Российского казачества одной из самых ярких страниц является бой у станицы Кущёвской, произошедший 2 августа 1942 года. Это была крупнейшая классическая атака в конном строю Второй мировой войны и блестящая тактическая победа, остановившая на несколько дней продвижение немецких войск на Кавказ. Однако в многочисленных современных публикациях сейчас очень трудно найти сколько-нибудь последовательное, а главное, правдоподобное, описание всего сражения. В этой статье мы попытаемся восполнить этот пробел, порождающий довольно много бесполезных и даже вредных (хотя и красивых) мифов.

Начнем, пожалуй, с того, что это была не только тактическая победа - упорное сопротивление советских войск на этом направлении было чрезвычайно необходимо для достижения одного важного стратегического фактора. Как раз в эти дни на Майкопских нефтепромыслах шла интенсивная работа по их уничтожению. Личное распоряжение Верховного главнокомандующего отводило на эту операцию всего пять дней, и кущёвская атака, как и другие оборонительные бои в соседних станицах, дали возможность выиграть время для выполнения приказа.

У этого сражения было еще одно важное последствие, о котором, к сожалению, редко сейчас вспоминают: отрезвляющее воздействие на гитлеровцев, которые возлагали слишком радужные надежды на российское казачество. Официальная пропаганда обещала им, что казаки будут встречать освободителей с цветами и с радостью, в массовом порядке обратят свое против большевиков. Известно, что в начальный период войны немцам удалось привлечь на свою сторону довольно большое число казаков, продавшихся за обещания создать независимое казачье государство и идеи реванша за проигранную гражданскую войну. Немецкие газеты и кинохроники того времени постоянно рассказывали о подвигах казачьих частей и подразделений вермахта. И хотя с казаками Красной Армии немцы встречались уже не раз, именно кущёвская атака произвела чрезвычайно мощный психологический эффект и породила множество слухов, легенд по обе стороны фронта. Именно поэтому сейчас так трудно найти упоминания о ней в немецких источниках, поэтому и современные духовные наследники доктора Геббельса столь старательно занижают значение и масштаб этой славной страницы российской военной истории и истории казачества.

Общая картина положения на этом участке фронта выглядела примерно следующим образом. Заняв 23 июля 1942 года Ростов-на-Дону, войска 17-й армии вермахта развивали наступление на юг к Кубани. Войскам Северо-Кавказского фронта была поставлена задача любыми средствами задержать противника и восстановить положение по южному берегу Дона.

30 июля 91-й стрелковый полк и части 4-й горнострелковой дивизии вермахта «Энциан» (Enzian), вышли к реке Ея западнее станицы Кущёвской. Эти рубежи удерживали соединения 18-й армии под командованием генерал-лейтенанта Федора Васильевича Камкова. Было предпринято несколько атак, отбитых огнем советских войск, но при этом горным стрелкам удалось захватить плацдармы, угрожавшие с флангов 216-й стрелковой дивизии, которая удерживала станицу.

На следующий день упорные бои у Кущёвской продолжались: немцы атаковали несколько раз, и положение советских войск ухудшилось. Утром 31 июля немецкая пехота, когда бои шли уже в самой станице, положение стало угрожающим на всем участке фронта, вдоль среднего течения реки Ея. Немцы развивали наступление на позиции 12-й Кубанской и 116-й Донской кавалерийских дивизий, оборонявших соседние станицы Шкуринскую и Канеловскую.

Казаки там несколько раз контратаковали и даже сумели ненадолго отбросить противника, но тот располагал слишком значительным превосходством в резервах и в поддержке с воздуха. В результате к концу 31 июля последние подразделения 216-й стрелковой дивизии 18-й армии оставили Кущёвскую.

С наступлением ночи к станице подошли казаки 15-й Донской кавалерийской дивизии, входившей в состав 17-го Кубанского казачьего корпуса. Они пытались с ходу выбить противника из станицы, но атака была неудачной.

Создавшееся положение было крайне невыгодно для отступающих советских войск, которым катастрофически не хватало времени на организацию прочной эшелонированной обороны. Станица Кущёвская была очень удобным плацдармом для развития немецкого наступления, она создавала угрозу советским войскам, отступавшим на Туапсинском и Моздокском направлениях.

Для восстановления позиций на реке Ея 1 августа командование Северо-Кавказского фронта решило ввести в бой свежую 13-ю кавалерийскую дивизию, тоже входившую в состав 17-го Кубанского казачьего корпуса.

Такова в общих чертах предыстория сражения. Но прежде чем перейти к нему следует сказать, что 17-й корпус был довольно необычным соединением. Помимо того, что он формировался из казаков и самими казаками на их же средства, в него записывались добровольцами жители казачьих станиц Дона и Кубани. Многие из них были непризывного возраста, но зато имели опыт Первой мировой, Гражданской и других войн. Это были обстрелянные профессиональные воины, знающие цену жизни и смерти, умеющие взвешивать риск, понимавшие, на что они идут. И ради чего. Такой корпус вполне можно было бы назвать элитным.

