начале войны в 1914 г., Унгерн сразу выехал в Россию.

Орден Святого Георгия 4-й ст.

С началом Первой мировой войны поступил в 34-й Донской казачий полк, действовавший на Австрийском фронте в Галиции. За время войны пять раз был ранен, но возвращался в строй с незалеченными ранами. За подвиги, храбрость и отвагу был награждён рядом орденов.

Вскоре после прибытия на фронт - 22 сентября 1914 года в бою у фольварка Подборек Унгерн проявил героизм в бою, за который был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени. 27 декабря 1914 года Дума ордена Святого Георгия 10-й армии «признала достойным награждения орденом Святого Георгия 4-й степени прикомандированного к 34-му Донскому полку сотника барона Романа Унгерн-Штернберга за то, что во время боя 22 сентября 1914 года, находясь у фольварка Подборек в 400-500 шагах от окопов противника, под действительным ружейным и артиллерийским огнем, дал точные и верные сведения о местонахождении неприятеля и его передвижениях, вследствие чего были приняты меры, повлекшие за собой успех последующих действий».

Р. Ф. Унгерн во время Первой мировой войны.

В конце 1914 года барон перешёл в 1-й Нерчинский полк, за время службы в котором был удостоен ордена Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость». В сентябре 1915 года Унгерн откомандировывается в конный отряд Особой важности Северного фронта атамана Пунина, задачей которого состояли партизанские действия в тылу противника в Восточной Пруссии. За время дальнейшей службы в особом отряде Унгерн получил ещё два ордена: Орден Святого Станислава 3-й степени и орден Святого Владимира 4-й степени.

В Нерчинский полк барон Унгерн возвратился в июле или августе 1916 года. 20 сентября 1916 года был произведен из сотников в подъесаулы, а затем и в есаулы - «за боевые отличия». В сентябре 1916 года награждается орденом Святой Анны 3-й степени.

В октябре 1916 года в г. Черновицы (сейчас Черновцы, Украина) совершил антидисциплинарный поступок и был удален из полка. В 1917 году Унгерн отправился на Кавказский фронт. Есть предположение, что он был переведен туда командиром 1-го Нерчинского полка полковником бароном П. Н. Врангелем. Там он оказался вновь вместе со своим другом Г. М. Семёновым - будущим атаманом. Здесь, в районе оз. Урмия в Персии (Иран), Унгерн участвовал в организации добровольческих отрядов ассирийцев, воевавших на стороне России. Ассирийцы хорошо проявили себя, но это не оказало существенного влияния на ход боевых действий, так как российская армия продолжала разваливаться под влиянием Февральской революции 1917 г.

В июле 1917 года Г. М. Семёнов выехал из Петрограда в Забайкалье, куда прибыл 1 августа с назначением по его же просьбе комиссаром Временного правительства на Дальнем Востоке по формированию национальных частей. Вслед за ним в Забайкалье также появился и его друг - войсковой старшина барон Унгерн. В октябре или ноябре 1917 года Унгерн с 10-16 людьми создал в Иркутске контрреволюционную группу. По-видимому, в Иркутске Унгерн присоединился к Семёнову. Узнав об Октябрьской революции 1917 г., Семенов, Унгерн и ещё 6 человек уехали в Читу, оттуда - на ст. Даурия в Забайкалье, где было решено формировать полк.

Подготовка к Гражданской войне

В декабре 1917 г. Семенов, Унгерн и ещё 5 казаков разоружили деморализовавшийся русский гарнизон ст. Маньчжурия. Здесь Семёнов начал формировать Особый Маньчжурский отряд (ОМО) для борьбы с красными. В начале 1918 года Унгерн назначается комендантом ст. Хайлар. Барон разоружил находившиеся там пробольшевистски настроенные части. Успешные операции вдохновили Семёнова и Унгерна на расширение своих действий. Они занялись формированием национальных отрядов, в том числе из представителей монголов и бурят. После появления зимой-весной 1918 года в Забайкалье многочисленных эшелонов с пробольшевистски настроенными солдатами, возвращавшимися с развалившегося германского фронта, семёновский отряд был вынужден отступить в Маньчжурию, оставив за собой лишь небольшой кусочек российской земли в районе реки Онон. Весной и летом 1918 года на Даурском фронте ОМО вел затяжные бои с красными, в которых участвовал Унгерн. После того, как советская власть в Забайкалье пала, Семёнов в сентябре 1918 г. утвердил в Чите свою ставку. В ноябре 1918 г. Унгерн получил чин генерал-майора. Он перебазировался из Хайлара в Даурию.

1 сентября 1918 года в Даурии была сформирована Отдельная конная туземная бригада, на основе которой позже был образован Туземный конный корпус, затем преобразованный в Азиатскую конную дивизию под командованием Унгерна (историю её создания и организационную структуру см.). Унгерн фактически являлся полноценным властителем Даурии и прилегающего к ней участка Забайкальской железной дороги. Отсюда он делал рейды против красных партизан Забайкалья. Подобно другим белым и красным, Унгерн широко применял реквизиции для снабжения своих войск. Реквизициям подвергались, прежде всего, красные и заподозренные в сочувствии им, а также те, кто большими партиями вывозил деньги и товары за границу. Снабжение войск барона было лучше, чем большинства других белых соединений в Сибири. Шла массовая вербовка добровольцев. Дисциплина держалась на заботе о личном составе и жестоких наказаниях.

Унгерн разрабатывал план восстановления монархий и борьбы с революциями в Евразии, начиная от Маньчжурии, Монголии и Китая и далее на запад. В контексте этого плана, в феврале - сентябре 1919 года он ездил в Маньчжурию и Китай. Там наладил контакты с монархическими кругами, а также готовил встречу Семёнова с маньчжурским милитаристом Чжан Цзолинем. В июле 1919 года Унгерн в Харбине по православному обряду вступил в брак с принцессой Цзи, представительницей свергнутой династии Цин. Она получила имя Елена Павловна Унгерн-Штернберг. Общались они на английском. Цель брака была политическая: Цзи была родственницей генерала Чжана Куйву, командира китайских войск западной части КВЖД и губернатора Хайлара.

В ноябре 1919 года войска красных приблизились к Забайкалью. В начале 1920 года в Иркутске произошло восстание, город был захвачен эсеро-меньшевистским Политцентром; адмирал Колчак погиб. В январе - феврале 1920 г. красные партизаны развернули широкое наступление. В марте 1920 года они взяли Верхнеудинск, семёновцы отступили к Чите. В июне - июле 1920 г. белые развернули последнее широкое наступление в Забайкалье. Унгерн действовал в направлениях на Александровский и Нерчинский заводы в координации с войсками генерала В. М. Молчанова. Белые не могли выдержать давление превосходящих сил красных. Унгерн стал готовить отход в Монголию. 7 августа 1920 года Азиатская дивизия была преобразована в партизанский отряд.

Монгольская эпопея

Освобождение Монголии

В августе 1920 года Азиатская дивизия покинула Даурию и ушла в направлении Монголии, оккупированной китайскими войсками. Существует предположение, что поход планировался как глубокий рейд в тыл советским войскам, ведшим наступление на Читу, детали плана держались в секрете, для чего понадобилась дезинформация об «исчезнувшей дивизии» и «самоуправстве» барона, но в октябре 1920 года войска Семёнова отступили, и поэтому рейд Унгерна в тыл красным стал бессмысленным. Анализ документов показывает, что Унгерн имел свой собственный план: начать с Монголии восстановление монархий. Унгерна и его дивизию в Урге с надеждой ждали многие: для монголов он был провозвестником возрождения независимости, русским же колонистам он нёс освобождение от китайского ига.

Войско Унгерна перешло границу с Монголией 1 октября у посёлка Усть-Букукун и направилось на юго-запад. Подойдя к столице Монголии Нийслэл-Хурэ, барон вступил в переговоры с китайским командованием. Все его требования, включая разоружение китайских войск, были отвергнуты. 26-27 октября и 2-4 ноября 1920 года унгерновцы штурмовали город, но потерпели поражение, понеся значительные потери. Китайцы ужесточили режим в Урге, установив контроль религиозных служб в буддийских монастырях, занявшись грабежами и арестами русских и монголов, рассматриваемых как «сепаратисты».

После поражения войско Унгерна отошло в верховья реки Керулен в аймаке Сэцэн-хана в восточной Монголии. Здесь Унгерн получил моральную и материальную поддержку всех слоев монгольского населения. Материальное положение дивизии улучшалось, в том числе за счет захватов караванов, направлявшихся из Китая для снабжения китайского гарнизона Урги. В дивизии царила палочная дисциплина - вплоть до жестоких казней после пыток мародеров, дезертиров и воров. Дивизия пополнялась за счет отдельных групп белых, проникавших из Забайкалья. Монгольские князья, в том числе Г. Лувсанцэвээн, организовали мобилизацию монголов. Теократический монарх Монголии, Богдо-гэгэн VIII, находившийся под китайским арестом, тайно прислал Унгерну свое благословение на изгнание китайцев из страны. По воспоминаниям М. Г. Торновского, ко времени решающего штурма Урги численность Азиатской дивизии составляла 1460 человек, численность китайского гарнизона - 7 тысяч человек. Китайцы имели большое превосходство также в артиллерии и пулеметах, создали систему окопов в Урге и вокруг неё.

Полковник Дубовик, присоединившийся к Унгерну в Монголии, составил доклад с приложением диспозиции взятия Урги. Унгерн и его ближайший помощник Б. П. Резухин признали её отличной, собрали старших офицеров и приняли с некоторыми поправками (подробнее см.:).

В ночь на 1 февраля 1921 г. две сотни тибетцев, монголов и бурят во главе с Ц. Ж. Тубановым, баргутом Лувсаном и тибетцем Саджа-ламой направились из долины У-Булан (Уу булан , юго-восточнее Урги) на юго-западный склон горы Богдо-ула (южнее Урги) с целью освободить из-под ареста Богдо-гэгэна. Главные силы белых двинулись на город. В тот же день отряд под командованием Резухина захватил передовые позиции китайцев южнее Урги. Две сотни (под командой Хоботова и Неймана) подошли к городу с юго-востока. 2 февраля войска Унгерна после боев захватили остальные передовые позиции китайцев и часть Урги. Во время этих боев унгерновский отряд освободил Богдо-гэгэна из-под ареста и доставил в монастырь Манджушри-хийд на горе Богдо-ула. Это оказало деморализующее воздействие на китайцев.

3 февраля Унгерн дал своим войскам отдых. На сопках вокруг Урги белые ночью зажгли большие костры, по которым ориентировался отряд Резухина, готовившийся к решающему штурму. Костры также создавали впечатление, что к Унгерну подошли подкрепления, которые окружают город. 4 февраля барон предпринял решающий штурм столицы с востока, захватив сначала китайские казармы и торговую слободу Маймачен. После жестоких боев город был захвачен. Часть китайских войск покинула Ургу до и во время боев. Однако небольшие сражения происходили ещё 5 февраля.

И. И. Серебряников следующим образом оценивает личную роль барона Унгерна при взятии Урги:

Знавшие барона Унгерна отмечали его большую личную храбрость и неустрашимость. Он не побоялся, например, побывать в осаждённой Урге, где китайцы дорого бы заплатили за его голову. Произошло это следующим образом. В один из ярких, солнечных зимних дней барон, одетый в свое обычное монгольское одеяние - в красно-вишневый халат, в белой папахе, с ташуром в руках, просто въехал в Ургу по главной дороге, средним аллюром. Он побывал во дворце главного китайского сановника в Урге, Чэнь И, затем мимо консульского городка вернулся в свой стан. На обратном пути, проезжая мимо тюрьмы, он заметил, что китайский часовой здесь мирно спал на своем посту. Это нарушение дисциплины возмутило барона. Он слез с коня и наградил спавшего часового несколькими ударами плети. Проснувшемуся и страшно испуганному солдату Унгерн пояснил по-китайски, что часовому на карауле спать нельзя и что он, барон Унгерн, наказал его за это. Затем он сел снова на лошадь и спокойно поехал дальше. Это появление барона Унгерна в Урге произвело колоссальную сенсацию среди населения города, а китайских солдат повергло в страх и уныние, внушив им уверенность, что за бароном стоят и помогают ему какие-то сверхъестественные силы…

11-13 марта 1921 года Унгерн захватил укрепленную военную базу китайцев в Чойрыне на юге Монголии; другую базу, в Дзамын-Удэ несколько южнее, китайские солдаты оставили без боя. Оставшиеся китайские войска, отступившие от Урги на север Монголии, попытались обойти столицу и пробраться в Китай. Кроме того, большое число китайских солдат двинулось в том же направлении от Маймачена (у российской границы в районе города Кяхта). Русские и монголы восприняли это как попытку вновь захватить Ургу. Несколько сотен казаков и монголов встретили несколько тысяч китайских солдат в районе тракта Урга - Улясутай у реки Тола в центральной Монголии. Бои шли с 30 марта по 2 апреля. Китайцы были разбиты, часть сдалась, а часть прорвалась на юг в Китай. Теперь вся Внешняя Монголия была свободной.

Монголия при Унгерне

Урга встретила белых как освободителей. Однако первое время в городе происходили грабежи - то ли с разрешения барона, то ли потому, что он не мог остановить своих подчиненных. Вскоре Унгерн жестко пресёк грабежи и насилия.

22 февраля 1921 года в Урге состоялась торжественная церемония повторного возведения Богдо-гэгэна VIII на трон великого хана Монголии. За заслуги перед Монголией Унгерн был пожалован титулом дархан-хошой-чин-вана в степени хана; многие подчинённые барона получили титулы монгольских князей. Кроме того, барон получил от Семенова чин генерал-лейтенанта. Часто ошибочно считают, что Унгерн стал диктатором или ханом Монголии, а монархическое правительство было марионеточным. Это не так: всю полноту власти осуществлял Богдо-гэгэн VIII и его правительство. Барон действовал с санкции монарха; Унгерн получил один из высших титулов в Монголии, но не власть.

Унгерн почти не вмешивался в собственно монгольские дела, хотя и помогал монгольской власти. В этот период, несмотря на фактическую изоляцию, в стране был осуществлен ряд прогрессивных мер: открыта военная школа в Урге, национальный банк, улучшено здравоохранение, административная система, промышленность, связь, сельское хозяйство, торговля. Но в отношении колонистов, приехавших в Монголию из России, Унгерн проявил себя как жестокий властитель. Комендантом Урги стал начальник контрразведки Азиатской дивизии подполковник Л. В. Сипайло, сосредоточивший в своих руках всю полноту гражданской власти над колонистами. Со ссылками на приказы Унгерна в Урге было убито 38 евреев; общее же число казненных разных национальностей (в Монголии и вне её) составляет примерно 846 человек (списки см.:). Причина была в том, что Унгерн считал евреев главными виновниками революций, а революционеров - главными врагами.

Понимая, что Белое дело в России проиграно, Унгерн пытался использовать для восстановления монархии в России недовольство народа советской властью. Он надеялся также использовать действия других белых отрядов, монархистов Монголии, Маньчжурии, Китая и Восточного Туркестана, а также японцев. Тем не менее, налаженной разведки и точных сведений о положении в этих регионах и Сибири он не имел, действовал вопреки стратегии Японии. Кроме того, ресурсы Монголии не позволяли обеспечить долгое содержание Азиатской дивизии, ухудшались отношение местного населения к белым и дисциплина в войсках от долгого стояния.

Северный поход 1921 года

21 мая Унгерн издал приказ № 15 «русским отрядам на территории Советской Сибири», которым объявил о начале похода на советскую территорию. В составлении приказа участвовали многие люди, в том числе известный польско-русский журналист и писатель Фердинанд Оссендовский. В приказе, в частности, говорилось:

…в народе мы видим разочарование, недоверие к людям. Ему нужны имена, имена всем известные, дорогие и чтимые. Такое имя лишь одно - законный хозяин Земли Русской Император Всероссийский Михаил Александрович… В борьбе с преступными разрушителями и осквернителями России помнить, что по мере совершенного упадка нравов в России и полного душевного и телесного разврата нельзя руководствоваться старой оценкой. Мера наказания может быть лишь одна - смертная казнь разных степеней. Старые основы правосудия изменились. Нет «правды и милости». Теперь должны существовать «правда и безжалостная суровость». Зло, пришедшее на землю, чтобы уничтожить Божественное начало в душе человеческой, должно быть вырвано с корнем…

Необходимо отметить, что Михаил Александрович Романов был убит в Перми ещё летом 1918 года. Цель похода барона Унгерна в Советскую Россию лежала в контексте возрождения империи Чингис-хана: Россия должна была единодушно восстать, а помочь ей изжить революцию должна Срединная империя (понимавшаяся им не как Китай, а как страна кочевников от Тихого океана до Каспия, наследница Великой Монгольской империи).

Весной 1921 г. Азиатская дивизия была разделена на две бригады: одна под командованием генерал-лейтенанта Унгерна, другая - генерал-майора Резухина. Последняя должна была перейти границу в районе станицы Цежинской и, действуя на левом берегу Селенги, идти на Мысовск и Татаурово по красным тылам, взрывая по пути мосты и тоннели. Бригада Унгерна наносила удар на Троицкосавск, Селенгинск и Верхнеудинск. По данным М. Г. Торновского, бригада Унгерна включала 2100 бойцов, 20 пулеметов и 8 орудий, бригада Резухина - 1510 бойцов, 10 пулеметов и 4 орудия, части оставленные в районе Урги - 520 человек. В Азиатской дивизии служили представители более 16 национальностей, в основном русские, монголы, буряты, китайцы, татары, которые составляли национальные отряды. Кроме того, Унгерну подчинялись отряды белых в других частях Монголии: Н. Н. Казагранди, И. Г. Казанцева, А. П. Кайгородова, А. И. Шубина.

