При жизни Иосифу Бродскому редко удавалось прочитать беспристрастное слово о своем творчестве – судьба бросала слишком яркий отсвет на его тексты. В «самиздате», в эмигрантских изданиях, а с началом «перестройки» и в России появилось несколько весьма интересных статей, но осмысление творчества Бродского в целом – дело будущего…и весьма сложное дело. Его ироническая, насквозь противоречивая поэзия не укладывается ни в какие концепции.

В зрелые годы Бродский не любил разговоров о своем творчестве. И вообще о литературе. В его системе ценностей жизнь важнее литературы. При этом он не видел в жизни ничего, «кроме отчаяния, неврастении и страха смерти». Кроме страдания и сострадания.
Но стихи Бродского спорят с автором: есть, есть кое-что, кроме отчаяния и неврастении…
Даже самые мрачные и холодные тексты Бродского очень утешительны. Об одиночестве, отчаянии и безысходности он говорит с таким жаром, какого не достигал ни один его современник в стихах о счастливой любви и братском соединении с людьми.

Лагуна
I

Три старухи с вязаньем в глубоких креслах
толкуют в холле о муках крестных;
пансион «Аккадемиа» вместе со
всей Вселенной плывет к Рождеству под рокот
телевизора; сунув гроссбух под локоть,
клерк поворачивает колесо.

И восходит в свой номер на борт по трапу
постоялец, несущий в кармане граппу,
совершенный никто, человек в плаще,
потерявший память, отчизну, сына;
по горбу его плачет в лесах осина,
если кто-то плачет о нем вообще....

Бродский Иосиф Александрович (24 мая 1940, Ленинград - 28 января 1996, Нью-Йорк), русский поэт, прозаик, эссеист, переводчик, автор пьес; писал также на английском языке. В 1972 эмигрировал в США. В стихах (сборники «Остановка в пустыне», 1967, «Конец прекрасной эпохи», «Часть речи», оба 1972, «Урания», 1987) осмысление мира как единого метафизического и культурного целого. Отличительные черты стиля - жёсткость и скрытая патетика, ирония и надлом (ранний Бродский), медитативность, реализуемая через обращение к усложнённым ассоциативным образам, культурным реминисценциям (иногда приводящее к герметичности поэтического пространства). Эссе, рассказы, пьесы, переводы. Нобелевская премия (1987), кавалер ордена Почётного легиона (1987), обладатель Оксфордской премии Honori Causa.

Три старухи с вязаньем в глубоких креслах
толкуют в холле о муках крестных;
пансион «Аккадемиа» вместе со
№4 всей Вселенной плывет к Рождеству под рокот
телевизора; сунув гроссбух под локоть,
клерк поворачивает колесо.

И восходит в свой номер на борт по трапу
№8 постоялец, несущий в кармане граппу,
совершенный никто, человек в плаще,
потерявший память, отчизну, сына;
по горбу его плачет в лесах осина,
№12 если кто-то плачет о нем вообще.

Венецийских церквей, как сервизов чайных,
слышен звон в коробке из-под случайных
жизней. Бронзовый осьминог
№16 люстры в трельяже, заросшем ряской,
лижет набрякший слезами, лаской,
грязными снами сырой станок.

Адриатика ночью восточным ветром
№20 канал наполняет, как ванну, с верхом,
лодки качает, как люльки; фиш,
а не вол в изголовьи встает ночами,
и звезда морская в окне лучами
№24 штору шевелит, покуда спишь.

Так и будем жить, заливая мертвой
водой стеклянной графина мокрый
пламень граппы, кромсая леща, а не
№28 птицу-гуся, чтобы нас насытил
предок хордовый Твой, Спаситель,
зимней ночью в сырой стране.

Рождество без снега, шаров и ели,
№32 у моря, стесненного картой в теле;
створку моллюска пустив ко дну,
пряча лицо, но спиной пленяя,
Время выходит из волн, меняя
№36 стрелку на башне - ее одну.

Тонущий город, где твердый разум
внезапно становится мокрым глазом,
где сфинксов северных южный брат,
№40 знающий грамоте лев крылатый,
книгу захлопнув, не крикнет «ратуй!»,
в плеске зеркал захлебнуться рад.

Гондолу бьет о гнилые сваи.
№44 Звук отрицает себя, слова и
слух; а также державу ту,
где руки тянутся хвойным лесом
перед мелким, но хищным бесом
№48 и слюну леденит во рту.

Скрестим же с левой, вобравшей когти,
правую лапу, согнувши в локте;
жест получим, похожий на
№52 молот в серпе, - и, как чорт Солохе,
храбро покажем его эпохе,
принявшей образ дурного сна.

Тело в плаще обживает сферы,
№56 где у Софии, Надежды, Веры
и Любви нет грядущего, но всегда
есть настоящее, сколь бы горек
не был вкус поцелуев эбре и гоек,
№60 и города, где стопа следа

не оставляет - как челн на глади
водной, любое пространство сзади,
взятое в цифрах, сводя к нулю -
№64 не оставляет следов глубоких
на площадях, как «прощай» широких,
в улицах узких, как звук «люблю».