Другим, и тоже очень важным, преимуществом в предстоящем сражении был характер местности: большая часть территории, прилегающей с юга и с востока к реке Ее, была покрыта рощами и садами, изрезана многочисленными балками, что благоприятствовало скрытной концентрации крупных сил кавалерии. При этом окрестности самой Кущёвской были более открытыми и значительная часть немецких позиций довольно хорошо просматривалась.

13-я Кубанская казачья кавалерийская дивизия состояла из трех кавалерийских полков и артиллерийского дивизиона. Казачьи эскадроны, используя высокую кукурузу, подсолнухи, и лесополосы, зелёной стеной подступавшие к Кущёвской, в ночь с 1 на 2 августа скрытно заняли исходное положение в полутора-двух километрах от станицы.

Утром казачьи полки были готовы к атаке. Было решено не проводить артиллерийскую подготовку - ставка делалась на неожиданность массированного сабельного удара.

Маршал Андрей Антонович Гречко упоминал в своих мемуарах, что на рассвете Кущёвскую бомбила советская авиация - возможно, это тоже повлияло на решение действовать без артподготовки.

К сожалению, во всех воспоминаниях, особенно непосредственных участников сражения, есть множество разночтений и противоречий. Например, неизвестно точное время атаки. Большинство источников утверждает, что она началась с рассветом, но все же вероятнее - ближе к полудню, так как с утра в станицу успели войти дополнительные мотопехотные подразделения немцев. С этим фактом, возможно, связаны и многочисленные свидетельства о подбитых немецких танках. В немецких источниках не упоминаются какие либо танковые подразделения, действовавшие в этом районе. Поэтому наиболее вероятно, что казаки приняли за танки бронетранспортеры или несколько самоходных штурмовых орудий, приданных для усиления 4-й горнострелковой дивизии. Однако полностью исключить участие немецких танков тоже нельзя.

Половину расстояния до противника (около километра) казаки прошли шагом, просачиваясь через лесополосы, тянувшиеся почти параллельно линии атаки. Затем перешли на рысь, и метров с четырехсот всадники, сверкая клинками и с криками «Ура!» перешли в галоп. Их встретили запоздалый орудийный и минометный огонь, пулеметные и автоматные очереди, но уже ничто не могло остановить казачью лаву. Еще несколько минут… и смертельный ураган обрушился на фашистов!

Успеху атаки способствовала внезапность. Следует также учесть, что наличие автоматического оружия и пулеметов само по себе еще не означает возможность остановить массированную кавалерийскую атаку. Для этого необходимо, прежде всего, правильное расположение пулеметных точек (с флангов и на определенной дистанции). Видимо, немцы не ожидали удара днем в конном строю, это было довольно редким тактическим приемом.

Ведь тактически кавалерия во Второй мировой войне была ближе всего к мотопехотным частям и соединениям. Ведение боевых действий мотопехоты и кавалерии было очень похожим. В первом случае пехотинцы перед боем высаживались из бронетранспортеров или с грузовиков, водители отгоняли машины в укрытия. Во втором случае кавалеристы спешивались, а коневоды отводили лошадей. Боевые уставы кавалерии предусматривали атаку в конном строю только как исключение, при наличии особо благоприятных условий. Кущевская атака оказалась именно таким исключением: застигнутый врасплох и деморализованный противник не смог встретить казаков сильным огнем и оказать организованное сопротивление.

Но вернемся к сражению.

Паника у врага была страшная, по самым скромным и осторожным подсчетам, в первой атаке казаки зарубили более полутора тысяч немецких солдат и офицеров, и около трехсот захватили в плен. Казачья лава рассыпалась по улицам, преследуя разрозненные группы и одиночных немцев. Это замедление дало передышку и позволило организовать контратаку мотопехоте, которая занимала позиции на высотах, тянувшихся от Кущевской до хутора Веселый. Вскоре появились и немецкие самолеты. Но перехватить инициативу в тот день фашистским войскам так и не удалось. Бронетехнику встретил огнем прямой наводкой артдивизион, успевший к тому времени занять позиции перед самой станицей. А воздушной поддержки немцы так и не дождались - в условиях близкого контакта с противником это было невозможно и самолеты улетели назад.

Очистив улицы, казаки снова пошли в атаку, они приближались вплотную к бронетехнике и на скаку забрасывали машины гранатами и бутылками с зажигательной смесью.

Казачьи эскадроны проносились среди разрывов и горящих домов, сея ужас и обращая пехоту в бегство. Сражение рассыпалось на отдельные схватки - из-за реки и со стороны хутора Большая Лопатина прибывали новые подразделения немцев, но они вступали в бой несогласованно, небольшими группами. И только численный перевес и подходящие с разных сторон подкрепления позволяли им продолжать борьбу.

В советских источниках и воспоминаниях участников этого сражения почти повсеместно упоминается элитная горнострелковая дивизия «Эдельвейс». В действительности в Кущевской была похожая, и тоже горнострелковая, «Энциан». Но отдельные подразделения «Эдельвейса» могли (и даже должны были) прийти на помощь своим частям во второй половине дня. Во всяком случае, современный немецкий автор Вильгельм Тике, основываясь на штабных документах, утверждает, что помимо частей 4-й горнострелковой дивизии, а также 73-й и 125-й пехотных дивизий вермахта 2 августа в районе Кущёвской находились подразделения 1-й горнострелковой дивизии «Эдельвейс».