В мае бригада Резухина начала рейд через границу с Россией к западу от р. Селенга. Бригада Унгерна выступила из Урги 21 мая и медленно двинулась на север. К этому времени красные уже перебрасывали войска с разных направлений к границе с Монголией. Они имели многократный перевес в живой силе и вооружении, поэтому наступление Унгерна на Сибирь считали желательным.

Бригаде Резухина в Забайкалье удалось разбить несколько красных отрядов. В одном из этих боев, 2 июня 1921 г. под станицей Желтуринской, отличился К. К. Рокоссовский, который получил за это второй орден Боевого Красного Знамени. У Резухина не было связи с бригадой Унгерна, в результате действий красных создалась угроза окружения. 8 июня он начал отступление и с боями ушёл в Монголию.

Бригада Унгерна потерпела поражение в боях за Троицкосавск 11-13 июня. Затем объединённые силы большевиков и красных монголов, после незначительных боев с охранными отрядами Унгерна, 6 июля вошли в Ургу, оставленную белыми.

Унгерн, дав небольшой отдых своей бригаде на р. Иро, повел её на соединение с Резухиным. Бригада Унгерна подошла к бригаде Резухина 7 или 8 июля, но переправиться через Селенгу и соединить силы удалось лишь через 4-5 дней. 18 июля Азиатская дивизия уже двинулась в свой последний поход - на Мысовск и Верхнеудинск. Силы Азиатской дивизии к моменту выступления во 2-й поход составляли 3250 бойцов при 6 орудиях и 36 пулемётах.

1 августа 1921 года барон Унгерн одержал победу у Гусиноозёрского дацана, взяв в плен 300 красноармейцев, 2 орудия, 6 пулемётов, 500 винтовок и обоз. Пленные были отпущены (по другим данным, убито 24 коммуниста). Наступление белых вызвало большую обеспокоенность властей ДВР. Обширные территории вокруг Верхнеудинска объявили на осадном положении, была проведена перегруппировка войск, прибывали подкрепления и т. д. Вероятно, Унгерн понял, что его надежды на восстание населения не оправдались. Создалась угроза окружения красными. Немаловажным фактором было и то, что теперь вместо плохо организованных красных партизан Унгерну противостояли многочисленные, хорошо вооружённые и организованные войска 5-й советской армии и ДВР - на фоне отсутствия ожидавшихся пополнений. 3 августа Азиатская дивизия стала уходить в Монголию.

5 августа во время боя при Новодмитриевке первоначальный успех унгерновцев был сведён на нет подошедшим к красным броневиками. По разным данным, в селе были убиты две семьи, или же один человек. 7-10 августа дивизия с боями отступала в Монголию. 11 августа барон разделил дивизию на две бригады. Бригада Унгерна ушла вперед, а бригада Резухина выступила несколько позже в арьергарде, отбивая атаки наседавших красных. 14-15 августа унгерновцы перевалили неприступный Модонкульский голец, и вышли в Монголию. М. Г. Торновский оценивает потери белых во время второго похода на Сибирь менее чем в 200 человек убитыми и 50 - тяжело ранеными. Потери красных он оценивает в 2000-2500 человек, что, по-видимому, завышено.

Заговор и плен

Барон Р. Ф. Унгерн и неизвестное лицо

Унгерн решил вести дивизию на запад - в Урянхай на зимовку, чтобы потом вновь начать борьбу. Затем, по-видимому, поняв, что это место в силу географических особенностей станет ловушкой для белых, он решил уходить в Тибет. Эти планы не получили поддержки: солдаты и офицеры были уверены, что это обрекает их на гибель. Как следствие, в обеих бригадах возник заговор против барона Унгерна с целью ухода в Маньчжурию.

В ночь с 17 на 18 августа 1921 года Резухин погиб от рук своих подчинённых. В ночь с 18 на 19 августа заговорщики обстреляли палатку самого Унгерна, однако последний успел скрыться. Заговорщики расправились с несколькими близкими к барону палачами, после чего обе взбунтовавшиеся бригады ушли в восточном направлении, дабы через территорию Монголии добраться до Маньчжурии.

Унгерн предпринял попытку вернуть свою бригаду, однако те отогнали барона выстрелами. Позже он встретил свой монгольский дивизион, которым был арестован 20 августа 1921 года. Затем отряд вместе с бароном был взят в плен разъездом партизан, которым командовал бывший штабс-капитан, кавалер полного банта солдатских Георгиев П. Е. Щетинкин.

В мемуарах очевидцев из России и Монголии сохранилось несколько версий ареста барона Унгерна, на основании которых сделана следующая реконструкция. Утром 19 августа Унгерн встретил свой монгольский дивизион. Барон попробовал склонить его на свою сторону. Возможно, Унгерн также приказал арестовать и расстрелять находившихся в дивизионе русских инструкторов. Однако монголы не хотели продолжать борьбу и помогли бежать, по крайней мере, некоторым из них. Чтобы выйти из борьбы, командир дивизиона Бишерельту-гун Сундуй с подчиненными утром 20 августа связали Унгерна и повезли к белым (монголы считали, что пуля не берет барона). К тому времени красные из отряда Щетинкина узнали от пленных о том, что произошло в бригаде Унгерна. Они направили разведгруппу и наткнулись на связанного барона с монголами, направлявшимися в сторону уходивших белых.

Процесс и казнь

26 августа 1921 года Ленин передал по телефону своё мнение о деле барона, ставшее руководством к проведению всего процесса:

Советую обратить на это дело побольше внимания, добиться проверки солидности обвинения, и в случае если доказанность полнейшая, в чём, по-видимому, нельзя сомневаться, то устроить публичный суд, провести его с максимальной скоростью и расстрелять.

15 сентября 1921 года в Новониколаевске в летнем театре в парке «Сосновка» (в настоящее время на этом месте находятся производственные корпуса по улице Фабричной на пересечении с улицей Спартака) состоялся показательный процесс над Унгерном. Главным обвинителем на процессе был назначен Е. М. Ярославский. Всё дело заняло 5 часов 20 минут. Унгерну предъявили обвинение по трём пунктам: во-первых, действия в интересах Японии, что выразилось в планах создания «центральноазиатского государства»; во-вторых, вооружённая борьба против советской власти с целью реставрации династии Романовых; в-третьих, террор и зверства. Барон Унгерн во время всего суда и следствия держал себя с большим достоинством и подчёркивал своё отрицательное отношение к большевизму и советской власти.

Ряд обвинений суда обоснован фактами: в сношениях с монархистами, попытке создания Срединного азиатского государства, в рассылке писем и воззваний, сборе армии для свержения советской власти и восстановления монархии, наступлении на РСФСР и ДВР, расправе с подозреваемыми в близости к большевизму, даже с женщинами и детьми, и в пытках. С другой стороны, приговор Унгерну содержит ряд ложных обвинений: в истреблении целых селений, поголовном уничтожении евреев, действиях «на пользу захватнических планов Японии» и в том, что действия барона были частью общего плана наступления на РСФСР с востока.

Богдо-гэгэн после получения известия о казни Унгерна повелел служить молебны о нём во всех храмах Монголии.

Миф Унгерна

Харизматическая личность Унгерна после смерти обросла легендами. По мемуарам некоторых европейцев, монголы считали Унгерна «богом войны», хотя такой бог отсутствует в буддийском пантеоне. В Тибете место бога войны занимает докшит Бегцзэ (тиб.: Джамсаран), в Монголии он считается покровителем монастырей столицы, освобожденной Унгерном от китайцев; в народной традиции монгольских народов он иногда трактовался как «бог войны».

Авторы популярных книг конца ХХ - начала XXI в. называли его «белым рыцарем Тибета», «воином Шамбалы», «Махакалой» и т. д. Со времени его смерти до наших дней в разных частях Монголии и Забайкалья ищут клады барона Унгерна. В России, Польше и Китае объявлялись его «потомки», но все претензии такого рода основаны на легендах или фальсификациях.

Историческое значение

Р. Ф. Унгерн оставил в истории значительный след: именно благодаря барону с его полным пренебрежением к опасности, смогшему увлечь в казавшийся современникам безумным поход на Ургу горстку казаков и солдат, сегодняшняя Монголия является независимым от Китая государством. Если бы не было взятия Урги Азиатской дивизией, если бы не были изгнаны из Урги китайские войска и не возник бы повод для ввода на монгольскую территорию частей Красной армии в ответ на атаку Забайкалья Унгерном, Внешняя Монголия, обретшая независимость после распада империи Цин, была бы аннексирована Китаем и стала бы такой же китайской провинцией, как Внутренняя Монголия.

Барон Унгерн не являлся характерной фигурой Белого движения, но для большевизма он представлял действительную опасность тем, что открыто провозглашал своей целью не расплывчатую и неопределённую идею Учредительного собрания, а восстановление монархии.

Ярый монархист, Роман Фёдорович ненавидел революцию и вообще всё то, что вело к свержению монархий. «Единственно, кто может сохранить правду, добро, честь и обычаи, так жестоко попираемые нечестивыми людьми - революционерами, это цари. Только они могут охранять религию и возвысить веру на земле. Но люди корыстны, наглы, лживы, утратили веру и потеряли истину, и не стало царей. А с ними не стало счастья, и даже люди, ищущие смерти, не могут найти её. Но истина верна и непреложна, а правда всегда торжествует… Самое наивысшее воплощение царизма - это соединение божества с человеческой властью, как был Богдыхан в Китае, Богдо-хан в Халхе и в старые времена русские цари» (из письма барона одному монгольскому князю).

Унгерн был фаталист и мистик. Он принял буддизм, но при этом не отказался от христианства и считал все религии выражающими одну высшую истину. Политическая концепция Унгерна была тесно связана с его эсхатологическими взглядами. В пророчествах разных религий он находил объяснение гражданской войне и своему призванию в борьбе с революционерами.

Награды

• Орден Святого Георгия 4-й степени (27 декабря 1914 года: «за то, что во время боя 22 сентября 1914 года, находясь у фольварка Подборек в 400-500 шагах от окопов противника, под действительным ружейным и артиллерийским огнём, дал точные и верные сведения о местонахождении неприятеля и его передвижениях, вследствие чего были приняты меры, повлекшие за собой успех последующих действий»);
• Орден Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» (1914 год);
• Орден Святого Станислава 3-й степени (1915 год);
• Орден Святого Владимира 4-й степени (1915 год);
• Орден Святой Анны 3-й степени (сентябрь 1916 год).

Пересмотр дела

В Викитеке есть полный текст Постановления Президиума Новосибирского областного суда об отказе в реабилитации барона Унгерна Р.Ф.

25 сентября 1998 года Президиум Новосибирского областного суда отказал в реабилитации барона Унгерна Р. Ф.

Память

• В 1928 году поэт Арсений Несмелов написал «Балладу о даурском бароне».
• Является действующим лицом ряда художественных фильмов о революционных событиях на Дальнем Востоке: «Его зовут Сухэ-Батор» (1942, играет Николай Черкасов); совместный советско-монгольский «Исход» (1968 год, играет Александр Лемберг); «Кочующий фронт» (1971, Афанасий Кочетков).
• Барону Унгерну посвящена песня «Вечное небо» группы «Калинов Мост», третья в вышедшем в 2007 году альбоме «Ледяной походъ».
• Памяти барона Унгерна посвящена одноимённая песня волгоградской R.A.C.-группы «Моя дерзкая правда» (МДП).
• Унгерну посвящен документальный роман Леонида Юзефовича «Самодержец пустыни»
• Барон Унгерн (Юнгерн) - персонаж романа Виктора Пелевина «Чапаев и пустота».
• Евгений Юркевич посвятил барону песню «Унгерну фон Штернбергу (за бароном Романом)».
• Барон Унгерн является в видениях одному из главных персонажей поэмы Андрея Белянина «Лана».
• Унгерну посвящена песня «The Baron of Urga» неофолк/неоклассик группы «H.E.R.R.».
• Именем барона Унгерна названа украинская black metal группа «Ungern», лирика группы основана на антикоммунизме и национал-социализме.
• Барону посвящено стихотворение А. А. Широпаева «Унгерн».
• Унгерн один из героев романа А. Валентинова «Генерал-марш».

На сегодняшний день литература о жизни и деятельности Р.Ф. фон Унгерна-Штернберга достаточна велика. На протяжении советского периода в трудах о бароне сложились определенные стереотипы, приведшие мифологизации его образа. Несмотря на то, что в современной российской литературе оценка деятельности Р.Ф. Унгерна претерпела существенные изменения, штампы, сложившиеся в советское время, все еще продолжают существовать.

Следующий исследователь борьбы с Р.Ф. Унгерном оказался еще более суров. Монография Б. Цибикова была написана в 1947 году. В то время советская литература была переполнена обличением зверств фашизма. С точки зрения автора, Унгерн был предтечей фашистской идеологии и, соответственно, просто обязан был быть кровавым палачом. К чести Б. Цибикова надо заметить, что он не фальсифицировал данные, черпая информацию из прессы 20-х годов. Например, он заявлял, что по приказу Унгерна в Урге было убито свыше 400 человек. Автор очень подробно описывал расправы над евреями, приводя конкретные фамилии. Б. Цибиков красочно рисовал картины того, как солдаты Азиатской дивизии, беря за ноги, разрывали детей на две части, а сам Унгерн руководил медленным сожжением на костре пойманного на дороге случайного путника с целью выпытать у него, где хранятся деньги .

Подобные тенденции сохранились и в литературе 90-х годов. Автор монографии "Политическая история Монголии" С.К. Рощин писал, что Р.Ф. Унгерн был "тиран, маньяк, мистик, человек жестокий, замкнутый, пьяница (в молодости)" . При этом автор не отказывал барону и в некоторых положительных качествах - аскетизме, бешенной энергии, храбрости.

В 90-е годы у исследователей появился доступ к воспоминаниям современников Р.Ф. Унгерна, а самое главное, на них можно было свободно ссылаться в публикациях. Неожиданно выяснилось, что соратники барона были не менее строги к его деятельности, чем советская литература.

Впервые адекватное освещение жизнь и деятельность Р.Ф. Унгерна получили в беллетризированной книге Леонида Юзефовича. К сожалению, подход автора к воспоминаниям современников барона был практически лишен критики. В произведении А. Юзефовича Унгерн был запечатлен точно таким, каким он был отражен в воспоминаниях соратников. При этом оценка деятельности барона была в целом положительная . Автор монографии "Барон Унгерн фон Штернберг" Е.А. Белов был осторожен со свидетельствами соратников барона. Но ему изменила объективность в описании действий Азиатской конной дивизии во время похода в Россию. На основании показаний Унгерна на допросах автор делает вывод о том, что "на временно захваченной территории Сибири Унгерн вел себя как жестокий завоеватель, убивал целые семьи коммунистов и партизан, не щадя женщин, стариков и детей" . В действительности, расстрел по приказу Р.Ф. Унгерна трех семей из десятков поселков, занятых дивизией, был исключением (здесь барон руководствовался какими-то неизвестными нам, но весьма конкретными причинами). Кроме того, Е.А. Белов в описании злодеяний барона на советской территории ссылался на самого недобросовестного мемуариста Н.М. Рибо (Резухина). Отсюда и описания массового грабежа мирного населения, изнасилования женщин, пыток и даже сожжения на костре старика бурята. Все это не подтверждается другими источниками и потому достоверным считаться не может.

С.Л. Кузьмин, редактор сборников документов и автор вступительной статьи к ним, сознательно дистанцировался от мемуаристов, уделяя основное внимание военной и политической деятельности Р.Ф. Унгерна .

Несмотря на большое количество публикаций по данной теме, личность и некоторые аспекты деятельности Р.Ф. Унгерна так и остаются в тени. До сих пор не хватало информации, чтобы подтвердить или опровергнуть традиционный штамп "кровавого барона", распространившийся как в советской литературе, так и в воспоминаниях современников Унгерна. Положение изменило издание документов и мемуаров, осуществленное под редакцией С.Л. Кузьмина в 2004 году. Теперь появилась возможность осветить и эту сферу деятельности Р.Ф. Унгерна, отделить факты от мифов. Сколько жертв было у "кровавого барона", кто именно пал от его руки, чем руководствовался Унгерн, определяя наказания врагам, собственным подчиненным и "случайным людям", и, наконец, насколько его деяния являлись исключительными на фоне Гражданской войны - на эти вопросы позволит дать ответ данный материал.

Опубликованные С.Л. Кузьминым документы делятся на два блока 1) документы; 2) мемуары. В свою очередь, в собрании документов выделяются материалы следствия и суда над Р.Ф. Унгерном. Знакомство с этими источниками оставляет странное впечатление. Все три группы документов изображают нам свой собственный образ барона, не схожий с остальными.