Шпили, колонны, резьба, лепнина
№68 арок, мостов и дворцов; взгляни на-
верх: увидишь улыбку льва
на охваченной ветров, как платьем, башне,
несокрушимой, как злак вне пашни,
№72 с поясом времени вместо рва.

Ночь на Сан-Марко. Прохожий с мятым
лицом, сравнимым во тьме со снятым
с безымянного пальца кольцом, грызя
№76 ноготь, смотрит, объят покоем,
в то «никуда», задержаться в коем
мысли можно, зрачку - нельзя.

Там, за нигде, за его пределом
№80 - черным, бесцветным, возможно, белым -
есть какая-то вещь, предмет.
Может быть, тело. В эпоху тренья
скорость света есть скорость зренья;
№84 даже тогда, когда света нет.

Tri starukhi s vyazanyem v glubokikh kreslakh
tolkuyut v kholle o mukakh krestnykh;
pansion «Akkademia» vmeste so
vsey Vselennoy plyvet k Rozhdestvu pod rokot
televizora; sunuv grossbukh pod lokot,
klerk povorachivayet koleso.

I voskhodit v svoy nomer na bort po trapu
postoyalets, nesushchy v karmane grappu,
sovershenny nikto, chelovek v plashche,
poteryavshy pamyat, otchiznu, syna;
po gorbu yego plachet v lesakh osina,
yesli kto-to plachet o nem voobshche.

Venetsyskikh tserkvey, kak servizov chaynykh,
slyshen zvon v korobke iz-pod sluchaynykh
zhizney. Bronzovy osminog
lyustry v trelyazhe, zarosshem ryaskoy,
lizhet nabryakshy slezami, laskoy,
gryaznymi snami syroy stanok.

Adriatika nochyu vostochnym vetrom
kanal napolnyayet, kak vannu, s verkhom,
lodki kachayet, kak lyulki; fish,
a ne vol v izgolovyi vstayet nochami,
i zvezda morskaya v okne luchami
shtoru shevelit, pokuda spish.

Tak i budem zhit, zalivaya mertvoy
vodoy steklyannoy grafina mokry
plamen grappy, kromsaya leshcha, a ne
ptitsu-gusya, chtoby nas nasytil
predok khordovy Tvoy, Spasitel,
zimney nochyu v syroy strane.

Rozhdestvo bez snega, sharov i yeli,
u morya, stesnennogo kartoy v tele;
stvorku mollyuska pustiv ko dnu,
pryacha litso, no spinoy plenyaya,
Vremya vykhodit iz voln, menyaya
strelku na bashne - yee odnu.

Tonushchy gorod, gde tverdy razum
vnezapno stanovitsya mokrym glazom,
gde sfinksov severnykh yuzhny brat,
znayushchy gramote lev krylaty,
knigu zakhlopnuv, ne kriknet «ratuy!»,
v pleske zerkal zakhlebnutsya rad.

Gondolu byet o gnilye svai.
Zvuk otritsayet sebya, slova i
slukh; a takzhe derzhavu tu,
gde ruki tyanutsya khvoynym lesom
pered melkim, no khishchnym besom
i slyunu ledenit vo rtu.

Skrestim zhe s levoy, vobravshey kogti,
pravuyu lapu, sognuvshi v lokte;
zhest poluchim, pokhozhy na
molot v serpe, - i, kak chort Solokhe,
khrabro pokazhem yego epokhe,
prinyavshey obraz durnogo sna.

Telo v plashche obzhivayet sfery,
gde u Sofii, Nadezhdy, Very
i Lyubvi net gryadushchego, no vsegda
yest nastoyashcheye, skol by gorek
ne byl vkus potseluyev ebre i goyek,
i goroda, gde stopa sleda

ne ostavlyayet - kak cheln na gladi
vodnoy, lyuboye prostranstvo szadi,
vzyatoye v tsifrakh, svodya k nulyu -
ne ostavlyayet sledov glubokikh
na ploshchadyakh, kak «proshchay» shirokikh,
v ulitsakh uzkikh, kak zvuk «lyublyu».

Shpili, kolonny, rezba, lepnina
arok, mostov i dvortsov; vzglyani na-
verkh: uvidish ulybku lva
na okhvachennoy vetrov, kak platyem, bashne,
nesokrushimoy, kak zlak vne pashni,
s poyasom vremeni vmesto rva.

Noch na San-Marko. Prokhozhy s myatym
litsom, sravnimym vo tme so snyatym
s bezymyannogo paltsa koltsom, gryzya
nogot, smotrit, obyat pokoyem,
v to «nikuda», zaderzhatsya v koyem
mysli mozhno, zrachku - nelzya.

Tam, za nigde, za yego predelom
- chernym, bestsvetnym, vozmozhno, belym -
yest kakaya-to veshch, predmet.
Mozhet byt, telo. V epokhu trenya
skorost sveta yest skorost zrenya;
dazhe togda, kogda sveta net.

Nhb cnfhezn gjrjtv,
d nj «ybrelf», pflth;fnmcz d rjtv
vsckb vj;yj, phfxre - ytkmpz/

Nfv, pf ybult, pf tuj ghtltkjv
- xthysv,tcwdtnysv, djpvj;yj,tksv -
tcnm rfrfz-nj dtom, ghtlvtn/
Vj;tn ,snm, ntkj/ D "gj}