Это лишь один из примеров того, как из-за тщательных усилий немцев исключить любые упоминания о победе казаков и многочисленных преувеличений в наших источниках, современным историкам очень трудно восстановить подробную картину сражения.

В целом потери немцев за весь день сражения в Кущёвской можно оценить в довольно широких пределах: от трех до пяти тысяч человек и около сотни орудий и минометов. Что же касается танков, если они вообще были, и другой бронетехники, то это вопрос, на который исследователям еще предстоит ответить.

А вот советские танки были: примерно через полтора часа в бой вступили подразделения отдельной Майкопской танковой бригады, сформированной из курсантов Орловского танкового училища, и получившей приказ очистить станицу Кущёвскую, взаимодействуя с частями 13-й кавалерийской дивизии.
К моменту появления танков немцы почти вытеснили из станицы казаков, большинство из которых спешились - им приходилось цепляться за любые укрытия. Управление дивизией в целом было потеряно, командиры эскадронов действовали самостоятельно, а немцы уже практически преодолели панику. Поэтому можно сказать, что наши танки появились вовремя, и они решили исход сражения. Они атаковали станицу несколько раз в течение полутора часов. При этом была успешно отбита еще одна контратака: немцы попытались, используя те же самые лесополосы, зайти в тыл к советским войскам, но (возможно, случайно) вышли прямо на русские танки.

К концу дня станица Кущёвская была, наконец, полностью очищена от врага.

Потери советских войск в боях 2 августа под Кущёвской оказались существенно меньше, чем у немцев - около тысячи человек, три танка Т-34 и четыре БТ-7.

А в завершение этой истории приведем цитату из дневника убитого немецкого офицера, найденного на следующий день 3 августа под станицей Шкуринской - там эскадроны 12-й Кубанской дивизии тоже ходили в атаку в конном строю: «…перед нами встали какие-то казаки. Это черти, а не солдаты. И кони у них стальные. Живым отсюда не выбраться…»

В 1967 году на окраине станицы Кущёвской был поставлен памятник - всадник на вздыбленном коне, с надписью: «Здесь в августе 1942 года стоял насмерть, защищая ворота Кавказа, 4-й Гвардейский Кубанский казачий корпус, удивив мир своей стойкостью и величием духа».

В 2008 году на месте сражения был построен мемориальный комплекс «Поле казачьей славы».

Кущёвская атака. Казаки рубали СС, чтобы расцвел эдельвейс. August 3rd, 2013

Знойное лето 1942 года. Грозные и тяжелые дни переживает наша Родина. Гитлеровцы рвутся к Сталинграду, к кубанскому хлебу, к кавказской нефти. Нужно любой ценой остановить врага. «Ни шагу назад!» - потребовало Верховное Главнокомандование от Красной Армии.

17-му казачьему кавалерийскому корпусу было приказано во что бы то ни стало задержать врага и дать возможность частям Красной Армии, отступившим за Дон, подготовить оборону. Так начали воевать казаки на родной земле.

Стояло тихое солнечное утро 2 августа 1942 года. Степь вокруг станицы Кущевской ровная, как стол. За ней тянулась лентой лесозащитная полоса, перед которой выстроились по фронту четыре 2-километровые лавы двух полков 13-й Кубанской казачьей дивизии, готовые к новой атаке.

В семи километрах от казачьего строя за лесопосадкой находился хутор Веселый. Около него высоты и насыпь железной дороги. Линия обороны противника проходила у самого хутора на высотах.

Против двух сабельных казачьих полков за подготовленной ранее линией обороны располагались 101-я горно-стрелковая дивизия "Зеленая роза" и два полка СС. Против одного артиллерийского дивизиона были выставлены 12 пушек и 15 батарей немцев.

Казаки были готовы к конной атаке и ждали команды. И тогда над головами казачьих лав командир дивизии взмахнул клинком, указывая направление атаки.

Половину расстояния до противника казаки прошли шагом, половину рысью, и лишь когда чужие траншеи стали видны невооруженным глазом, казачьи лавы перешли в галоп. Их не могло остановить ничто: ни орудийный, ни минометный огонь, ни очереди пулеметов и автоматов. Распахнув на 2-х километровом участке ворота в немецкий тыл, казаки накатили мощным валом и продвинулись на 12 километров вглубину. Через три часа, когда они возвращались на исходные позиции, за их спинами осталось лежать тысячи трупов противника, изрубленных шашками, втоптанных в землю копытами коней.

А сутками позже, 3 августа, такую же атаку под станицей Шкуринской повторила 12-я Кубанская дивизия. И еще больше тысячи немцев из горно-стрелковой дивизии и полка СС "Белая лилия" навсегда остались в русской земле... В дневнике убитого фашистского офицера была найдена такая запись: «Перед нами встали какие-то казаки. Это черти, а не солдаты. И кони у них стальные. Живым отсюда не выбраться»

Это сражение не зачислено историками в реестр великих. Но не вспомнить о нем нельзя, потому как велика была цена победы.