Биографические материалы, документы о деятельности Р.Ф. Унгерна во главе Азиатской конной дивизии и его переписка рисуют барона как целеустремленного человека, стратега, талантливого командира и организатора. От вождей Белого движения А.В. Колчака, А.И. Деникина, Н.Н. Юденича Р.Ф. Унгерн отличался тем, что был убежденным монархистом и не мыслил для России никакого другого государственного устройства. Главнокомандующие белых армий стояли на позициях непредрешенчества, считая, что армия не должна участвовать в политике. Барон с самого начала революции уже имел свой план создания Срединного Царства, объединяющего все кочевые народы монгольского корня, "по своей организации неподверженные большевизму" . Эти кочевые народы должны были в дальнейшем освободить Россию, а затем и Европу от "революционной заразы".

Воплощать свой план в жизнь Унгерн начал еще на Кавказском фронте. В апреле 1917 года им был сформирован отряд из местных жителей айсаров, блестяще зарекомендовавший себя во время боевых действий . Его инициативу поддержал есаул Г.М. Семенов, писавший А.Ф. Керенскому по поводу национальных формирований и 8 июня 1917 года выехавший в Петроград для проведения в жизнь этих планов. Деятельность Р.Ф. Унгерна и Г.М. Семенова была продолжена после Октябрьской революции уже на Дальнем Востоке, где они вступили в борьбу с советской властью.

Проведя почти всю Гражданскую войну на важнейшем железнодорожном пункте связи Дальнего Востока с Китаем станции Даурия, Р.Ф. Унгерн продолжал трудиться над воплощением своих замыслов о реставрации монархии во всемирном масштабе. Главной надеждой в этом отношении стал Китай, где также продолжалась гражданская война между республиканцами и монархистами. Следы глобальных замыслов видны уже в письме Р.Ф. Унгерна к Г.М. Семенову 27 июня 1918 года, где он предлагал, чтобы китайцы, находящиеся в их отрядах, воевали с большевиками, а маньчжуры - с китайцами (видимо, республиканцами). Унгерн считал, что это будет выгодно и для Японии .

11 ноября 1918 года в письме П.П. Малиновскому Р.Ф. Унгерн интересовался подготовкой мирной конференции в Филадельфии и находил нужным послать туда представителей от Тибета и Бурятии. Другая идея, которую Унгерн подбрасывал своему корреспонденту, была мысль об организации женского общества в Харбине и налаживании его связей с Европой. Последняя строчка письма гласила: "Политические дела занимают меня целиком" .

В начале 1918 года в Маньчжурии Г.М. Семенов собрал мирную конференцию, где присутствовали представители хараченов и баргут. Из хараченов в составе белых войск была создана бригада . Вторая конференция прошла в феврале 1919 года в Даурии. Она носила общемонгольский характер и имела целью создание независимого Монгольского государства. На конференции было образовано временное правительство "Великой Монголии", главнокомандование над войсками вручено Г.М. Семенову .

В ходе Гражданской войны Р.Ф. Унгерн начал готовить своих офицеров для работы с монголами. Как видно из приказа по Инородческой дивизии от 16 января 1918 года (вероятно ошибка, в действительности 1919 год), ее командир уделял особое внимание обучению личного состава монгольскому языку . С января 1919 года Унгерн был назначен Семеновым ответственным за работу золотых приисков, находившихся под контролем атамана .

Очевидно, что потенциальными противниками Унгерна и Семенова были не только большевики, но и колчаковцы. В случае успешных действий Восточного фронта и захвата Москвы, к власти пришли бы республикански настроенные генералы из окружения А.В. Колчака. К продолжению войны с революцией в любом лице Унгерн готовился, формируя отряды из бурят, монголов и китайцев.

По поводу ухода частей Азиатской конной дивизии в Монголию полной ясности нет. Это был период краха Белого движения на Дальнем Востоке. Его руководители не были уверены в завтрашнем дне и начали искать пути отхода. В своей монографии Белов приводит сведения о том, что в этот период Унгерн просил австрийское правительство дать ему визу на въезд в страну, но разрешения не получил . Решение барона ехать в Австрию могло быть продиктовано и другими мотивами. Е.А. Белов приводит проект международного договора, составленного в штабе Г.М. Семенова. В нем предусматривался ввод в Россию войск Великобритании, Франции, Америки и Японии с целью реставрации монархии и с последующими аннексиями территории . Возможно, в Европе Унгерну предназначалась роль дипломата, которую он уже играл с февраля по сентябрь 1919 года во время своей поездки в Китай .

С.Л. Кузьмин считал, что по приказу Семенова Унгерн должен был провести партизанский рейд через Монголию с целью перерезать железную дорогу, а затем поднять восстание против большевиков в районе Иркутска - Нижнеудинска - Красноярска . Г.М. Семенов писал, что у него существовал единый план на случай поражения белого движения на Дальнем Востоке. В этом случае база белой армии должна была быть перенесена в Монголию. По словам Семенова, соглашение об этом было достигнуто между представителями княжества Хамба, властями Монголии, Тибета и Синцзяна. В походе должны были принять участие отряды китайских монархистов генерала Чжан Куй-ю. Монголия должна была быть освобождена от китайских республиканских войск, после чего боевые действия планировалось перенести на территорию Китая. Операция по захвату Монголии готовилась в полной тайне . Все изложенное Семеновым вполне подтверждается дипломатическими усилиями, предпринятыми Унгерном после занятия Урги.

Этому "Монгольскому" плану не суждено было воплотиться в жизнь в своем полном виде из-за отказа в поддержке Семенову как японцев, так и китайских монархистов. Вместо того, что бы "отступать на Ургу", сам атаман бежал в Китай, а большая часть его войск оказалось в Приморье. Падение Читы произошло гораздо раньше, чем ожидал Г.М. Семенов, поэтому партизанский рейд Азиатской конной дивизии превратился в самостоятельную операцию по созданию в Монголии новой базы белого движения.

После взятия Урги Р.Ф. Унгерн активизировал свою дипломатическую деятельность. К китайским и монгольским князьям и генералам им были разосланы эмиссары. Барон разослал письма многим видным деятелям Монголии и Китая. Ламе Югоцзур-хутухте, назначенному Богдо-гегеном командующим войсками восточной окраины Халхи. Барон писал о том, что его дипломатическое содействие необходимо для договора с главой монархистов Шэн Юнем, князьями Ару-Харачийн-ваном и Найман-ваном. Унгерн в своем письме провозглашал соединение Тибета, Синьцзяна, Халхи, Внутренней Монголии, Барги, Маньчжурии, Шаньдуна в единое Срединное государство. Барон предусматривал и возможность временного поражения в борьбе с революционерами: "Временные неудачи всегда возможны, поэтому, когда Вы соберете у себя достаточное количество войска, я мог бы, в случае неудачи, отступить с остатками халхасцев к Вам, где оправился бы и, соединившись с Вами, стал продолжать начатое святое дело под Вашим руководством" . План Унгерна на объединение сил российской контрреволюции, монголов и монархистов Китая был рассчитан на длительный срок. Поход в 1921 году в Россию был лишь первым шагом по практической реализации этих проектов. Измена собственных офицеров не дала барону возможности предпринять последующие шаги в этом направлении.

Многие современники считали поход Унгерна в Забайкалье авантюрой. Но на этот вопрос может быть и иной взгляд. Исследовавший деятельность белой эмиграции В.Г. Бортневский отмечал, что 1921 год эмигранты начали в твердой уверенности в близости нового похода против большевиков. Эта надежда подкреплялась известиями о восстании в Кронштадте, массовыми крестьянскими выступлениями и волнениями рабочих, распрями в партийном руководстве . Материалы сборника "Сибирская Вандея" показывают, что в 1920-1921 годах Сибирь была охвачена антибольшевистскими восстаниями. Освобожденные от белых области уже испытали все "прелести" продразверстки. Во главе восстаний становились бывшие партизанские командиры. Было очевидно, что в 1921 году после сбора урожая борьба начнется с новой силой. Эту крестьянскую массу и хотел возглавить Унгерн. Он не мог предвидеть, что политика советской власти изменится и произойдет переход к нэпу.

Многие действия Р.Ф. Унгерна были рассчитаны как раз на крестьянские массы. В ходе восстаний в Сибири неоднократно выдвигался лозунг "За царя Михаила" , и Унгерн поднял флаг с вензелем Михаила II (хотя династия Романовых совершенно не стыковалась с созданием Срединной империи). Распространенными лозунгом был "против жидов и комиссаров" . Немедленно антисемитом стал и Унгерн. В войсках Семенова была еврейская рота, агентами самого Унгерна были братья Вольфовичи, но в Урге барон устроил показной еврейский погром. В приказе N 15 он предписывал уничтожать евреев вместе с семьями .

В случае успеха на российской территории Р.Ф. Унгерн не мог мечтать, подобно другим белым военачальникам, дойти до Москвы. Его задачей было создание Срединного государства, а лишь затем освобождение от революции Китая, России и Европы. В своем походе он должен был остановиться, например, на линии Урала. Освободить эту территорию от советской власти теоретически было возможно, но выдержать наступление пятимиллионной Красной Армии нельзя. Унгерн должен был опереться на помощь одного из великих государств. Скорее всего, им должна была стать Япония. Кому, как ни ее императору, было заботиться о восстановлении разрушенных престолов? В 1932 году в одной из частей Китая японцам удалось реставрировать монархию. На престол марионеточного государства Маньчжоу-Го был посажен представитель династии Цинь Пу И.

Последний по времени исследователь деятельности Р.Ф. Унгерна С.Л. Кузьмин считал, что одним из побудительных мотивов, заставивших барона совершить поход в Сибирь, стала неверная информация, сообщаемая перебежчиками. Они говорили о слабости советской власти и недовольстве населения . Анализ документов Сибирского бюро ЦК РКП (б) и Сибирского революционного комитета позволяет предположить, что Унгерн был очень хорошо осведомлен о положении в ДВР.

Продовольственный кризис в ДВР вызвал конфликт в командовании армией и в высшем партийном руководстве. В конце апреля 1921 года Политбюро в Москве приняло решение о замене главнокомандующего ДВР Г.Х. Эйхе В.К. Блюхером, "так как армия близка к разложению" . В связи с принятым решением в среде коммунистов ДВР произошел раскол. По распоряжению Дальбюро Эйхе был подвергнут домашнему аресту. 30 апреля 1921 года И.Н. Смирнов по прямому проводу сообщал В.И.Ленину и Л.Д. Троцкому о том, что благодаря бездеятельности Эйхе армия разлагается, его авторитет окончательно упал. Г.Х. Эйхе внедрил во всех штабах семеновцев и каппелевцев, что парализует доверие военных масс к командованию. Смирнов требовал сместить Дальбюро, отозвав его членов вместе с Эйхе в Москву . В свою очередь, Г.Х. Эйхе телеграфировал Л.Д. Троцкому, что правительство Буфера игнорирует указания центра и идет по сепаратистскому пути, ярко проявляется "партизанское-интриганское течение" (о котором он неоднократно докладывал). Работа по реорганизации партизанских отрядов в регулярные части встретила яростное сопротивление в верхах партизанского командования, которое решилось на настоящий переворот в армии, как сообщал Эйхе .

Весной 1921 года ДВР переживала серьезный кризис, вызванный, в том числе, и действиями Азиатской конной дивизии в Монголии. В свете всего вышеизложенного замысел Унгерна имел вполне реальные очертания. Именно так его и оценивал РВС 5-й армии в своем письме Ленину: "В случае успеха Унгерна, высшие монгольские круги, изменив ориентацию, сформируют с помощью Унгерна правительство автономной Монголии под фактическим протекторатом Японии. Мы будем поставлены перед фактом организации новой белогвардейской базы, открывающей фронт от Маньчжурии до Туркестана, отрезывающей нас от всего Востока" . Еще пессимистичнее выглядело сообщение Смирнова в ЦК РКП (б) 27 мая 1921 года. Он заявлял, что внутреннее положение ДВР хорошо известно противнику. Положение армии ДВР Смирнов расценивал как безнадежное и предсказывал катастрофические последствия .

Унгерна судили дважды. Первый суд над бароном был совершен его соратниками. Офицеры Азиатской дивизии, составив заговор, решили убить своего командира. Еще многие годы после этих событий в своих мемуарах они продолжали осуждать барона за безжалостность и жестокость. Второй суд состоялся в Новониколаевске 15 сентября 1921 года. На этот раз Унгерна судили его враги коммунисты.

Защитник Унгерна на суде в Новониколаевске говорил: "Человек, во время долгой своей военной карьеры подвергавший себя возможности постоянно быть убитым, фаталист, который на свое пленение смотрит, как на судьбу, конечно лично не нуждается в защите. Но в защите нуждается, в сущности говоря, та историческая правда вокруг имени барона Унгерна,... которая создалась" .

Вот ради этой исторической правды исследователь часто должен принимать на себя функции следователя, что в деле Унгерна просто необходимо, так как его враги как в белом, так и в красном лагере были заинтересованы в искажении исторической действительности. Офицерам Азиатской конной дивизии нужно было оправдать свое восстание против командира во время боевых действий, а красные желали использовать "кровавого барона" в своей пропаганде.

На суде Унгерна обвиняли в том, что при наступлении его войсками в отношении населения Советской России (в качестве системы покорения) применялись методы поголовного вырезания (вплоть до детей, которые, по заявлению Унгерна, вырезались на тот случай, чтобы не оставлять "хвостов"). В отношении большевиков и "красных" Унгерном применялись все виды пыток: разламывание в мельницах, битье палками по монгольскому способу (мясо отставало от костей и в таком виде человек продолжал жить), сажание на лед, на раскаленную крышу и т.д.

Из этого делался вывод в том, что Унгерн виновен: "в зверских массовых убийствах и пытках а) крестьян и рабочих, б) коммунистов, в) советских работников, г) евреев, которые вырезались поголовно, д) вырезании детей, е) революционных китайцев и т.д.

Посмотрим, насколько доказаны были эти обвинения.

На допросе по поводу применявшихся им мер наказания Унгерн говорил, что применял смертную казнь. На вопрос по поводу видов казни он отвечал: "вешали и расстреливали". На вопрос "А применяли ли Вы монгольский способ бить до тех пор, пока не отлетят куски мяса?" - Унгерн, по-видимому, с удивлением, отвечал: "Нет, тогда он помрет...". Унгерн признавал, что сажал людей на лед и крышу . В допросе на суде Унгерна спрашивали о том, сколько палок он приказывал давать в виде наказания. Унгерн отвечал, что палками наказывали только солдат, били по телу и давали до 100 ударов . В литературе можно встретить указание на то, что 200 ударов ставят человека на грани смерти. Такое высказывание вызывает серьезные сомнения. Например, распространенное в России в XVIII - первой половине XIX веков наказание шпицрутенами (те же палки) приводило к смерти в районе 4000 ударов, известны случаи, когда выживали и получившие 12 000 ударов . Сведений о том, чтобы от наказания палками в Азиатской конной дивизии кто-то умирал, не имеется.

По-видимому, следователи так и не смогли понять смысл наказаний, накладываемых бароном. Они считали, что посажение на лед и на крышу было разновидностью пытки, поэтому иногда добавлялось "на горячую крышу".

Во время допроса обвиняемого судьи интересовались, за что Унгерн избил адъютанта во время Первой мировой войны. Его спрашивали: "Вы часто избивали людей?". "Мало, но бывало", - отвечал барон .

Неоднократно Унгерна спрашивали, приказывал ли он сжигать деревни. Он отвечал утвердительно, но при этом разъяснял, что "красные деревни" сжигались пустые, так как жители из них разбегались. На вопрос о том, известно ли ему, что трупы людей перемалывались в колесах, бросались в колодцы и вообще чинились всякие зверства, Унгерн отвечал: "Это неправда" .

Единственный конкретный вопрос о расстрелах семей был задан Р.Ф. Унгерну на допросе 27 августа в Троицкосавске. Барон признал, что 2 семьи (9 человек) в Новодмитровке он приказал расстрелять вместе с детьми. При этом он добавил, что в Капчарайской была расстреляна еще одна семья, о чем у следователей сведений не было.

Были расстреляны комсостав и политработники 232-го полка и помначштаба 104-го полка Каннабих. В Гусиноозерском дацане за грабеж обоза Унгерн приказал выпороть всех лам. За присвоение денег им был повешен сотник Архипов, отдан приказ расстрелять Казаградни за то, что тот служит и ему, и красным .

На допросах упоминалась лишь одна фамилия гражданского лица, казненного по приказу Унгерна. Это ветеринарный врач В.Г. Гей, старый член кооператива Центросоюз. Из ответа Унгерна можно заключить, что его спрашивали о том, было ли вызвано убийство Гея меркантильными интересами. Он ответил, что металлических денег у Гея почти совсем не оказалось. Вопросы о судьбе семьи Гея не задавались.

В сводке, составленной следователями по допросам Унгерна 1 и 2 сентября 1921 года, шла речь о том, что он сначала отрицал "избиение всего мужского населения поселка Мандал", а затем сознался, что это было сделано с его ведома . В этом случае барон, видимо, пошел навстречу следователям и взял на себя обвинение. М.Г. Торновский упоминает поселок Мандал, но без всяких комментариев. По-другому обстояло дело с захватом населенного пункта Маймачэн. Командир чахар Найден-ван провел этот рейд самостоятельно, без разрешения барона. Захват Маймачэна сопровождался грабежом и возможно убийствами мирного населения. После этого инцидента чахары были отправлены бароном обратно в Ургу .

Лишь однажды Унгерну задали вопрос о том, знал ли он о насилиях над женщинами, творимыми Л. Сипайловым. Унгерн отвечал, что такого не знает и считает эти слухи вздорными . Во время допроса он вспоминал, что была одна женщина, которую он приказал посадить на лед (провела ночь на льду замерзшей реки).

На вопросы о побуждениях его жестокости со своими подчиненными Унгерн отвечал, что он бывал жесток только с плохими офицерами и солдатами и что такое обращение вызывалось требованиями дисциплины: "Я сторонник палочной дисциплины (Фридрих Великий, Павел I, Николай I)". Этой дисциплиной и держалось все войско .

Как это ни странно, но следователи и судьи вовсе не приложили усилий, чтобы выяснить масштаб преступлений Унгерна. В опубликованных материалах следствия и суда отсутствуют показания свидетелей, лишь несколько раз упоминается о том, что они были. То, что барон отрицал вменяемые ему в вину грабежи и казни мирных жителей, а также сожжение сел вместе с женщинами и детьми, суд во внимание не принял. Конкретными преступлениями, в которых барон признал себя виновным, были расстрел трех семей (2 семьи из 9-ти человек, численность третьей неизвестна), своих соратников Архипова, Казагранди и кооператора Гея. Число расстрелянных по приказу Унгерна евреев, членов Центросоюза и пленных красноармейцев не устанавливалось. В материалах следствия указывалось, что пленных красноармейцев барон или отпускал, или принимал в ряды дивизии. Были случаи, когда он принимал на командные должности пленных коммунистов .

Представляется, что коммунисты-следователи были поражены скромностью "жестокостей" барона. Все выявленные преступления волне укладывались в повседневную практику самих большевиков. Но Унгерн на суде должен был соответствовать образу "кровавого барона" и служить пугалом для населения России. Отсюда и попытки придать дисциплинарным наказаниям, практиковавшимся бароном, вид пыток (сажание на раскаленную крышу, битье палками до отделения мяса), и явное, ни на чем не основанное многократное преувеличение жертв деятельности Унгерна.

Смертный приговор Р.Ф. Унгерну был вынесен в Кремле. 26 августа 1921 года В.И. Ленин передал по телефону Политбюро свое заключение по делу барона, заканчивающееся словами: "...устроить публичный суд, провести его с максимальной скоростью и расстрелять". На следующий день заключение Ленина в той же редакции было утверждено Политбюро . Партийные вожди совершенно не приняли во внимание, что 17 января 1920 года Совет народных комиссаров принял постановление об отмене смертной казни в отношении врагов Советской власти.

В этом отношении суд над Унгерном находился в сильном контрасте с похожим делом, слушавшимся в начале марта 1921 года. В советских газетах тот процесс освещался под заглавием "Кровавый пир Семеновщины". К суду были привлечены четырнадцать участников расправы над заключенными в Красных казармах города Троицкосавска 8 и 9 января 1920 года. В те дни было убито до 1000 человек. Городская дума для того, чтобы остановить казни, была вынуждена просить о вводе в город китайских частей. Хотя в руки советских властей попали далеко не главные виновники событий в Красных казармах, но и некоторым из них вменялось в вину участие в убийствах: заключенных рубили шашками, кололи штыками, били прикладами и пытались травить ядом. Итогом этого шумного процесса стал приговор: семерых подсудимых - к двадцати годам общественных работ, одного - к десяти годам, одного - к десяти годам условно, трое были оправданы, а один выслан из ДВР .

Суд соратников барона был строг, но можно предположить, что столь же мало объективен, как и большевистский. Многими исследователями замечено, что офицеры и чины Азиатской конной дивизии, оставившие свои воспоминания, имели непосредственное отношение к восстанию против Р.Ф. Унгерна. Они были заинтересованы в чернении барона, чтобы снять с себя ответственность за провал похода и убийство командира. Одновременно они пытались переложить на барона ответственность за все плохое, что было сделано дивизией во время похода в Монголию. Отсюда попытки представить Унгерна прирожденно жестоким человеком, проявлявшим это качество во все периоды своей жизни.

Что же смогли предъявить Р.Ф. Унгерну его судьи из белого лагеря? Выясняется, что весьма немного (в том случае, если мы это примем на веру). Действительно, по приказу барона людей не только вешали и расстреливали, но даже сжигали заживо. Оправдать эти действия невозможно, даже ссылаясь на чрезвычайную обстановку того времени. Но можно попытаться понять, почему Унгерн поступал так или иначе, чем он руководствовался в вынесении приговоров, какие цели ставил перед собой. Были ли правы современники барона, во главе с поэтом Арсением Несмеловым (А.И. Митропольским) утверждавшие, что Унгерн своими жестокими поступками просто удовлетворял свою садистскую страсть?

Главным обвинителем Р.Ф. Унгерна суждено было стать М.Г. Торновскому. Он в течение многих лет собирал материал, чтобы написать "беспристрастную" картину деятельности Азиатской конной дивизии. Из десяти конкретных лиц, убитых по приказу Унгерна и перечисленных Торновским (Чернов, Гей, Архипов, Ли, Дроздов, Гордеев, Парняков, Энгельгарт, Ружанский, Лауренц), у других мемуаристов встречаются: у А.С. Макеева - 6; у Н.Н. Князева - 3; у М.Н. Рибо- 2; у Голубева - 1.

М.Г. Торновский (1882 - после 1955) - выпускник Иркутского военного училища. В Первую мировую войну был командиром батальона на Русско-германском фронте. Получил чин полковника и был откомандирован для работы в Иркутском военном училище. После революции уехал в Харбин, где вступил в антибольшевистскую организацию "Комитет защиты Родины и Учредительного собрания". Позднее в армии А.В. Колчака командовал 1-м Егерским полком. В 1919 году был командирован в ставку Колчака, но по дороге получил известие, что адмирал расстрелян, и остался в Урге .

Во время осады города Унгерном Торновский был заключен китайцами в тюрьму, где провел около двух месяцев. 10 или 11 января 1921 года он был освобожден по приказу военного министра из Пекина. После объявления в Урге о приеме добровольцев в Азиатскую конную дивизию Торновский явился в штаб Унгерна и представился генералу Б.П. Резухину. Он был определен на должность начальника штаба. М.Г. Торновский вспоминал, что у него "не лежало сердце к семеновцам", так как их деятельность была ему хорошо известна. Сослуживец Торновского поручик А.И. Орлов и сотник Патрин, перешедшие в 1919 году от Г.М. Семенова к А.В. Колчаку, вообще бежали из Урги, чтобы не служить у Унгерна . Вызывает удивление, что барон назначил на пост начальника штаба незнакомого ему офицера. В глазах Р.Ф. Унгерна М.Г. Торновского компрометировало даже то, что он был членом "Комитета защиты Родины и Учредительного собрания". Не говоря уже о том, что по не совсем понятным причинам командир полка покинул театр боевых действий и в течение года занимался предпринимательством в Урге, в то время, как Азиатская дивизия вела непрерывные бои. Унгерн вообще очень подозрительно относился к колчаковским обер-офицерам, предпочитая не принимать их на службу. Скорее всего, Торновский был определен в штаб для более тщательной проверки. Через две недели работы, видимо, получив благоприятный отзыв Резухина, Унгерн назначил его в свой личный штаб. Сам Торновский признавал, что в его распоряжении не было ни одного человека и он не получал заданий (кроме допроса полковника Лауренца).

Унгерн был крайне холоден со своим новым подчиненным. 5 февраля Торновский поступил на службу в Азиатскую конную дивизию, а уже 17 марта он был ранен и выбыл из строя на два месяца. До самого выхода дивизии из Урги Торновский не имел доступа к информации и пользовался лишь слухами о происходившем. О многом говорит тот факт, что, выступая в поход, Унгерн не оставил в Урге своего бывшего начальника штаба (еще ходившего на костылях и не могшего самостоятельно сесть на лошадь). 14 июня Торновский догнал дивизию и получил назначение "походным интендантом", хотя интендантства в то время дивизия не имела. Таким образом, описание боевых действий Азиатской конной дивизии в своих воспоминаниях автор передавал также с чужих слов.

Уже вскоре появилось новое обстоятельство, очень настроившее М.Г. Торновского против командира дивизии. По словам мемуариста, на реку Селенгу прибыл капитан Безродный, привезший много документов, компрометировавших колчаковских офицеров. По поводу Торновского Безродному удалось получить показания о том, что он преклоняется перед Лениным и сочувствует его деятельности. Донос был основан на действительно имевшем место разговоре, в котором Торновский отмечал, что Ленин войдет навсегда в историю России. Только заступничество генерала Резухина заставило Унгерна воздержаться от расправы с мнимым большевиком. Хотя позднее мемуарист и получил задание пропагандировать в деревнях цели противобольшевитского похода, доверия Унгерна он так и не заслужил. Это "вербовочно-агитационное бюро" за 15 дней работы завербовало всего трех добровольцев. В результате 10 августа по приказу Унгерна Торновский был определен простым всадником в 1-й полк, где, впрочем, был поставлен старшим над санитарами.

М.Г. Торновский заявлял, что он ничего не знал о заговоре. Полной неожиданностью для него было убийство Б.П. Резухина. Тем не менее, Торновский был избран офицерами командиром бригады и увел ее в Китай. Унгерна он больше не видел. Даже из этого краткого обзора видно, что у Торновского не было причин любить Унгерна. Служили они вместе очень недолго и их отношения не сложились. Учитывая все вышеизложенное, Торновского трудно считать беспристрастным свидетелем. Большая часть его воспоминаний записана с чужих слов. Воспоминания соратников Унгерна вообще во многих местах повторяют друг друга. Это и понятно, ни один из бойцов Азиатской конной дивизии не мог быть одновременно во всех местах действий ее подразделений. Оказывается, что свидетелей "зверств" барона практически нет. Все мемуаристы передают слухи или чужие рассказы. Чтобы быть до конца объективными, воспользуемся показаниями самого "беспристрастного" обвинителя Торновского, компилировавшего воспоминания своих предшественников.

Самым впечатляющим из наказаний, примененных Р.Ф. Унгерном, стала расправа над прапорщиком Черновым. Первым казнь Чернова описал Голубев (1926 год), видимо, служивший в Азиатской конной дивизии (других сведений о нем нет). Согласно его рассказу, после провала первых наступлений на Ургу Азиатская дивизия отошла на Акшу, имея с собой большой обоз с ранеными. Там распоряжались бывший комендант Даурии полковник Лауренс и прапорщик Чернов. Договорившись между собой, они решили убить больных, у которых были деньги. Позднее, чтобы облегчить обоз, они отдали приказ отравить тяжелораненых, но фельдшер не выполнил этого указания.

Когда Унгерн получил сведения о злоупотреблениях в обозе и лазарете, он приказал арестовать прапорщика Чернова, пороть его, а затем сжечь живым на костре . В дальнейшем сообщение о преступлении и казни Чернова повторялось с различными вариациями многими мемуаристами. Например, в 1934 году Н.Н. Князев писал, что Чернов был сожжен за убийство и ограбление нескольких раненых всадников, лежавших в лазарете . Очевидно, что Унгерн специально придал казни Чернова показательный, демонстративный характер, чтобы пресечь повторение подобных случаев в дальнейшем.

По свидетельству Голубева, подполковник Лауренц был соучастником преступления Чернова. М.Г. Торновский, который лично допрашивал Лауренца, подтверждал это сообщение. По его свидетельству, Лауренц обвинялся в том, что грабил монголов и хотел отравить раненых, находившихся в госпитале. Можно предположить, что Торновскому действительно было поручено допросить Лауреца о его служебной деятельности, но о действительном обвинении он ничего не знал. Подполковник Лауренц, как комендант Даурии, был ближайшим сотрудником Унгерна. Он вместе с командиром Анненковского полка полковником Циркулинским был ранен во время второго штурма Урги. Затем Циркулинский и Лауренц получили особое задание и были направлены в Китай.

О миссии подполковника Лауренца можно получить сведения из письма Унгерну неизвестного войскового старшины 25 января 1920 года: "Подполковник Лауренц для точной разведки положения на местах выезжает в Хайлар, вероятно в Харбин..." . Сохранились два письма Лауренца к Унгерну от 1 и 7 февраля, где он отчитывался о выполнении задания. 2 марта 1921 года Унгерн писал Чжан Куню о том, чтобы он не верил полковнику Лауренцу, так как он бежал .

Миссия Лауренца и Циркулинского оказалась рискованной. Китайцы начали аресты людей, связанных с бароном. Циркулинский был арестован при попытке провести транспорт с медикаментами в Ургу. Он сидел в китайской тюрьме и подвергался пыткам. Груз был конфискован. За проявленную верность Унгерн простил Циркулинскому не только потерю груза, но и дезертирство офицерской сотни Анненковского полка, командиром которого Циркулинский был до ранения. Когда он вернулся назад, Унгерн назначил его начальником обороны Урги. Видимо, Лауренц повел себя иначе и, выполняя задание барона, не проявил стойкости и верности белому делу, за что и был расстрелян.

Во время суда над Унгерном упоминались несколько фамилий лиц, расстрелянных по приказу барона. Особым вниманием судей пользовался священник Ф.А. Парняков. На заданный ему на эту тему вопрос Унгерн отвечал, что приказал убить священника потому, что тот был председателем какого-то комитета . В дальнейшем большевики продолжали "разыгрывать карту" Ф.А. Парнякова: "Христианин, верующий в Бога, отправляет другого христианина - священника Парнякова на тот свет, так как он красный... Барон Унгерн - религиозный человек, я в этом нисколько не сомневаюсь, и это подчеркивает то, что религия никогда не спасала никого от самых величайших преступлений", - гневно восклицал обвинитель Е. Ярославский .

Что же писали соратники барона о священнике, чья смерть была использована большевиками для разоблачения религии? Полковник В.Ю. Сокольницкий, начальник штаба отряда Кайгородова, писал, что Федор Парняков был большевиком и председателем одного из кооперативов Урги . Член Войскового правления Енисейского казачьего войска К.И. Лаврентьев, во время осады Урги заключенный китайцами в тюрьму, утверждал, что о. Федор Парняков сыграл провокаторскую роль в судьбе русских заключенных. Он тормозил их перевод в теплое помещение . Вполне конкретно описывал деятельность Парнякова проживавший с 1820 года в Урге М.Г. Торновский. Он называл священника "большевиствующим деятелем", одним из главных проводников коммунистических идей. Парнякова и его товарищей Торновский обвинял в гибели около 100 русских людей, расстрелянных по их доносам в Урге и ее окрестностях. В другом месте мемуарист писал, что Ф.А. Парняков и его сыновья были причастны к террористической группе революционеров еще с 1905 года. Сам священник был "пьяница, похабник, несомненный атеист" . Очевидно, что приказ расстрелять "священника" Унгерн отдал по просьбе части жителей Урги, считавших Парнякова большевиком и агентом китайцев.

Врач С.Б. Цыбыктаров возглавлял больницу при российском консульстве в Урге. После взятия Унгерном города он был арестован по обвинению в большевизме и расстрелян. По этому поводу М.Г. Торновский в своих воспоминаниях предполагал, что С.Б. Цыбыктаров был кем-то оклеветан или убит с целью реквизиции его имущество . Из воспоминаний Д.П. Першина, который сопровождал Цыбыктарова к барону после ареста, следует, что последний очень раскаивался, что произносил речи на собрании в Урге в присутствии конвойных казаков . Сам Унгерн говорил о С.Б. Цыбыктарове: "В Чите на собрании я слышал, как он распинался за коммунистов и за всякие свободы" .

После взятия Урги были расстреляны некоторые колчаковские обер-офицеры. Торновский писал, что за панические слухи был расстрелян подполковник Дроздов . По этому поводу А.С. Макеев вспоминал, что панические настроения Унгерн ликвидировал, расстреляв подполковника Дроздова, распространявшего слухи. После этого больше никто не решился сомневаться в "устойчивости ургинской жизни" .

В Урге был арестован и расстрелян бывший кяхтиский комиссар А.Д. Хитрово. По воспоминаниям Д.П. Першина, за два дня до ареста Хитрово заходил к нему и рассказывал об ужасах семеновщины в Троицкосавске. Он порицал атаманщину и считал ее причиной краха А.В. Колчака. Хитрово принимал участие в решении троицкосавского городского самоуправления пригласить в город китайцев, чтобы прекратить произвол семеновцев. Д.П. Першин вспоминал, что несколько членов городского самоуправления были расстреляны большевиками за приглашение китайцев . Не избежал этой участи и Хитрово, но по приказу Унгерна.

Торновский вспоминал, что Унгерн конфисковал в Урге большой кожевенный завод и поставил управлять им Гордеева (в прошлом крупного кожевника-заводчика на Волге). Вскоре Гордеева за маловажный поступок повесили .

Что же это за "маловажный поступок"? Торновский упоминал, что Гордеев украл 2500 долларов и какое- то количество сахара. К.И. Лаврентьев так же указывал, что Гордеев был расстрелян за кражу сахара со складов завода . Командир сотни Азиатской конной дивизии получал в месяц 30 рублей, в сравнении с этим кража 2500 долларов была очень серьезным делом (мародеров Унгерн вешал и за украденный отрез ткани).