Речь идет о легендарной «Кущевской атаке», тугой пружиной разжавшейся, неудержимой казачьей лавой развернувшейся в просторных степях Кубани.

Вот как рассказывает ветеран Кубанского казачьего кавкорпуса гвардии казак Ефим Иванович Мостовой.:

День мне этот не забыть. Да и как забудешь свое боевое крещение? 2-е августа, 42-й.

Погас клинок зари, и сразу навалилась духота. В выгоревшем от жары небе начинает нещадно палить солнце. Стоим в конном строю, лощадь подо мной неспокойна, наверное, мое состояние передается и ей. Перед строем - наш командир полка майор Поливодов.

Говорить много не буду, товарищи казаки, - в седле он как влитый, конь его тоже не дрогнет. - Генерал нам все сказал.

Николай Яковлевич Кириченко прошлым днем объехал, обошел весь наш корпус. Он был тоже немногословный с нами, но речь короткую его я запомнил навсегда.

Перед нами отборные вояки Гитлера. Горно-стрелковая дивизия "Эдельвейс" с приданными частями "СС". Красиво, гады, назвали себя, да только в их поганых, кровавых руках любой цветок умирает. Остановить их не могут. От безнаказанности обнаглели, своей кровью еще ни разу не умывались. Вот мы их и умоем. Кроме нас - некому. На фронте паника. Но а мы же казаки.

Конную атаку генерал принял решение провести у станицы Кущевской. Перед строем понесли наше Боевое Знамя. Вот оно совсем рядом, внутри как-то защемило. Я стоял впереди... Легкий ветерок шевельнул его складки, бархат коснулся моего лица. На меня дохнуло, я в этом никому тогда не признавался, домом. Пахнуло парным молоком и только что выпеченным хлебом. Необъяснимо, да? Так пах подол платья у моей матери. Из горячей печи хлеб она принимала в свой подол. Ну и им утирала мои мальчишечьи слезы... Показалось еще, что не пропыленная дорогами, обожженная солнцем материя коснулась моего лица, а ладони матери. Не мужские впечатления, конечно. Да и было мне тогда едва восемнадцать. Я у матери один "на ходу" остался. Отец к этому времени с тяжелым ранением в госпитале оказался, а старший брат погиб еще в 41-ом.

Давайте, братья-казаки, просто вспомним, что видели наши глаза, - снова донесся до меня голос нашего командира майора Поливодова. Чтобы не было у нас никакой пощады к этой нечисти, чтоб рубали мы ее остервенело.

А что вспоминать-то? За дальней лесопосадкой горело подожженное немцами пшеничное поле, а еще вчера мы прошли сквозь раздавленную их танками станицу. Прямо через сады, огороды - на танках, разворотили хаты, гонялись за не сумевшими спрятаться детишками, женщинами, стариками, забивали их. Уцелевшие смотрели теперь на нас угрюмо, мы глаза отводили. Нам только что не плевали вслед. С нами никаких надежд уже не связывали. Обида жгла нутро. Но станичники были по-своему правы.

Покажем этой сволочи, что наши степи - это им не Елисейские поля. - Заканчивал свою речь Поливодов.

Если честно, я не знал тогда, что это за поля такие, и где они. Да и не только я, наверное. Но командира мы понимали. Обо всякой там Европе он говорил, которая до неприличия споро и скоро под Гитлера улеглась. Не уважали мы их. Союзников тоже не уважали. Да и были ли они у нас тогда... Последние слова командира вышли не совсем традиционными: - Ну с Богом, казаки. За Родину, за Сталина!

Тут ударила наша артиллерия на подавление. Развернулись и мы для атаки. Пошли по степи лавой. В ширину - километра на полтора-два. Пошли по старому казачьему обычаю молча, только шашки над головой вращали. Над степью завис зловещий свистящий шорох. И загудела земля от тысячи конских копыт. Вот этот звук, увиденная картина немцев, по-моему, и парализовали. Мы мчались на них, а в ответ - ни одного выстрела. Опытные казаки говорили нам, молодняку, что свою пулю, когда она в воздухе, чувствуешь, вот она, твоя смерть, уже выпорхнула из вражеского ствола. Я ничего подобного не чувствовал. Я уже и не слышал ничего, мир вокруг онемел. А нутро разрывала ненависть. Та самая, которая лютой зовется. Я ее даже как-то физически ощущал. Только бы дотянуться до врага, а там уже как придется - клинком его, голыми руками, зубами. Об этом я потом очень точные слова у Шолохова нашел. "Свою ненависть мы несем на кончиках наших штыков,"- писал он. Мы свою несли на лезвии клинков. После войны, кстати, мне довелось увидеть нашего великого писателя.