С 1912 года в Монголии действовал кооператив Центросоюз, занимавшийся заготовкой мяса и кож. После революции руководство Центросоюза переориентировалось на контакты с советской Москвой. Служащие кооператива снабжали деньгами и продовольствием красных партизан, в то же время срывали поставки мяса белому фронту. Перед занятием Урги Унгерн был настроен на поголовное истребление служащих Центросоюза как большевиков. Но перед штурмом к Унгерну перебежали двое забайкальских казаков, низовые сотрудники кооператива, и передали информацию обо всех служащих Центросоюза. Во время последнего боя за Ургу бывшие белогвардейцы из числа служащих кооператива присоединились к бойцам Унгерна и стали истреблять своих бывших коллег большевиков . В дальнейшем Унгерн продолжил репрессии против членов Центросоюза, заподозренных им в большевизме. Так был убит вместе с семьей ветеринарный врач В.Г. Гей. Описывавший его смерть Торновский упоминал, что у Унгерна были данные, что Гей находится в постоянной связи со штабом 5-й советской армии в Иркутске . Ф. Оссендовский в своей книге "Звери, люди и боги" писал о В.Г. Гейе: "Он вел дело на широкую ногу, а когда в 1917 году большевики захватили власть, стал сотрудничать с ними, быстро сменив убеждения. В марте 1918 года, когда армия Колчака прогнала большевиков из Сибири, ветеринара арестовали и судили. Его, впрочем, быстро освободили: ведь он был единственным человеком, способным осуществлять поставки из Монголии, и он действительно тут же передал Колчаку все находившееся у него в наличии мясо, а также серебро, полученное от советских комиссаров".

За воровство Унгерн нередко расстреливал и своих собственных офицеров, даже заслуженных. М.Г. Торновский, видимо из воспоминаний А.С. Макеева, заимствовал рассказ о казни адъютанта барона и его жены Ружанских. Адъютант, получив по подложному документу 15 000 рублей, бежал, надеясь захватить в госпитале свою жену санитарку, но они были пойманы и казнены. После этого должность адъютанта получил А.С. Макеев .

Большинство мемуаристов, описывающих заключение унгерновской эпопеи, упоминало казнь полковника П.Н. Архипова. Он присоединился к Азиатской конной дивизии перед последним штурмом Урги, приведя с собой конную сотню в 90 казаков. Торновский посвятил смерти Архипова отдельный подраздел своего труда. В конце июня Унгерн получил известия от Л. Сипайлова о том, что П.Н. Архипов утаил часть золота, захваченного во время взятия китайского банка (по разным сведениям 17-18 фунтов или три с половиной пуда). Полковник во всем сознался и был казнен (по разным сведениям расстрелян, повешен или удушен после пыток) .

Несмотря на то, что Унгерн вынужден был прибегать к услугам палачей и доносчиков, это не значит, что он относился с уважением и любовью к этим людям. Барон терпел их до той поры, пока они были необходимы. Н.Н. Князев указывал, что в период отхода от Троицкосавска Унгерн отдал письменный приказ генералу Резухину повесить своего главного палача Л. Сипайлова, когда он прибудет в отряд . Тогда же сурово наказан был главный врач дивизии А.Ф. Клингенберг. Расправа над ним запомнилась многим мемуаристам. Торновский описывал эту расправу с врачом (4 июня 1921 года) так: Унгерн, увидев плохо перевязанного раненного, подбежал к А.Ф. Клингенбергу и стал бить его сначала ташуром, а затем и ногами, в результате сломав ему ногу. После этого врач был эвакуирован в Ургу .

При внимательном рассмотрении биографии Клингенберга надо признать, что у барона мог быть и другой повод, кроме плохого ухода за больными, для наказания своего главного врача. Мемуарист Голубев так описывал деятельность Клингенберга: бежав от красных из Верхнеудинска, он стал работать врачом в Кяхте, где сошелся с местными евреями. Оказавшись мобилизованным в дивизию Унгерна после взятия Урги, Клингенберг возглавил расправу над евреями. Во главе казаков он приходил на квартиры своих старых знакомых, изымал деньги и ценности, а затем расстреливал хозяев. Затем Клингенберг стал осведомителем и доносил барону о разговорах среди раненых в госпитале, "многим сократив жизнь" . За это он и был расстрелян по приказанию полковника Циркулинского уже после оставления белыми Урги.

Нет ясности с обстоятельствами смерти двух других медиков. Торновский сообщал о казни зубного врача корейца Ли и медицинского фельдшера из Омска Энгельгардт-Езерского . Причем, последний был сожжен так же, как прапорщик Чернов. Торновский не знал причины этих казней. Вскользь о них упоминали А.С. Макеев (о Ли), Д.Д. Алешин и Н.М. Рибо (о Энгельгардт-Езерском). Если принимать на веру эти сообщения, то прослеживается какая-то необычная пристрастность барона к медицинским работникам. Г.М. Семенов вспоминал, что в бытность свою в Хайларе Унгерн отдал приказ расстрелять доктора Григорьева, ведшего пропаганду против барона . Среди распоряжений Унгерна по отдельной Азиатской конной бригаде сохранился приказ от 20 декабря 1919 года по поводу ареста врача бригады Ильинского. Барон приказывал арестовать медика на один день и две ночи за то же самое, за что он уже арестовывал его две недели назад: "Посмотрю, кому надоест раньше: мне ли сажать, ему ли сидеть" , - писал Унгерн (заметим, что вопреки мнению, сложившемуся в исторической литературе о режиме на станции Даурия, речь в приказе идет лишь об аресте, физическое воздействие вообще не предусматривалось). Врачи отвечали барону нелюбовью, один из них - Н.М. Рибо - принял активное участие в заговоре против командира Азиатской конной дивизии. Очевидно, что Унгерн был монархистом ультраправых убеждений. В его глазах большевиком был любой, не разделявший его взглядов на государственное устройство. Таким образом, в число таких "большевиков" попадала почти вся русская интеллигенция того времени. Близко же сталкиваться в ходе действий дивизии Унгерну приходилось в основном с медиками. С ними, как с представителями "революционной интеллигенции", он бывал иногда, мягко говоря, не в меру суров.

Подозрительность Р.Ф. Унгерна к новым людям, попадавшим в дивизию, была вполне обоснована. На разных уровнях партийного руководства, в том числе и на самом высоком, в Москве, неоднократно издавались директивы о посылке агитаторов в отряды барона с целью их разложения . В монографии, посвященной деятельности ВЧК - ГПУ, вышедшей в 70-х годах, утверждалось, что пленение Унгерна было организовано полномочным представителем ГПУ Сибири И.П. Павлуновским. В отрядах барона действовали советские агенты, которые и организовали заговор в Азиатской конной дивизии . Хотя такое заявление и представляется очень сомнительным, но подобную задачу чекисты перед собой определенно ставили.

Очень показательным примером является описание в мемуарах расправы Р.Ф. Унгерна над единственным конно-артиллеристом дивизии капитаном Оганезовым. В описании Торновского Оганезов был отправлен пасти скот в наказание за то, что его батарея вела огонь с закрытой позиции . Другую версию этого события приводит Н.Н. Князев. По его воспоминаниям, Оганезов был наказан за то, что обстрелял сопку, где в это время находился барон . Мы уже никогда не узнаем, как происходили эти события. Прочие мемуаристы не упоминают о них. Но если совместить оба рассказа, то получится, что Оганезов обстрелял сопку, где находился Унгерн после его запрещения стрелять с закрытых позиций. В таком случае наказание было вполне умеренным, так как барон мог заподозрить и злой умысел. Торновский в заключение своих воспоминаний оговаривался, что в эмиграции Оганезов "сердечно вспоминал генерала Унгерна" . Возможно, и в этом случае барон оказался прав?

Самым крупным преступлением Р.Ф. Унгерна стал еврейский погром в Урге. Торновский вспоминал (с чужих слов), что перед занятием Урги барон отдал приказ: "При занятии Урги всех коммунистов и евреев уничтожать на месте, имущество их забирать. Одну треть забранного сдавать в штаб, а две трети оставлять в свою пользу". Автор указывал, что из всех евреев Урги спаслись девочка, которую удочерила русская нянька, и девушка, ставшая наложницей Сипайлова, им же в последствии задушенная . Н.Н. Князев останавливался на этом вопросе подробнее. Описывая взгляды барона, он отмечал уверенность Унгерна в том, что "русская революция устроена евреями и лишь злая еврейская сила поддерживает и усугубляет революционный процесс в России. Он полагал, что установление порядка на нашей родине невозможно, пока существуют евреи". Автор отмечал, что в Урге были сделаны некоторые исключения. Была сохранена жизнь Вольфовича и присяжного поверенного Мариупольского, зубного врача и еще одного еврея, за которых просили "ургинские бароны" Фитингоф, Тизенгаузен и фон Витте . А.С. Макеев передавал такие слова барона: "Я не делю людей по национальностям. Все - люди, но здесь я поступлю по-другому. Если еврей жестоко и трусливо, как подлая гиена, издевается над беззащитными русскими офицерами, их женами и детьми, я приказываю: при взятии Урги все евреи должны быть уничтожены - вырезаны. Это им заслуженная месть за то, что не скрутили рук своей гадине. Кровь за кровь!"

Из воспоминаний А.С. Макеева следует, что кроме желания пополнить казну дивизии и стимулировать казаков в борьбе за Ургу, отдавая приказ истребить евреев, Унгерн руководствовался так же чувством мести. Барон имел много информации обо всем, что происходит в осажденном городе. По тем же соображениям после взятия Урги был казнен богатый купец М.Л. Носков, доверенное лицо еврейской фирмы Бидермана. По свидетельству Торновского, Носков сильно притеснял монголов, а Д.П. Першин вспоминал, что купец негостеприимно отнесся к русским беженцам и отказал в деньгах посланцам Унгерна . Все это было отнесено бароном на счет всех евреев, проживавших в Урге.

По мнению очевидцев событий, после взятия бароном Урги там было убито от 100 до 200 человек, около 50-ти из них были евреи. Как-либо конкретизировать или хотя бы уточнить эти цифру пока возможным не представляется. В дальнейшем Унгерн взял на вооружение популярный тогда в Сибири лозунг, и в его приказе N 15 провозглашалось: "комиссаров, коммунистов и евреев уничтожать вместе с семьями". Следователи, допрашивавшие барона, делали заключение о том, что "революцию барон абсолютно не приемлет и считает причиной революции евреев и падение нравов, которым евреи воспользовались" . Он "не понимает в Совроссии народную власть и твердо убежден, что власть непременно перейдет к евреям" .

Азиатская конная дивизия не имела даже подобия военного суда. Р.Ф. Унгерн лично проводил следствие и выносил приговор. Чем же руководствовался барон в этом скором судопроизводстве? Унгерн беспредельно доверял собственной интуиции. Сохранились воспоминания о том, как при первой встрече он спрашивал человека "Ты социалист?", "Ты еврей или поляк?". При этом барон заглядывал собеседнику в глаза. От произведенного впечатления зависела судьба допрашиваемого. Унгерн имел целую сеть осведомителей. Они действовали в Китае, Монголии и в рядах самой Азиатской конной дивизии. Полученную информацию барон проверял при личном допросе. Доносчики и свидетели при этом не присутствовали и повторно не допрашивались. Точно так же Унгерн действовал при отборе среди пленных красноармейцев евреев и комиссаров. Мемуаристы расходятся в оценках результатов этого отбора. Даже при очень высокой точности, этот метод барона неизбежно должен был давать сбои.

Известны случаи, когда Р.Ф. Унгерн отходил от своего правила личного допроса. Трагические события произошли в начале 1921 года в городе Улясутай. Там собралось множество офицеров, бежавших из советской России. В результате недолгой борьбы их возглавил полковник Михайлов, но вскоре прибыла новая группа офицеров во главе с полковником Полетиком, предъявившим свои права на лидерство. Он представил документы от "Центрального российского комитета по борьбе с большевиками". 10 апреля в Улясутай прибыл атаман Казанцев и, предъявив полномочия от барона, потребовал, чтобы Михайлов, Полетико и еще ряд лиц срочно отправились в Ургу. По дороге эту группу встретил другой посланец Унгерна капитан Безродный. Он провел тщательный обыск и у большей части офицеров обнаружил драгоценности или компрометировавшие их бумаги. 11 человек из группы тут же были расстреляны . Ф. Осендовский, ехавший с этой группой, утверждал, что Безродный вез с собой "кипу" смертных приговоров, подписанных бароном .

Унгерна не страшила смерть, он говорил, что лишь она одна может освободить русского офицера от борьбы с большевиками. Барон не боялся пехоты, на суде он заявлял, что смог бы уйти и от миллиона пехотинцев. Конечно, это была бравада. Нескольким тысячам разрозненных белых бойцов противостояли многотысячные красная и китайская армии, имевшие в своем составе артиллерию и кавалерию. Даже самый искусный кавалерист должен был отступить перед этой силой.

Но наследник крестоносцев имел в своем распоряжении грозное оружие - страх. Сознательно культивируя миф о собственной жестокости и безумии, Унгерн многократно преумножал силу Азиатской конной дивизии. Только страх китайцев перед "безумным бароном" позволил его бойцам овладеть Ургой с ее 15 000 гарнизоном. Восставшие офицеры настолько боялись Унгерна, что среди них не нашлось человека, способного лично убить барона. Увидев, что он возвращается в лагерь, полковник Евфаритский, войсковой старшина Марков и еще 8-9 офицеров бежали и уже больше не присоединились к отряду .

По разным сведениям, 18-21 августа в Азиатской конной дивизии произошло восстание, возглавляемое старшими офицерами. В результате Б.П. Резухин был убит, а Р.Ф. Унгерн попал в плен к красным. С этого момента дивизия, распавшись на отдельные отряды, перестала существовать. Что же стало причиной гибели Азиатской конной дивизии? Ее офицеры считали, что это была легендарная жестокость барона. Современные исследователи объясняли ее военными неудачами, нежеланием офицеров уходить на Запад и т.д. Представляется, что одним из основных факторов, погубивших так удачно начатое в Монголии дело, стала уникальная скрытность Унгерна. Офицеры, знавшие его в дореволюционный период, отмечали, что барон сторонился общества и предпочитал одиночество. Даже став во главе дивизии, он не изменил себе. При Унгерне не было штаба, хотя начальники штаба дивизии назначались, но часто это были совершенно случайные люди. Барон не имел своего окружения и, видимо, вообще друзей (кроме, возможно, Резухина). Даже адъютанты ничего не знали о его планах. Унгерн не доверял своим старшим офицерам, не проводил их собраний и не привлекал к стратегическому планированию. Наконец, он не выступал перед личным составом дивизии. Его приказы видимо просто зачитывались в сотнях. Можно понять, что барону трудно было общаться с представителями шестнадцати языков, но пренебрежение своими русскими бойцами, в конце концов, стоило ему жизни.

Самый строгий из обвинителей Унгерна Торновский вменял в вину барону приказы о казни семи чинов Азиатской конной дивизии, к этому можно прибавить 40 офицеров, дезертировавших из Анненковского полка (большая часть из них была убита). Кроме того, по приказу Унгерна были казнены 22 военных и гражданских лица, не входивших в состав дивизии, плюс до 50 евреев, погибших во время погрома в Урге. Всего 119 человек. Торновский, видимо сознательно, оставил в тени казни целых семей и расстрелы пленных. Удивляет, что во время следствия и суда над Унгерном эти вопросы так же практически не рассматривались. Даже при самом приблизительном подсчете число жертв Азиатской конной дивизии с августа 1920 по август 1921 года не превышало 200 человек (число погибших китайцев не может быть установлено даже приблизительно). Соратники барона указывали на два случая, когда по его приказу были заживо сожжены люди. На следствии Унгерн признал, что по его приказу было расстреляно три семьи вместе с женщинами и детьми. Самым серьезным преступлением барона является санкционирование еврейского погрома в Урге.

Сравнивать "зверства" Унгерна с деяниями большевиков бессмысленно. Очевидно, что Ленину и Троцкому в масштабах России удалось добиться гораздо большего, чем барону на станции Даурия и в пределах Монголии. К свои врагам большевики были безжалостны. Чего стоит только один институт заложников, которые брались по классовому признаку и расстреливались без всякой вины. Например, генералы П.К. Ранненкампф, Р.Д. Радко-Дмитриев и Н.В. Рузский были казнены с группой заложников в Кисловодске. Под непосредственным руководством Р.С. Залкинд (Землячки) и Бела Куна были расстреляны тысячи офицеров врангелевской армии, поверившие большевикам и решившие не покидать Родину. Показательнейший пример казни большевиками женщин и детей - расстрел в Екатеринбурге Царской семьи.

Коммунисты были столь же безжалостны и к своим соратникам. Для Троцкого расстрел каждого четвертого или десятого солдата в провинившемся полку был нормальным явлением. Расстреливались комиссары, командиры и военспецы. Можно вспомнить такие крупные имена, как Б.М. Думенко и Ф.К. Миронов. Яркое представление о пытках и казнях, практиковавшихся в красном лагере, дает сборник материалов Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков. Результаты экзотических пыток задокументированы в фотографиях . Неудивительно, что большевики-следователи во время суда над Унгерном очень интересовались вопросом, на раскаленную ли крышу сажал барон людей в виде наказания.

Даже если брать только забайкальский театр военных действий Гражданской войны, число жертв Унгерна вовсе не выглядит каким-то необычным. 28 марта 1919 года при захвате партизанами села Курунзулай было расстреляно семь пленных казачьих офицеров и шесть казаков-добровольцев. В ходе последовавшего за этим красного террора в селе Маньково было расстреляно шесть человек, в Александровском заводе - двадцать человек мирных жителей. 14 июля 1919 года во время восстания в 1-м казачьем полку атамана Семенова погибло тринадцать офицеров и двадцать казаков. 16 июля партизаны расстреляли еще тридцать восемь казаков . Хотя решения о казнях и выносил революционный суд, но он ничем не отличался от единоличного суда барона, так как руководствовался не законами, а классовыми принципами.

Был опубликован протокол заседаний народного суда Сахалинскй области по обвинению участников событий в Николаевске-на-Амуре. Летом 1920 года анархист Тряпицин, командовавший соединением партизан, занявших Николаевск, получил директиву военревштаба Я.Д. Янсона с указанием защитить город от наступавших японских войск любой ценой. Этой директивой Тряпицин воспользовался для массовой расправы с мирным населением, по его мнению, состоявшим из контрреволюционных элементов. Среди обвинений, зачитанных на суде, было следующее: "Достаточно вспомнить о наполнении трупами Амгуни, о горах трупов, которые вывозились на катерах в фарватер в Николаевске-на-Амуре, о полутора тысячах трупов, брошенных на льду Амура после японского выступления" . Тряпицыну предъявляли обвинения в сожжении города, истреблении мирного японского населения и половины жителей Сахалинской области. Он был приговорен к расстрелу.

Жестокость Унгерна не была чем-то особенным и в белом стане. То, что делал он, было "нормальным" явлением для карательных операций на Восточном фронте. Но то, что нам известно о деятельности Л.Г. Корнилова, М.Г. Дроздовского и А.П. Кутепова, делает количество жертв "кровавого барона" просто смешным. Например, помощник и ближайший сотрудник М.Г. Дроздовского капитан Д.Б. Бологовский вспоминал, что во время похода Яссы - Дон была сформирована "команда разведчиков особого назначения". За время похода ими было расстреляно около 700 человек. Только в Ростове - 500 человек. Основной задачей "команды" была не борьба с красными, а уничтожение былых, которые вредят белому делу и способствуют наступлению советской власти. Позднее, под непосредственным руководством Бологовского был убит лидер кубанских самостийников Н.С. Рябовол (член Кубанской рады - одного из белых правительств) .

Надо принять во внимание и те исключительные условия, в которых приходилось действовать Унгерну. Поражение Белого движения на всех фронтах привело к полной деморализации белой армии. Казаки на Южном фронте и солдаты А.В. Колчака в равной степени массово бросали фронт и сдавались в плен. Чудовищные примеры деморализации известны, например, в частях атамана Б.В. Анненкова при отступлении в Китай (убивали и насиловали жен и дочерей своих же казачьих офицеров). Унгерн смог не только сохранить от развала свои полки (где было 16 национальностей, и русские были в меньшинстве), но и заставить их доблестно сражаться и побеждать. Для этого были нужны экстренные меры. По свидетельству мемуаристов, к казни в виде сожжения на костре барон прибегал дважды - в период поражения под Ургой (прапорщик Чернов) и после провала первого похода в ДВР (медик Энгельгардт-Езерский). Каждый раз боеспособность дивизии, несмотря на поражение, была полностью восстановлена. В этом случае Унгерн проявил себя как опытный психолог. Наказание он смог превратить в мощнейшее средство наглядной агитации и устрашения. При этом надо учитывать, что обычная казнь на азиатов произвела бы мало впечатления, да и на русских, принимая во внимание условия того времени. Отсюда сожжения на костре. Собственно, этим диапазон необычных казней и ограничивался.

Что же можно сказать в заключении? Р.Ф. Унгерн единственный из военачальников Гражданской войны, чьи жертвы известны практически поименно. Проанализировав доступные источники, не удалось обнаружить деяний Азиатской конной дивизии, о которых писали советские авторы. Ни в протоколах допросов и заседаний суда, ни в воспоминаниях современников мы не находим описаний убийств женщин, детей и мирных жителей (за исключением еврейского погрома и трех семей во время похода в Сибирь), ни чудовищных пыток, в которых принимал участия барон. Напротив, становится очевидно, что Унгерн сделал все, чтобы сохранить боеспособность своей дивизии и привлечь к ней симпатии населения. Он сурово пресекал факты мародерства, безжалостно боролся с грабителями и ворами, прибегал к самым суровым средствам для поддержания дисциплины. Уничтожал же он тех, кого считал врагами. Авторы мемуаров свидетельствуют о том, что Унгерн никогда лично не только не приводил в исполнение свои смертные приговоры, но даже не присутствовал на допросах с пристрастием. А.С. Макеев вспоминал, что когда в походе казаки привели барону козленка, тот отказался принимать подарок, заявив: "Болваны, разве беззащитных бить можно? Людей нужно бить, а не животных" .

Есть свидетельства о том, что Унгерн не носил с собой оружия даже и в боевой обстановке. С.Е. Хилтун приводил отзыв даурского есаула о бароне: "Дедушка зря не бьет, вспылит и ударит; вас не застрелит, он знает свой характер и поэтому никогда не носит револьвера..." . Тот же Хилтун вспоминал, что во время своей первой встречи с бароном на улицах Урги, где еще шел бой, он увидел Унгерна без оружия, только с ташуром и двумя гранатами . Некоторые мемуаристы вспоминали, что когда при попытке барона ударить их ташуром они брались за оружие, его задор спадал. Удивляет, что никто из этих офицеров не рискнул оказать физическое сопротивление, ответить ударом на удар. Такова была сила личности барона, что люди решались противостоять ему только с оружием в руках. Убить его у офицеров решимости так и не хватило.

Ни материалы суда, ни воспоминания современников не дают материала, позволяющего сопоставить реальную фигуру Унгерна с образом "кровавого барона", существующим в литературе. Попробуем проследить, как этот образ формировался. Во время операций Унгерна в Монголии политические органы ДВР позаботились о пропаганде. В этих целях издавались специальные листовки, где говорилось о зверствах банд Унгерна .

Составлялись они как для красноармейцев и мирного населения, так и для бойцов самой Азиатской конной дивизии (башкир, татар) . Другим источником материалов для составления образа

Унгерна стала пресса. Газеты и газетчики 20-х годов мало отличались от современных. Главную роль в направлении публикаций играла конъюнктура страны пребывания печатного органа и политический заказ редактора, владельца или спонсора. Таким образом, например, пребывающий во Владивостоке орган Всесибирского краевого комитета партии Социалистов-революционеров газета "Воля" хотя и не хвалил деятельность Унгерна, но ругать ее так же не решался, ведь семеновцы были рядом. На страницах "Воли" помещались отчеты о походе Унгерна в Монголию, боях в районе реки Акши, о штурмах Урги, и все это без комментариев .

Находящаяся в Париже газета "Последние новости", издававшаяся под редакцией П.Н. Милюкова, могла не стесняться в выражениях. Для ее издателей события на Дальнем Востоке не имели существенного значения, но все равно в ее номерах были опубликованы статьи, осуждавшие деятельность атамана Г.М. Семенова. Главным мотивом публикаций было то, что в Сибири нарождается антибольшевистское демократическое движение, которому мешает атаманщина. Например, известный критик Семенова А.П. Будберг в статье указывал, что своей деятельностью атаман принес большевикам огромную пользу . Деятельности Унгерна газета вообще предпочитала не касаться, так как в это время из номера в номер печатались статьи об истории фальсификации "Протоколов Сионских мудрецов". Совершенно неуместно на этом фоне выглядело бы сообщение о еврейском погроме в Урге, учиненном по приказу белого генерала.

Совершенно в ином положении были советские газеты. Они обязаны были участвовать в идеологической борьбе с еще не разбитым Г.М. Семеновым и его соратником Р.Ф. Унгерном, соответственно, "черным атаманом" и "кровавым бароном". Вот некоторые примеры этой газетной компании.

Газета "Дальне-Восточная республика", в 1921 году из номера в номер публиковавшая очерки "Семеновщина", касалась и Унгерна. 10 декабря 1920 года в газете была помещена статья "Бароновщина". В ней описывалось, как "барон-палач", действующий по директиве "черного атамана", отправился в рейд на Запад. Акция была прикрыта тем, что Семенов объявил в печати об отчислении частей Унгерна из состава вооруженных сил за самоуправство . Уже в последующем номере была помещена статья "Ужасы атаманщины".

В ней яркими красками описывались события конца 1918 года, когда по приказу Унгерна в поселке Уцрухайтун казаки выпороли одного из крестьян, а его отца забрали в Даурию, откуда он уже не вернулся. Сам барон в статье именовался "палач и вампир". Чтобы усилить впечатление, журналист сообщал, что по слухам в Даурии не хоронили расстрелянных, оставляя их на съедение волкам. С основным материалом совершенно не вязался рассказ о том, как при отступлении белых один из офицеров Унгерна прострелил в доме казненного самовар, "чтобы оставить память" его жене якобы в качестве мести . Видимо, у нарождающейся советской журналистики еще не было достаточно опыта, писатели пока еще предпочитали находить факты, а не выдумывать их. Наконец, уже в начале 1921 года сообщалось о том, что "движение банды Унгерна на восток сопровождается присущими бароновским молодцам зверствами и террором над мирным населением". В качестве конкретных фактов приводилось ограбление поселка Антуанч и убийство 200 китайцев .

Более радикально к разоблачению Унгерна подходила газета "Дальне-Восточный телеграф". В августе 1921 года в ней на некоторое время была введена рубрика "Унгеровщина". Редакция газеты сообщала, что в ее распоряжении имеется множество писем, докладов, прокламаций, рисующих истинный характер Унгерна и его похода в Монгоию.

Чем же в действительности располагала редакция? В центре публикаций находились рассказы бывшего уполномоченного Наркоминдела РСФСР в Монголии Макстенека. Он очень эмоционально описывал, как после взятия Унгерном Урги ни одного дня не проходило без расстрела и было зарегистрировано до 400 убитых. Адъютант барона Бурдуковский вырезал целые семьи. "Заняв Ургу, Унгерн дал право своим солдатам в течение трех дней безнаказанно убивать всех евреев и "подозрительных" русских и производить конфискации их имущества", - сообщал Макстенек. Для большей драматизации этот "очевидец" сообщал, что в домах евреев вместе с женщинами и детьми вырезался и весь скот. Среди конкретных лиц, казненных по приказу барона, приводились имена купцов Носкова и Сулейманова (из воспоминаний белогвардейцев известно, что Н.М. Сулейманов исполнял в дивизии обязанности интенданта и помощника муллы).

В создание образа "кровавого барона" большой вклад внесли газеты, издававшиеся в Китае. Очевидно, что русским журналистам в Китае, чтобы заслужить благоволение новых хозяев, было просто необходимо ругать Унгерна. Другим поводом был антагонизм между атаманцами и колчаковцами, к числу которых чаще всего и принадлежала журналистская братия. Свой хлеб русские журналисты в Китае ели не зря. В нескольких номерах харбинской газеты "Россия" вышла статья "расправы Унгерна", ставшая впоследствии источником материала, как для советской исторической литературы, так и для воспоминаний соратников Унгерна. В N 41 подробно описывались наказания, практикуемые в Азиатской конной дивизии. Одной из наиболее легких мер взыскания была пытка "отправка на крышу", где держали без пищи и питья до семи дней, писал журналист. В интерпретации газеты вступление Унгерна в Ургу с лозунгом "Бей жида, спасай Россию!" было с восторгом встречено русскими монархистами. Они активно участвовали в погромах, грабежах и убийствах. Для достоверности в статье был приведен ряд подлинных фамилий. Например, Сулейманов, "полевой интендант", был объявлен доносчиком, благодаря которому многие были казнены. Яркими красками был раскрашен сюжет о гибели адвоката-еврея Рябкина. Он бежал от отряда Сипайлова, получил десять пулевых ран, был пойман и казнен - отрезаны нос и уши, отрублены руки и ноги. Описываются случаи удушения еврейских женщин и детей. Приводятся конкретные имена свидетелей, единственных оставшихся в живых евреев Барабановских .

Судя по советской прессе, от разоблачений Унгерна не остались в стороне и иностранные газеты, издававшиеся в Китае. По сведениям из "Дальне-Восточного телеграфа", в сентябре 1921 года английская газета "Пекин-Тяньцзин-Таймс" поместила статью о пленении "сумасшедшего барона". В ней перечислялись "невероятные деяния" Унгерна и "скорбелось о вреде, причиненном Унгерном и ему подобными антибольшевистскому делу" . В этом случае барон стал жертвой уже международных антагонизмов. Ведущие европейские страны и США не желали усиление Японии на Дальнем Востоке. Они всеми силами стремились пресечь вмешательство Японии во внутренние дела России. Проводник японского влияния атаман Семенов, в связи с этим, подвергался травле в американской и европейской прессе. Участь своего главнокомандующего разделил и Унгерн.

Материалы газетных публикаций, свидетельствующие о зверствах Азиатской конной дивизии в Монголии и Забайкалье, не подтверждаются документальными материалами. Несмотря на это, газетные статьи легли в основу некоторых мемуаров и исторических исследований. Все, что на сегодняшний день известно о бароне Р.Ф. Унгерне, не стыкуется с образом "кровавого барона", закрепившимся в литературе.

Чрезвычайные обстоятельства заставляли прибегать к чрезвычайным, иногда очень жестоким, мерам. Стремясь к осуществлению своих идей, так же как и его противники Ленин и Троцкий, Унгерн не считался с реальными людьми, он мечтал о создании нового идеального царства и обновлении человека. Гражданская война с ее суровыми реалиями создала обстановку, в которой храбрый офицер и мечтатель был вынужден исполнять роль палача. Но даже при этом, по словам Г.М. Семенова, "все странности барона всегда имели в основе своей глубокий психологический смысл и стремление к правде и справедливости" .

Это высказывание атамана подтверждается материалами, приведенными выше. Штампы, складывавшиеся в исторической литературе десятилетиями, нельзя опровергнуть одной статьей или даже рядом монографий. Еще долго ужасы Гражданской войны на Дальнем Востоке будут ассоциироваться с именем барона Р.Ф. Унгерна, но время рано или поздно все расставит по своим местам.

Ходатайство представителя Реввоенсовета 5 армии // Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). Новосибирск, 1996. С. 205.

Разговор по прямому проводу ответственных работников Министерства продовольствия и торговли ДВР // Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). Новосибирск, 1996. С. 223.

Обращение Главкома ДВР Г.Х.Эйхе к И.Н.Смирнову // Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). Новосибирск, 1996. С. 214-215.

Информация И.Н.Смирнова В.И.Ленину // Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). Новосибирск, 1996. С. 216.

Предложение И.Н.Смирнова Э.М.Склянскому // Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). Новосибирск, 1996. С. 231.

Сообщение И.Н.Смирнова В.И.Ленину и Л.Д.Троцкому // Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). Новосибирск, 1996. С. 231-233.

Лаврентьев К.И. Взятие г.Урги бароном Унгерном // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. С. 316.

Торновский М.Г. События в Монголии-Халке в 1920-1921 годах. Военно-исторический очерк // Легендарый барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004.С. 185, 189, 222, 237.

Торновский М.Г. События в Монголии-Халке в 1920-1921 годах. Военно-исторический очерк // Легендарый барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 238.

Першин Д.П. Барон Унгерн, Урга и Алтан-Булак: Записки очевидца о смутном времени во Внешней Монголии в первой трети XX века // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 379.

Першин Д.П. Барон Унгерн, Урга и Алтан-Булак: Записки очевидца о смутном времени во Внешней Монголии в первой трети XX века // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 381.

Торновский М.Г. События в Монголии-Халке в 1920-1921 годах. Военно-исторический очерк // Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 223.

Макеев А.С. Бог войны - барон Унгерн // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 445.

Першин Д.П. Барон Унгерн, Урга и Алтан-Булак: Записки очевидца о смутном времени во Внешней Монголии в первой трети XX века // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 387-388.

Торновский М.Г. События в Монголии-Халке в 1920-1921 годах. Военно-исторический очерк // Легендарый барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 230.

Лаврентьев К.И. Взятие г.Урги бароном Унгерном // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 325.

Лаврентьев К.И. Взятие г.Урги бароном Унгерном // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 319-321.

Торновский М.Г. События в Монголии-Халке в 1920-1921 годах. Военно-исторический очерк // Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 244.

Макеев А.С. Бог войны - барон Унгерн // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 438.

Торновский М.Г. События в Монголии-Халке в 1920-1921 годах. Военно-исторический очерк // Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 265.

Князев Н.Н. Легендарный барон // Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 117.

Торновский М.Г. События в Монголии-Халке в 1920-1921 годах. Военно-исторический очерк // Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 259.

Голубев Воспоминания // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 535-537.

Торновский М.Г. События в Монголии-Халке в 1920-1921 годах. Военно-исторический очерк // Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 238, 267.

Семенов Г.М. О себе. М. 1999. С. 119.

Наложение Р.Ф.Унгерном взыскания на врача Ильинского // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 72.