Гитлеровцы пришли в себя с опозданием. Мы уже почти сошлись. Разрывы снарядов начали вырывать из наших рядов людей и лошадей. Один снаряд лег почти рядом, горячая волна упруго прошлась по мне и все. Я уцелел. А потом я увидел своего фашиста. Они же даже не окапывались, так, залегли в бурьяне. Мой заслонил для меня все, я отчетливо увидел его каску, серые глаза, он щурился, наверное, солнце мешало, мы же неслись со стороны солнца. И без звука забился в его руках, как в падучей, автомат. И он не попал. И тут я достал его, как раз под каску, как учили, тут, главное, по каске не рубануть. Но и каски у них не у всех были. А потом уже работали инстинкты. Мир то включался, то выключался. Я видел, как винтом вворачивался в гущу гитлеровцев командир другого полка Соколов. Лучшего рубаку я вообще не знал. Говорили, что в том бою он срубил двадцать врагов. Но, на беду, и его пуля нашла.

Врезалась в память другая картина: мчится на коне наша Ксения Кулибаба. Казачка-девчушка, семнадцати лет. Поводья опущены, и на ходу из ППШ очередь дает. Нравилась она мне, желание мелькнуло, чтобы уцелела. Уцелела, но в любви ей я так и не признался, скромный был, нашлись поухаристее меня. А потом фашисты авиацию запустили. Да толк-то от нее какой? Мы же такими клубками крутились, так все смешались, что своего положить - очень даже просто. Самолеты начали на бреющем ходить, может, на нервы давили? Да только кому? Лошадям нашим? Лошадей наших этим не проймешь, ну а люди этот рев и не слышали. Тут на земле такая, как сейчас выражаются, кровавая разборка шла. Вопли, стоны, ругань. Гитлеровцы на своем лают, ну а мы кроем их своими "этажами". Я хорошо материться не умел, отец не дозволял, еще в детстве за сорное слово так по губам нашлепал, что они у меня как у африканца стали, а тут, в бою, откуда только и бралось. Были паузы в бою. Мы же врубились в немецкие порядки на несколько километров. На каком-то колхозном стане, помнится, разметали что-то в виде их штаба. Рядом чадно дымили два подбитых танка. Возле танка тлели трупы. В себя начал приходить возле затянутого зеленой плесенью пруда.

Бой закончился, и мы пили застоявшуюся, густую от всякой расплодившейся в ней заразы воду. И ничего нас не брало. Признаюсь, потом, после боя, почему-то лились из глаз слезы. И ничего поделать не мог. Старые казаки успокаивали, мол, после первого раза так бывает. Дотронулся до лица, а оно все к корке из пыли, пота, крови... Крови на нас было много. И на лошадях наших. Долго мылись.

После того боя меж собой мы так говорили: мол, Мамаю давным-давно на Руси Мамаево побоище устроили, а мы Гитлеру теперь - Кущевское. Кавалерийская рубка, конечно, вещь жестокая, да на то и война.

А о сражении под Кущевкой молва по всем фронтам разнеслась. Газеты писали, Левитан в сводках Совинформбюро рассказывал. А Верховный Главнокомандующий самолично директиву составил, которая обязывала ознакомиться с нашим боевым опытом каждого, кто держит в руках оружие, учиться побеждать на образце казаков генерала Кириченко. Мы, казаки, были, выходит, выбраны как эталон воина в тяжелую годину для Родины - честь, которой не удостаивался до этого ни один другой род войск в нашей Красной Армии.

Ну а войну наш корпус закончил под Прагой. Но меня к тому времени ранили, так что мне, к сожалению, не пришлось напоить своего коня из Влтавы. И друзья уже расскажут, что река хорошая, большая, хотя, конечно, куда ей до нашей красавицы-Кубани.

В этих первых боях отличились многие казаки: отец и сын Недорубовы, Божко, Рыжов и другие.

Константин Недорубов во время Кущевской битвы уничтожил семьдесят фашистов! В первую мировую войну он стал полным Георгиевским кавалером, а за бой под Кущевской получил звание Героя Советского Союза.

Во время Кущевской атаки погибла не одна тысяча донских и кубанских казаков. Раскопки ведутся до сих пор.

В память о погибших в день юбилея Кущевской атаки 04 августа 2007г. на поле недалеко от станицы открыли мемориал казачьей славы. Здесь построена часовня и стена памяти, заложен парк и устроен музей казацкого быта.

Итог задержка немецкого наступления Стороны СССР Командующие полковник Миллеров Силы сторон 13-я Кубанская казачья дивизия точная информация отсутствует; возможно, 1-я горнострелковая дивизия "Эдельвейс" Потери точная информация отсутствует; возможно, несколько тысяч 1000-5000 человек (по отечественным источникам)

Кущёвская атака или Кущёвская битва - бой казачьих частей РККА и немецких войск 2 августа 1942 года у станицы Кущёвской . Этот эпизод Битвы за Кавказ стал известен из-за атаки казачьей кавалерии в конном строю.

Обстановка на фронте

Предшествовавшие события

30 июля 1942 года горнострелковый разведывательный отряд, шедший во главе 4-й горнострелковой дивизии вермахта, вышел к реке Ея западнее Кущёвской. У моста разведывательный батальон 94-го горнострелкового полка залёг, дожидаясь подхода 91-го стрелкового полка. Последовавшая атака этого полка была отбита огнем советских войск. Тем временем основные силы 4-й горнострелковой дивизии без успеха попытались расширить захваченный плацдарм у Ленинского. Немецкое командование решило использовать плацдарм у Кущёвской, удерживаемый соединениями 73-й и 125-й дивизий.

31 июля бои у Кущёвской продолжились. Советская 13-я кавалерийская дивизия охватила немецкий плацдарм и контратаковала немцев.

1 августа на плацдарм переправился 91-й горнострелковый полк. Советские войска вновь контратаковали, но безуспешно. 91-й горнострелковый полк продвинулся на запад, но его удар был отражён советскими войсками при поддержке танков .

Силы сторон

Согласно большинству источников, с советской стороны действовали части 13-й Кубанской казачьей дивизии (2 полка, 1 артиллерийский дивизион, иногда упоминается противотанковый истребительный дивизион). По некоторым утверждениям, в атаке участвовали и другие соединения 17-го кавалерийского корпуса.

В отечественных источниках объектом атаки называются:

Согласно В.Тике, в районе Кущевской на 2 августа могли находиться подразделения 1-й («Эдельвейс») и 4-й горнострелковых дивизий, а также 73-й и 125-й пехотных дивизий вермахта. В тот же день атаке подверглись части 198-й пехотной дивизии, наступавшие от реки Ея на запад. У Кущёвской не было ни танковых частей, ни частей войск СС, ни румынских или итальянских сил. В то же время 101-я легкопехотная (с 6 июля 1942 г. егерская) дивизия действовала значительно восточнее .

Известно, что ни 57-й танковой дивизии, ни танковой дивизии СС «Зелёная роза» в немецких вооружённых силах не существовало. Также не соответствует действительности утверждение о разгроме в районе Кущёвской 196-й немецкой пехотной дивизии . С июня 1941 г. эта дивизия находилась в Норвегии и на Восточном фронте появилась только в 1944 г. Таким образом, речь идёт о потерях, нанесенных 198-й пехотной дивизии, которая, однако, в эти дни разгромлена не была . Неверно и встречающееся утверждение о разгроме 101-й дивизии, ошибочно именуемой горнострелковой .

Ход боя

2 августа казаки 13-й Кубанской дивизии в конном строю атаковали немецкие войска у Кущёвской. Бой длился три-четыре часа.

Описание боя отличается в разных источниках. Время начала атаки тоже разнится: по одним описаниям, атака началась утром, по другим - в полдень .

Согласно одной версии, атака казаков была произведена на оборонительные позиции немецких войск, располагавших артиллерией и танками , иногда упоминаются миномёты . По рассказу ветерана Кубанского казачьего кавкорпуса Е.И. Мостового, после артиллерийской подготовки кавалерия развернулась в лаву шириной полтора-два километра . Немецкие войска открыли огонь с опозданием, после чего ввели в действие авиацию, но с малым эффектом. Казаки врубились в немецкие порядки на несколько километров, подбили несколько танков .

Участник Кущёвской атаки Я.П. Сторчак вспоминает :

Внезапно ударила наша артиллерия, мы ринулись в бой, не думая ни о чем, чувствовали только ненависть к фашистам и желание победить. Гитлеровцы пришли в себя с опозданием. Мы уже почти сошлись. Снаряды начали вырывать из наших рядов людей и лошадей. Мы разозлились и ринулись на немцев, они стали отступать.

Казачьи эскадроны полковника Миллерова, используя высокую суданку, кукурузу и подсолнухи, зелёной стеной подступившие к самой Кущевской, в ночь с 1 на 2 августа скрытно заняли исходное положение для атаки. Утром, когда фашистские солдаты потянулись к кухням за завтраком, части дивизии в конном строю внезапно атаковали противника и ворвались в станицу. Паника у врага была страшная, и пока экипажи танков пытались добежать до машин и организовать отражение атаки, казаки зарубили более тысячи немецких солдат и офицеров, около 300 гитлеровцев захватили в плен. Придя в себя, фашисты предприняли контратаку, пустив на конницу мотопехоту и танки. Вот тут-то и пришло время действовать пушкам противотанкового истребительного дивизиона капитана Чекурды. Когда на казаков двинулась армада из 45 танков, Чекурда приказал выкатить пушки на прямую наводку. И как только танки приблизились, на них обрушился шквал огня. Первая контратака стоила фашистам четырех бронированных машин, вспыхнувших факелами. Остальные повернули вспять. После второй контратаки немцы недосчитались еще семи танков.