Выписка из протокола заседания ЦК РКП (б) о мерах по разложению войск барона Унгерна в Монголии; Требование Б.З.Шумяцкого к Сиббюро об организации работы по агитации среди башкир, татар и казахов в белогвардейских частях Унгерна // Дальневосточная политика Советской России (1920-1922 гг.). Новосибирск, 1996. С. 221, 226.

Голиков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. М. 1980. Т. 2. С. 153.

Торновский М.Г. События в Монголии-Халке в 1920-1921 годах. Военно-исторический очерк // Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 285.

Князев Н.Н. Легендарный барон // Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 147.

Торновский М.Г. События в Монголии-Халке в 1920-1921 годах. Военно-исторический очерк // Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 322.

Торновский М.Г. События в Монголии-Халке в 1920-1921 годах. Военно-исторический очерк // Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 222.

Князев Н.Н. Легендарный барон // Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 64.

Макеев А.С. Бог войны - барон Унгерн // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 442.

Торновский М.Г. События в Монголии-Халке в 1920-1921 годах. Военно-исторический очерк // Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 238; Першин Д.П. Барон Унгерн, Урга и Алтан-Булак: Записки очевидца о смутном времени во Внешней Монголии в первой трети XX века // Барон Унгерн в документах и мемуарах / Ред. С.Л.Кузьмин. М. 2004. С. 397.

Бароновщиан // Дальне-Восточная республика. Верхнеудинск. N 171. С. 2.

Ужасы атамановщины // Дальне-Восточная республика. Верхнеудинск. N 179. С. 2.

В Монголии // Дальне-Восточная республика. Верхнеудинск. N 194. С. 2.

Унгерновщина // Дальне-Восточнный телеграф. Чита. 1921. N 20. С. 2.

Расправы Унгерна // Россия. Харбин. 1921. N 41. С. 4.

Суд над Унгерном // Дальне-Восточнный телеграф. Чита. 1921. N 41. С. 3.

Семенов Г.М. О себе. М. 1999. С. 119.

«Бог войны». Барон Унгерн фон Штернберг

Барон Унгерн – очень интересная и противоречивая личность, один из наиболее ярких лидеров белогвардейского движения. Он родился на Западе, но его деятельность была связана с Востоком (он был одним из руководителей контрреволюции в Забайкалье и Монголии). Барон мечтал о том, что в скором времени во всем мире победит монархический строй, и за это, по его утверждению, воевал. Но исследователи его жизни за мистицизм, расизм и его философию нередко сравнивали барона с Адольфом Гитлером. Так ли это и к чему в действительности стремился этот человек?

Роберт Николай Максимилиан Унгерн фон Штернберг родился 29 декабря 1885 года в австрийском городе Граце. Его родители, по происхождению эстонцы, принадлежали к старинному баронскому роду. Имеются достоверные сведения о том, что два его предка были рыцарями Тевтонского ордена. Сам Унгерн говорил, что его дед бывал в Индии, где принял буддизм. Буддистом, по утверждению барона, был и его отец. Сам он тоже исповедовал эту древнюю восточную религию.

Через два года после рождения сына семейство Унгернов фон Штернбергов переехало в Ревель (ныне Таллин). Отец Роберта рано умер, а мать через некоторое время вышла замуж вторично. С этого времени она мало внимания уделяла своему сыну, который оказался предоставленным самому себе.

Некоторое время Роберт учился в гимназии, но из нее мальчика вскоре исключили за плохое поведение и отсутствие стремления к учебе. Когда Унгерну исполнилось 11 лет, он по совету матери поступил в петербургский Морской корпус. Став жителем Российской империи, он изменил свое имя на русское – Роман Фёдорович. По окончании учебы его должны были отправить на флот. Однако в 1904 году началась война с Японией. Унгерн, несмотря на то что ему оставалось учиться всего один год, покинул корпус и записался рядовым в пехотный полк.

Но воевать ему не пришлось: война закончилась в 1905 году. А переброска военных частей из европейских регионов России на побережье Тихого океана в то время занимала много времени и часто растягивалась на долгие месяцы. Вообще, в то время, для того чтобы добраться, например, из Москвы до Охотского моря, требовалось около года. Унгерн не успел доехать до театра военных действий и принять участие в сражении во славу Российской империи, как пришло известие о мирных переговорах.

Затем Унгерн поступил в Павловское пехотное училище, которое благополучно окончил в 1908 году. Некоторое время он служил хорунжего в Аргунском полку, относящемся к Забайкальскому казачьему войску (полк базировался на железнодорожной станции Даурия между Читой и китайской границей).

В то время ему было всего 23 года, он был молод, горяч, храбр, уверен в себе, совершал удивительные поступки. Однажды он заключил пари с товарищами по полку, что в определенный срок преодолеет путь из Даурии до Благовещенска (примерно 800 км) верхом, без карт и проводников, не зная дороги, без продовольствия, только с винтовкой и патронами. По дороге ему пришлось переправляться через реку Зею. Унгерн прибыл в Благовещенск вовремя и выиграл пари.

Правда, Унгерн прославился больше не как отважный и храбрый воин, а как пьяница, гуляка и дуэлянт. Он завоевал в корпусе дурную славу, а из-за своего вспыльчивого характера влип в неприятность. Выпив, он поссорился с одним из своих сослуживцев и ударил его. Тот, не стерпев обиды, выхватил шашку и, размахнувшись, ударил Унгерна по голове.

Эта ссора отразилась и на положении барона в воинской части, и на его здоровье. Он был вынужден предстать перед судом за пьянство и был изгнан из корпуса. Однако об этом он вскоре забыл, но рана напоминала о себе на протяжении всей жизни: после этого барон начал жаловаться на головные боли, которые временами бывали настолько сильными, что у него даже падало зрение. Некоторые критически настроенные исследователи жизни Унгерна утверждали, что это ранение в голову отразилось и на психике барона.

Как бы то ни было, разжалованный военный был вынужден покинуть корпус и оказался в Сибири. В сопровождении одного только охотничьего пса он дошел до Монголии, которая находилась в нескольких десятках километров от Даурии.

Монголия уже в течение нескольких столетий находилась под властью маньчжурских оккупантов, но стремилась к завоеванию независимости. Унгерн, попав в эту страну, был очарован ею и решил, что именно она является его судьбой. Восточный уклад жизни, условия быта, одежда, монгольская кухня оказались ему чрезвычайно близки, как будто он родился и вырос здесь.

Решающее значение в этом, возможно, сыграло то, что монголы исповедовали ламаизм – тибетско-монгольскую форму буддизма, которую Унгерн посчитал наиболее подходящей для себя религией. Он быстро освоился в Монголии и добрался до Урги, ее столицы (ныне Улан-Батор), где очень скоро сошелся с Кутукту, верховным ламой, которого, согласно ламаистским традициям, считали воплощением Будды.

Сведения об этом периоде жизни барона Унгерна фон Штернберга очень скудны. Известно, однако, что он принимал активное участие в монгольском освободительном движении и благодаря своей храбрости и отваге завоевал в этой стране всеобщее уважение. Кутукту назначил его командующим монгольской кавалерией. Воспользовавшись нестабильной внутренней обстановкой в Китае, монголы изгнали из страны оккупантов, после чего Кутукту учредил теократический монархический строй, то есть, продолжая оставаться религиозным главой, стал и главой государства.

Российский офицер барон Унгерн фон Штернберг собрался покинуть Монголию. О его подвигах уже были наслышаны в России, и руководство настаивало на его возвращении. Но перед отъездом он по настоянию одного из своих монгольских друзей посетил шаманку в надежде узнать свое будущее. Старая женщина впала в транс и начала прорицать. Она бормотала что-то о войне, богах, реках крови.

Сопровождавший Унгерна друг, принц Джам Болон, объяснил ему смысл ее слов: шаманка сказала, что в Унгерне воплотился бог войны, и что в будущем он будет править огромной территорией, и что при этом будут течь реки крови. Власть Унгерна закончится быстро, и он покинет землю, где был правителем, и этот мир.

Как воспринял Унгерн это странное предсказание, неизвестно. Однако после этого он покинул Монголию и вернулся в Россию, а в следующем, 1912, году совершил поездку по Европе. Ему было тогда 27 лет, и жизнь, которую он продолжал вести, была пустой и беспутной. Но в Европе произошло событие, навсегда изменившее всю его жизнь и оказавшее влияние на формирование его мировоззрения и жизненной философии. Унгерн посетил Австрию, Германию, затем прибыл во Францию и остановился в Париже. Здесь он встретил молодую девушку по имени Даниэла, которую полюбил с первого взгляда. Даниэла ответила на чувства барона, они начали встречаться, гулять по городу, посещать выставки. Но вскоре обстоятельства нарушили идиллию влюбленных: Европа готовилась к войне, и барон должен был вернуться в Россию и в случае необходимости сражаться против германцев. Девушка согласилась последовать за Унгерном, и они отправились в Россию.

Путь их лежал через Германию, но там барон неминуемо был бы арестован как солдат вражеской армии. Тогда Унгерн решил добраться до России морем. Это путешествие было чрезвычайно рискованным, так как баркас, на котором барон направлялся в Россию, был слишком мал для морского путешествия. На море разыгрался шторм, во время которого судно потерпело крушение. Даниэла не умела плавать и утонула, а Унгерну чудом удалось выжить.

Но с того момента барон Унгерн фон Штернберг сильно изменился, как будто оставил свое сердце на дне Балтийского моря, где покоилась его возлюбленная. Он перестал пить, стал умерен, даже аскетичен во всем, перестал обращать внимание на женщин и стал невероятно жестоким. Он не щадил никого: ни своих солдат, ни жителей местностей, через которые ему доводилось проходить, ни себя. Как точно замечал об Унгерне писатель Юлиус Эвола, «великая страсть выжгла в нем все человеческие элементы, и с тех пор в нем осталась только священная сила, стоящая выше жизни и смерти».

Барон Унгерн вернулся в Россию, но вместо того чтобы явиться в военную часть, вышел в отставку и в августе 1913 года отправился в Монголию. Что он делал в этой азиатской стране? Вероятно, он не мог и не хотел жить тихо и спокойно, ему нужна была война. Именно поэтому он отправился на запад Монголии и вступил в отряд Джа-ламы, монаха, специалиста по тантрической магии и разбойника. В тот момент, когда он прибыл на Восток, отряды под предводительством Джа-ламы сражались с китайцами за город Кобдо. Унгерн принял участие в сражении, но отличиться в бою на этот раз ему не представилось возможности.

Однако в России поведением Унгерна были недовольны. Ему передали приказ покинуть отряд Джа-ламы, и он подчинился. К тому же в 1914 году началась Первая мировая война, и «бог войны» отправился на фронт.

Барон Унгерн сражался в составе полка 2-й армии А. Самсонова. Скоро солдаты полка начали рассказывать друг другу о храбрости офицера Унгерна: он ничего не боится, в любом сражении всегда в первых рядах, кажется, что он ищет смерти в бою, но та обходит его – барон как заговоренный. Его не берут ни пули, ни штыки.

Правда, за все время войны он четыре раза был ранен. За храбрость и отвагу, проявленные в боях, он был награжден Георгиевским крестом, орденом Святой Анны 3-й степени, возведен в чин есаула, командира сотни.

Но барон, кажется, относился ко всем наградам с полнейшим равнодушием. Ему нужна была война ради самой войны, и своим стремлением воевать, посвящая этому всего себя без остатка, он поражал даже видавших виды офицеров. Легендарный барон Пётр Николаевич Врангель, про которого один из его сослуживцев как-то сказал, что «…он инстинктивно чувствует, что борьба – его стихия, а боевая работа – его призвание», и тот вынес отрицательные впечатления от знакомства с Унгерном. Врангель оставил о нем такую характеристику: «Среднего роста, блондин, с длинными, опущенными по углам рта рыжеватыми усами, худой и изможденный с виду, но железного здоровья и энергии, он живет войной. Это не офицер в общепринятом значении этого слова, ибо он не только совершенно не знает самых элементарных уставов и основных правил службы, но сплошь и рядом грешит и против внешней дисциплины, и против воинского воспитания, – это тип партизана-любителя, охотника-следопыта из романов Майн Рида. Оборванный и грязный, он спит всегда на полу, среди казаков сотни, ест из общего котла и, будучи воспитан в условиях культурного достатка, производит впечатление человека, совершенно от них отрешившегося. Тщетно пытался я пробудить в нем сознание необходимости принять хоть внешний офицерский облик».

В начале 1917 года Унгерна пригласили в Петроград, где проходил съезд Георгиевских кавалеров. Здесь он поссорился с комендантским адъютантом и сильно избил его (согласно официальной версии, барон был сильно пьян) за то, что тот не предоставил барону квартиру. За этот поступок ему пришлось нести серьезное наказание: он был уволен в запас и осужден на три года тюрьмы. Но отбывать наказание ему не пришлось: началась Февральская революция, власть перешла от царя к Временному правительству, которое освободило многих политических и других заключенных. Унгерн тоже попал под амнистию.

В августе того же года по приказу Александра Фёдоровича Керенского, занимавшего в тот период пост военного и морского министра во Временном правительстве, Унгерн отправился в Забайкалье, где поступил под командование генерал-лейтенанта Григория Михайловича Семёнова. Однако спустя еще два месяца в стране снова произошел переворот: к власти пришли большевики. Семёнов отказался подчиниться новому правительству, не считая его законным. В своих «Воспоминаниях» Семенов писал: «C падением Временного правительства и захватом его функций партией большевиков уже не было законной власти, не было никакого руководства государственным аппаратом на пространстве всей территории России. Всюду царил лишь большевистский террор». Семенов считал своим долгом бороться против власти большевиков. Мнение Унгерна совпадало с мнением его командира, который также считал необходимым бороться против новой власти.

Унгерн находился в отряде Семёнова до 1920 года. В Сибири он обосновался в Даурии и начал формировать Азиатскую дивизию, ядро которой составили буряты и монголы. Средства на содержание дивизии ему приходилось добывать самостоятельно, и он начал облагать данью проезжающие через Даурию поезда. Полученные товары он реализовывал в Харбине, а на вырученные деньги закупал продовольствие и снаряжение. Затем Унгерн начал печатать в Даурии деньги: он сам нарисовал эмблемы для монет, выписал из Японии чеканную машину и распорядился начать печатать монеты из вольфрама, который добывался в местных рудниках. Несмотря на попытки обеспечить дивизию всем необходимым, подчиненные Унгерна постепенно превращались в разбойников и грабили проезжавших через Даурию купцов, а также близлежащие поселения и монастыри. Барон не препятствовал им в этом. В его голове зрели грандиозные планы, он мечтал о создании нового рыцарского ордена и не обращал никакого внимания на творимые его людьми бесчинства.

Одновременно Унгерн требовал от солдат железной дисциплины. Когда-то он любил выпить, а теперь, став командиром дивизии, категорически запрещал своим подчиненным пить. Однако никакие штрафы и наказания не помогали: солдаты продолжали напиваться. Тогда Унгерн пошел на крайние меры: однажды он приказал бросить 18 пьяных офицеров в реку. Стояла зима, вода в реке замерзнуть еще не успела, но была очень холодной. Кое-кому из офицеров удалось спастись, большинство утонуло. Но пить бросили все, даже те, кто стоял на берегу и смотрел на жестокую расправу.

Многие отмечали, что Унгерн был чрезвычайно, нечеловечески жесток и безжалостно наказывал своих подчиненных за малейшие проступки. Часто применялись телесные наказания: провинившегося били палками, иногда до тех пор, пока кожа не повисала клочьями, в некоторых случаях – до смерти. Казненных таким способом Унгерн не разрешал хоронить, и их тела выбрасывали в степь, где их обгладывали волки и одичавшие собаки.

Унгерн становился все более странным: например, он любил совершать конные прогулки по сопкам после захода солнца, совершенно не опасаясь волков, вой которых приводил в ужас местных жителей. Майор Антон Александрович, по происхождению поляк, исполнявший в дивизии роль инструктора монгольской артиллерии, оставил о своем командире такую характеристику: «Барон Унгерн был выдающимся человеком, чрезвычайно сложным, как с психологической, так и с политической точки зрения.

1. Он видел в большевизме врага цивилизации.

2. Он презирал русских за то, что они предали своего законного государя и не смогли сбросить коммунистическое ярмо.

3. Но все же среди русских он выделял и любил мужиков и простых солдат, интеллигенцию же ненавидел лютой ненавистью.

4. Он был буддистом и был одержим мечтой создания рыцарского ордена, подобного ордену тевтонцев и японскому бушидо.

5. Он стремился создать гигантскую азиатскую коалицию, с помощью которой он хотел отправиться на завоевание Европы, чтобы обратить ее в учение Будды.

6. Он был в контакте с далай-ламой и с мусульманами Азии. Он обладал титулом монгольского хана и титулом «бонза», посвященного в ламаизм.

7. Он был безжалостным в такой степени, в какой им может быть только аскет. Абсолютное отсутствие чувствительности, которое было характерно для него, можно встретить лишь у существа, которое не знает боли, ни радости, ни жалости, ни печали.

8. Он обладал незаурядным умом и значительными познаниями. Его медиумичность позволяла ему совершенно точно понять сущность собеседника с первой же минуты разговора».