Согласно иной версии, в этот день немецкая дивизия «Зелёная роза» переправилась через реку Ея под прикрытием пулемётного огня. С противоположного конца поля на них обрушилась кавалерия . Трубач 2-го эскадрона 9-й гвардейской Кубанской кавалерийской дивизии В.М. Зеленухин сообщает :

Фашисты все время атаковали, пытались прорваться на южный берег Еи. Тут разведка доложила, что из самой Кущевской колоннами выходит 101-я пехотная дивизия врага «Зеленая роза». А раз танков нет, командование корпуса решило атаковать немцев в конном строю. На сближение пошли двумя полками. Третий остался в Ленинградской. Развернули боевой порядок - и галопом, потом в карьер… Мама ридна! Казачья лавина на два километра по фронту, сверкая клинками, двинулась на фашистов. Я тебе скажу, на врага это имело ещё и сильное психологическое давление. Фашисты заметались, заметались, пытались принять боевой порядок, но было поздно. Сабельный вихрь обрушился на них. Командование потом докладывало, что было изрублено и раздавлено около 2-х тысяч фашистских солдат и офицеров, остальные разбежались по полям и попрятались в кукурузе. Их потом несколько часов вылавливали. А тыловые части немецкой дивизии «Зеленая роза» в такой панике бежали из Кущевки, что бросили и военное имущество, и ящики с деньгами, и даже знамена.

Согласно третьей версии, в атаку пошёл весь 17-й кавалерийский корпус генерала Н.Я. Кириченко (12-я, 13-я и 116-я дивизии) и остановил наступление крупных вражеских сил, двигавшихся от Ростова на Краснодар :

Конники на галопе подлетали к танкам, спрыгивали на броню и бутылками с горючей смесью поджигали боевые машины. В ходе боя Кущевская трижды переходила и рук в руки. В стремительной атаке казаками было уничтожено до 1800 вражеских солдат и офицеров, взято 300 пленных, захвачено 18 орудий и 25 минометов. 5-я и 9-я румынские кавдивизии в панике бежали, а 198-я пехотная дивизия гитлеровцев, неся большие потери, поспешно отошла на левый берег реки Еи.

В этом случае речь, очевидно, идёт уже не о Кущёвской атаке, а о сражении всего 17-го казачьего кавалерийского корпуса с немецкими и румынскими войсками в районе станиц Кущёвской, Шкуринской и Канеловской 31 июля - 3 августа.

Командир 17-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенант Н. Я. Кириченко решил ночным налетом 15-й кавалерийской дивизии во взаимодействии с 216-й стрелковой дивизией овладеть Кущевской. В ночь на 1 августа дивизия произвела налет на станицу, но он оказался безуспешным, так как 216-я стрелковая дивизия в бою не участвовала. В следующую ночь казаки после авиационной подготовки предприняли новый налет силами 15-й, 13-й кавалерийских дивизий и одной танковой бригады. Завязались ожесточенные бои за станицу. Три раза Кущевская переходила из рук в руки. 216-я дивизия и на этот раз не оказала поддержки казакам. В итоге кавалерийский корпус отошел на исходные позиции. В этих ночных атаках на Кущевскую казаки 13-й кавалерийской дивизии уничтожили более 1 тыс. гитлеровцев и около 300 взяли в плен.

Монументы

На выезде из станицы Кущёвской на трассу Ростов-Баку в 1964 году поставлен памятник - всадник на вздыбленном коне, с надписью: «Здесь в августе 1942 года стоял насмерть, защищая ворота Кавказа, 4-й Гвардейский Кубанский казачий корпус, удивив мир своей стойкостью и величием духа». В 2008 году там же был построен мемориальный комплекс «Казачье поле» .

Петь - не спеть! Давай помянем,
Тех, кто в самый трудный год,
Принял бой и поднял знамя,
Пусть Кубанский хор споёт!
+++++++++++++++

Прим. - Кубанский хор спел бы, если б была песня. Может, и будет.

Что-то в подобных описаниях (прим. - см. дальше) современные историки оспаривают, получив доступ к немецким данным. Однако, то, что немцев и румын весьма ужаснул вид порубленных, бесспорно. Тогда, в условиях действия приказа "Ни шагу назад" это было очень важно - ужаснуть ещё победоносного врага.

В условиях, когда немцы могли просто "выбомбить", если не кавалерию, то её конский состав, решение внезапно контратаковать было оправданным. Правда, не всё получилось - не смогли сосредоточиться все назначенные для этого корпусные части.

++++++++++++++++++++++++++++++

Кущевская атака. Рассказ старого казака

Сражение, о котором пойдет речь, не зачислено историками в реестр великих. Но не вспомнить о нем нельзя, потому как велика была цена победы.
Речь о легендарной «Кущевской атаке», тугой пружиной разжавшейся, неудержимой казачьей лавой развернувшейся в просторных степях Кубани. Поведаем о ней устами ветерана Кубанского казачьего кавкорпуса гвардии казака Ефима Ивановича МОСТОВОГО.
Вот она, эта атака, «изнутри». Послушаем Ефима Ивановича.