Довольно оригинальная характеристика, особенно для белогвардейского офицера. К этому можно еще добавить, что Унгерн, несмотря на ум и высокий интеллект, был легко внушаемым человеком. Его постоянно окружали шаманы, к мнению которых он часто прислушивался, принимая то или иное важное решение.

Большевиков волновал вопрос, что Унгерн собирается делать дальше. Председатель ВЧК (Всероссийская Чрезвычайная Комиссия) Феликс Эдмундович Дзержинский в рапорте на имя В. И. Ленина писал: «Похоже, Унгерн более опасен, чем Семёнов. Он упрям и фанатичен. Умен и безжалостен. В Даурии занимает ключевые позиции. Каковы его намерения? Вести наступление на Ургу в Монголии или на Иркутск в Сибири? Отойти к Харбину в Маньчжурии, потом к Владивостоку? Идти на Пекин и восстановить на китайском троне маньчжурскую династию? Его монархические замыслы безграничны. Но ясно одно: Унгерн готовит переворот. На сегодняшний день это наш самый опасный враг. Уничтожить его – вопрос жизни и смерти». Далее Дзержинский писал: «Слова „комиссар“ и „коммунист“ барон произносит с ненавистью, чаще всего добавляя: „Будет повешен“. У него нет фаворитов, он необычайно тверд, непреклонен в вопросах дисциплины, очень жесток, но и очень легковерен... Живет в окружении лам и шаманов... Из пристрастия к скандальному и необычному называет себя буддистом. Более вероятно, что он принадлежит к крайне правой балтийской секте. Враги называют его „безумным бароном“».

Таким образом, в Москве беспокоились о ситуации в Забайкалье, но сделать ничего не могли: Унгерн был очень силен, и его солдаты слушались его беспрекословно. Выслать войска в Сибирь тогда, при нестабильной политической обстановке в стране, не представлялось возможным.

Так прошло два года. В 1920 году генерал-лейтенант барон Унгерн фон Штернберг (этот чин ему присвоил Семёнов в 1919 году) выступил в поход. Выйдя из Даурии, он пересек границу Монголии и подошел к Урге, которая в тот период была оккупирована китайцами. Правитель Монголии, верховный лама Богдо-гэгэн был вынужден отречься от престола и содержался под стражей в своем дворце.

В Азиатскую дивизию Унгерна входило 2 тысячи солдат. Им пришлось сражаться против 12 тысяч солдат и 3 тысяч мобилизованных горожан. В этом сражении в полной мере проявился полководческий талант барона: несмотря на значительное численное превосходство противника, Азиатская дивизия одержала победу и освободила Ургу. За это барон Унгерн фон Штернберг получил от Богдо-гэгэна титул хана, на который прежде имели право только принцы крови, и получил в подарок рубиновый перстень со священным знаком «суувастик».

Однако китайцы не захотели смириться с поражением. Они направили к монгольской столице 10-тысячное войско под командованием генерала Чу Лицзяна. Унгерн при взятии Урги потерял большую часть своей дивизии. Но об отступлении он тоже не думал. Он собрал войско из местных жителей, которые не желали снова оказаться под властью китайцев. По численности его отряд снова уступал противнику, но на этот раз перевес был не так велик: против китайцев собирались сражаться 5 тысяч человек. Была и другая проблема: недостаток патронов, но и ее удалось решить. Инженер Лисовский предложил лить пули из стекла. Дальность их полета была невелика, но ранения, причиняемые ими, в большинстве случаев были смертельны.

На одной из равнин Монголии началось самое крупное за последние два столетия сражение, в котором приняли участие 15 тысяч человек. Богдо-гэгэн наблюдал за происходящим с вершины близлежащей сопки, воздевал руки к небу в молитве и кружился в ритуальном танце, призывая на помощь высшие силы. Барон Унгерн принимал самое активное участие в сражении: он храбро вел свои отряды в бой и с невероятным хладнокровием громил китайцев.

Монголы победили китайцев, которые с позором бежали с поля боя. Монголия обрела независимость. Унгерн даже не был ранен, несмотря на то что на его халате, сапогах, седле и сбруе насчитали около 70 следов от пуль.

Барон оставался в Монголии несколько месяцев, в течение которых проявил себя как безграничный диктатор этой страны. Некоторое время он с присущим ему упорством твердил о восстановлении некогда великой и могущественной империи Чингисхана, ради чего был готов сражаться и даже отдать свою жизнь. Он рассчитывал, что со временем она станет самой великой империей на Земле и перевесит влияние западных стран. А пока он рассчитывал основать на территории Монголии государство, свободное и от капиталистического, и от большевистского влияния.

У. фон Штернберг

Но он имел в виду не политическое, вернее, далеко не только политическое влияние. На первом месте для него оставались религия и философия. Он считал, что великая миссия Монголии заключается в том, что она должна остановить всемирную революцию. Он мечтал о создании своего ордена, которому собирался передать известный ему секрет скандинавских рун и тайное, только ему открывшееся знание. Монголию он считал наиболее подходящим для этого местом, так как именно в этой части земного шара, согласно древним легендам, находится подземная страна Аггарта, в которой «не действуют законы времени и где пребывает Король Мира, Шакраварти».

Тем временем Унгерн получил известия о том, что белогвардейские отряды один за другим пали под натиском красных: атаман Семёнов оставил Читу, и в город вошел генерал Блюхер. Солдаты Врангеля бежали из Крыма. Большевики захватили уже практически всю Россию, и противостоять им могла только конная дивизия Унгерна, но и она была уже наполовину разгромлена в боях с китайцами. При этом барон чувствовал, что настало время вступить в сражение с большевиками, несмотря на то что силы были не равны.

В мае он покинул Ургу и с небольшим отрядом солдат, некогда входивших в Азиатскую дивизию и уцелевших в двух боях с китайцами, вернулся, точнее, вторгся на территорию России. Он нападал на небольшие селения и разорял их. Отряды РККА (Рабоче-крестьянской Красной армии) пытались бороться с ним, но он всякий раз оказывался проворнее, и ему удавалось уйти от них.

Большевики, понимая, что перед ними сильный враг, стягивали в Забайкалье все больше отрядов. Под их натиском Унгерн отступал со своими людьми на юг, в Китай. Однако прежде, чем отступить, он совершил налет на Иркутский банк и забрал все хранящиеся в нем драгоценности и золотой запас. Нагрузив сокровищами караван из 200 верблюдов, он отправился в Китай.

Передвигаться с таким грузом было чрезвычайно опасно, поэтому Унгерн приказал зарыть клад на территории Монголии, в районе одного из озер (предположительно неподалеку от озера Вуир-Нур).

Отряд казаков-бурятов под руководством полковника Сипайло, коменданта штаба и доверенного лица Унгерна отвел караван в запланированное место. Буряты помогли Унгерну и Сипайло укрыть клад, а затем по приказу барона все они были расстреляны. Унгерн не доверял никому и решил не рисковать. Правда, Сипайло он оставил в живых.

Именно в этот период Унгерн стал понимать свою ошибку: ему не одолеть большевиков, которые уже захватили всю Россию. И он решил идти в Тибет, место, свободное от всяких политических влияний, и основать там свой орден, открыть школу и учить в ней силе, умению противостоять обстоятельствам. Для этого необходимо было преодолеть тысячу километров по охваченному революцией Китаю, но барон не страшился этого: он был уверен, что легко справится с разрозненными отрядами китайских мародеров. Достигнув Тибета, он планировал вступить в контакт с самим далай-ламой, высшим жрецом буддизма.

Однако мечтам барона не суждено было осуществиться. Подчиненные Унгерна, изо дня в день слушая его безумные речи о школах, рунах и орденах, видя его безумные глаза, все больше убеждались, что он потерял связь с реальностью. Так не могло продолжаться долго: конец был уже близок.

Вскоре дивизия Унгерна попала в окружение, которое уже не смогла прорвать. Барон был ранен и взят в плен. История его пленения также полна загадок и тайн. Рассказывали, что Унгерн до самого конца продолжал оставаться неуловимым для своих врагов, большевики не могли взять его живым, не могли и застрелить или хотя бы ранить. Его как будто охраняла неведомая сила, природу которой никто не мог постичь. Но все попытки красных хотя бы ранить Унгерна оканчивались ничем: пули то не долетали до цели, то застревали в его шинели и ранце.

Сами подчиненные Унгерна под конец стали поговаривать между собой о том, что их командиром является сам дьявол. А раз высказанная вслух, эта идея стала обрастать все новыми и новыми подробностями, часто далекими от реально происходящих событий. Наконец буряты решили сдать своего командира красным, купив таким образом свою жизнь и свободу. Однажды вечером они опоили барона отваром из смеси трав, после чего он крепко уснул, связали по рукам и ногам и, бросив его в шатре, бежали. Таким образом он и попал в плен к большевикам.

Барона Унгерна под конвоем отправили в Новосибирск, где над ним состоялся суд. С ним обращались очень вежливо, демонстрируя тем самым гуманное отношение к врагам новой власти. Пленному даже оставили шинель с необычным круглым монгольским воротником, которая была сшита по его указаниям, и Георгиевский крест, который он продолжал носить. Однако барон, опасаясь, как бы крест не попал в руки большевиков после суда, поломал его на куски и проглотил их.

Большевики предлагали барону Унгерну фон Штернбергу сотрудничать с ними, но белый генерал категорически отказался, прекрасно понимая, что это может стоить ему жизни. Он обосновал свой отказ так: «Идея монархизма – главное, что толкало меня на путь борьбы. Я верю, что приходит время возвращения монархии. До сих пор шло на убыль, а теперь должно идти на прибыль, и повсюду будет монархия, монархия, монархия. Источник этой веры – Священное Писание, в котором есть указания на то, что это время наступает именно теперь. Восток непременно должен столкнуться с Западом».

Затем он высказал свое отношение к Востоку и Западу: «Белая культура, приведшая европейские народы к революции, сопровождавшаяся веками всеобщей нивелировки, упадком аристократии и прочая, подлежит распаду и замене желтой, восточной культурой, образовавшейся 3000 лет назад и до сих пор сохранившейся в неприкосновенности. Основы аристократизма, вообще весь уклад восточного быта чрезвычайно мне во всех подробностях симпатичны, от религии до еды». До последних дней своей жизни находясь в убеждении, что Востоку предстоит играть главенствующую роль в мировой истории, Унгерн даже советовал комиссарам, которые вели допрос, направить войска через пустыню Гоби для объединения их с революционными отрядами Китая и излагал свое мнение относительно того, как лучше спланировать этот поход.

29 августа 1921 года состоялось заключительное заседание военного трибунала, на котором было принято окончательное решение о судьбе подсудимого. Генерал-лейтенант Роман Фёдорович Унгерн фон Штернберг был приговорен к расстрелу. Вскоре состоялась и казнь. Приговор привел в исполнение председатель Сибирской ЧК Иван Павлуновский.

Казнь совершили на рассвете. Унгерна вывели из камеры в тюремный двор, вслед за ним вышел председатель. Барон Унгерн фон Штернберг повернулся лицом к востоку и устремил взгляд вперед, на восходящее солнце. Руки у него были связаны за спиной, так как конвоиры, наслушавшись легенд о Божественной природе своего подконвойного, боялись его даже безоружного. О чем он думал в эту минуту?

О загадочной Шамбале, которую ему так и не удалось отыскать, как это не удалось многим до и после него? О сделанных ошибках? Может быть, о Даниэле, которая изменила бы всю его жизнь, если бы не утонула во время шторма в волнах Балтийского моря? Как знать, как сложилась бы история России и Монголии, если бы «бог войны» не исполнил своего предназначения?

Прогремел выстрел, пуля вылетела из ствола револьвера, находившегося в твердой руке председателя и направленного Унгерну прямо в затылок. В последний миг глаза барона немного расширились: ему показалось, что пейзаж вокруг до неузнаваемости изменился и он находится не на тюремном дворе среди конвоиров, а на вершине крутой скалы и смотрит вдаль, в голубое небо, по которому медленно плывут золотистые облака.

Еще через мгновение из раны брызнула густая, красная и горячая кровь. Председатель медленно опустил правую руку, затем так же медленно вытер с нее кровь поданным ему полотенцем. Затем он повернулся и ушел с места расстрела.

«Бог войны» покинул этот мир. На тюремном дворе осталась лежать только его телесная оболочка, скорченное тело, которое еще недавно было живым человеком, а теперь его предстояло сжечь и развеять прах по ветру.

Из книги Самодержец пустыни [Издание 1993 г.] автора Юзефович Леонид

I Письма Р. Ф. Унгерн-Штернберга 1. П. П. Малиновскому 17 сентября 1918 г. Даурия Многоуважаемый Павел Петрович! Благодарю Вас за Ваши два письма. Дышат они непоколебимою верою в успех. В последней моей поездке в Читу я эту веру потерял. Стыдно сознаться, но будьте уверены, что

Из книги Самодержец пустыни [Издание 1993 г.] автора Юзефович Леонид

IV Н. М. Рибо (Рябухин) История барона Унгерн-Штернберга, рассказанная его штатным врачом (Перевод с английского Н. М.

Из книги Самая страшная русская трагедия. Правда о Гражданской войне автора Буровский Андрей Михайлович

Роман Федорович Унгерн фон Штернберг (1886–1926) Родился в родовом имении на о-ве Даго (ныне Хийумаа, в Эстонии), барон. Гордился происхождением от известного пирата XVII века.Окончил Павловское военное училище (1908) и назначен в Забайкальское казачье войско. Участник 1-й мировой

Из книги Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны автора Млечин Леонид Михайлович

Атаман Семенов и барон Унгерн Одна дама из знатной дворянской семьи вспоминала, как в Чите оказалась в резиденции хозяина города атамана Григория Михайловича Семенова. Перед входом в бывший губернаторский дом с одной стороны на цепи сидел медведь, а с другой - орел. Эта

Из книги Вожди белых армий автора Черкасов-Георгиевский Владимир

ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЕ АТАМАНЫ Генерал-лейтенант Г. М. Семенов и генерал-лейтенант барон Р. Ф. Унгерн фон Штернберг Этой главой заканчивается наша книга, и вспомним цитату, какой сборник начинался в первом очерке, где, хотя и советской терминологией, но верно отмечена

автора

Вольфганг Акунов БАРОН ФОН УНГЕРН - БЕЛЫЙ БОГ ВОЙНЫ Моим друзьям Михаилу Блинову и Дмитрию Шмарину ГЕРБ БАРОНОВ УНГЕРН-ШТЕРНБЕРГ «Щит четверочастный с малым серебряным щитком в середине, в коем золотая шестиконечная звезда над зеленым трехглавым холмом. В первой и

Из книги Барон фон Унгерн - белый бог войны [исторические миниатюры] автора Акунов Вольфганг Викторович

ГЕРБ БАРОНОВ УНГЕРН-ШТЕРНБЕРГ «Щит четверочастный с малым серебряным щитком в середине, в коем золотая шестиконечная звезда над зеленым трехглавым холмом. В первой и четвертой частях в голубом поле три золотых лилии (2+1). Во второй и третьей частях в золотом поле

Из книги Барон фон Унгерн - белый бог войны [исторические миниатюры] автора Акунов Вольфганг Викторович

" Кажется, из монархистов только я один в целом свете." Барон Р.Ф. фон Унгерн-Штернберг. 15 сентября 1921 г. перед судом «революционного трибунала» в Новониколаевске (еще не переименованном большевиками к тому времени в Новосибирск) предстал Начальник Азиатской Конной

Из книги Легенды и загадки земли Новгородской автора Смирнов Виктор Григорьевич

Иоганн Фридрих Унгерн-Штернберг Автор (1763-1825) - остзейский дворянин (барон), ландмаршал лифляндского дворянства, секретарь федерального суда. Его дом в Тарту стал первым зданием вновь открытого в 1802 году Тартуского университета, в котором он был заместителем куратора.

Из книги Повседневная жизнь на острове Святой Елены при Наполеоне автора Мартино Жильбер

Барон фон Штюрмер Австрийский коллега маркиза барон фон Штюрмер - профессиональный дипломат, сотрудник князя Шварценберга, исполнявший важные дипломатические поручения в Санкт-Петербурге, Париже и Флоренции и назначенный на Святую Елену в награду за «честную и

Из книги Геринг, брат Геринга. Незамеченная история праведника автора Берк Уильям Хастингс

Глава 8 Барон фон Мош “Вам письмо”. Это он. Под конец планы поменялись. Он хочет встретиться в это воскресенье в Париже. Сегодня пятница, и я во Фрайбурге. Новый план: сегодня взять машину напрокат, отправиться в путь в ночь на субботу сразу после смены, домчаться до Парижа и

Из книги Призрачные страницы истории автора Черняк Ефим Борисович

Из книги 500 великих путешествий автора Низовский Андрей Юрьевич

Хорватский барон в Мексике Первым путешественником, отправившимся в Мексику из стран Балканского полуострова, был барон Иван Раткай – миссионер и автор путевых заметок. Он родился 22 мая 1647 г. в Великом Таборе – средне вековом замке в хорватском Загорье. Окончив

Из книги За кулисами истории автора Сокольский Юрий Миронович

«Вы шутите, барон?» Иногда в старых мемуарах можно найти много интересного и поучительного. Вот что нам удалось извлечь из воспоминаний М. Ф. Каменской.В начале прошлого века ректором Академии художеств был Иван Петрович Мартос. Это был известный скульптор: в Москве, на