– Век мне этот бой не забыть. Да и как забудешь свое боевое крещение? 2 августа, 42-й… Погас клинок зари, и сразу навалилась духота. В выгоревшем от жары небе начинает нещадно палить солнце. Стоим в конном строю, лошадь подо мной неспокойна, наверное, мое состояние передается и ей. Перед строем – наш командир полка майор Поливодов.
– Говорить много не буду, товарищи казаки, – в седле он как влитый, конь его тоже не дрогнет. – Генерал нам все сказал.
Николай Яковлевич Кириченко прошлым днем объехал, обошел весь наш корпус. Он был тоже немногословный с нами, но речь короткую его я запомнил навсегда.
– Перед нами отборные вояки Гитлера. Горно-стрелковая дивизия «Эдельвейс» с приданными частями «СС». Остановить их не могут. От безнаказанности обнаглели, давно своей кровью не умывались. Вот мы их и умоем.
Конную атаку генерал принял решение провести у станицы Кущевской.
…Перед строем понесли наше боевое знамя. Вот оно совсем рядом, внутри как-то защемило.
– …Покажем этой сволочи, что наши степи – это им не Елисейские поля… – заканчивал свою речь Поливодов.
Последние слова командира вышли не совсем традиционными:
– Ну с Богом, казаки. За Родину, за Сталина!
Тут ударила наша артиллерия на подавление. Развернулись и мы для атаки. Пошли по степи лавой. Пошли по старому казачьему обычаю молча, только шашки над головой вращали. Над степью завис зловещий свистящий шорох. И загудела земля от сотен конских копыт. Вот этот звук, увиденная картина немцев, по-моему, и парализовали. Мы мчались на них, а в ответ – ни одного выстрела. Я ничего подобного не чувствовал. Я уже и не слышал ничего, мир вокруг онемел. А нутро разрывала ненависть. Та самая, которая лютой зовется. Я ее даже как-то физически ощущал. Только бы дотянуться до врага, а там уже как придется – клинком его, голыми руками, зубами.

Гитлеровцы пришли в себя с опозданием. Мы уже почти сошлись. Разрывы снарядов начали вырывать из наших рядов людей и лошадей. Один снаряд лег почти рядом, горячая волна упруго прошлась по мне, и все. Я уцелел. А потом я увидел своего фашиста. Они же даже не окапывались, так, залегли в бурьяне. Мой заслонил для меня все, я отчетливо увидел его каску, серые глаза, он щурился, наверное, солнце мешало, мы же неслись со стороны солнца… И без звука забился в его руках, как в падучей, автомат. И он не попал. И тут я достал его, как раз под каску, как учили, тут главное по каске не рубануть. Но и каски у них не у всех были. А потом уже работали инстинкты. Мир то включался, то выключался. Я видел, как винтом вворачивался в гущу гитлеровцев командир другого полка – Соколов. Лучшего рубаку я вообще не знал. Говорили, что в том бою он срубил двадцать врагов. Но, на беду, и его пуля нашла. А потом фашисты авиацию запустили. Да толк-то от нее какой? Мы же такими клубками крутились, так все смешались, что своего положить – очень даже просто. Самолеты начали на бреющем ходить, может, на нервы давили? Да только кому? Лошадям нашим? Лошадей наших этим не проймешь, ну а люди этот рев и не слышали. Тут на земле такая, как сейчас выражаются, кровавая разборка шла… Вопли, стоны, ругань… Гитлеровцы на своем лают, ну а мы кроем их своими «этажами». Были паузы в бою. Мы же врубились в немецкие порядки на несколько километров. На каком-то колхозном стане, помнится, разметали что-то в виде их штаба. Рядом чадно дымили два подбитых танка. Возле танка тлели трупы…

В себя начал приходить возле затянутого зеленой плесенью пруда. Бой закончился, и мы пили застоявшуюся, густую от всякой расплодившейся в ней заразы воду. И ничего нас не брало. Признаюсь, потом, после боя, почему-то лились из глаз слезы. И ничего поделать не мог. Старые казаки успокаивали, мол, после первого раза так бывает. Дотронулся до лица, а оно все в корке из пыли, пота, крови… Крови на нас было много. И на лошадях наших. Долго мылись…
После того боя меж собой мы так говорили: мол, Мамаю давным-давно на Руси Мамаево побоище устроили, а мы Гитлеру теперь – Кущевское. Кавалерийская рубка, конечно, вещь жестокая, да на то и война.
Я все это рассказываю, а ведь найдутся же верещуны, каких только подлых слов для меня и моих боевых побратимов не пожалеют, в чем только не обвинят! Теперь-то можно. Когда их защитили, когда их откормили, отпоили. Когда жизнь им устроили. От них теперь в ответ – плевки ядовитые, от перевертышей этих. По радио верещат, по телевизору. Моя шашка по-прежнему при мне, и иногда трудно держаться, так хочется достать клинком этих визгунов прямо через телевизор. Грех на душу, конечно, не взял бы из-за поганцев, смертоубийство, как говаривал дед Щукарь, не устроил бы, а так, рукояткой по лбу, для острастки, для вразумления.

А о сражении под Кущевкой молва по всем фронтам разнеслась. Газеты писали, Левитан в сводках «Совинформбюро» рассказывал. А Верховный Главнокомандующий самолично директиву составил, которая обязывала ознакомиться с нашим боевым опытом каждого, кто держит в руках оружие, учиться побеждать на образце казаков генерала Кириченко.
Ну а войну наш корпус закончил под Прагой. Но меня к тому времени ранили, так что мне, к сожалению, не пришлось напоить своего коня из Влтавы. И друзья уже расскажут, что река хорошая, большая, хотя, конечно, куда ей до нашей красавицы Кубани…

Записал Александр КОВАЛЕВ