Искушение.
Дьявол не имеет власти над свободною волею, но обладает всемогущею способностью волновать дух всевозможными эмоциями и отравлять память человека незабываемыми впечатлениями. Тонкий знаток каждого, к кому он приближается, он всегда во всеоружии, чтобы слепить грех из собственных психических средств человека. Он всегда на ловле душ. За это его зовут охотником, рыболовом, развратителем, вором, убийцею душ, а св.Иероним даже - пиратом, разбойничающим на море житейском. Вся масса искушений, на которые ад способен, разделена между соответственным количеством дьяволов. Каждый порок имел своего Дьявола, который вызывал его и обучал ему. Эти черти-инструкторы получали распоряжения от князя тьмы и обязаны были ему отчетом и тем, кто мало успевал, доставалось от него круто.

Сатана не может захватить душу, если раньше не испачкает ее и не развратит грехом. Сатана не властен насиловать свободную волю, но в состоянии расставить ей сети к непременному падению. Он великий, неутомимый искуситель. Начав с Евы, он не остановился даже пред Христом. И массы, и отдельные люди становятся жертвою этого главнейшего искусства, и чем лучше и святее человек, тем лютее и хитрее нападает на него Дьявол-искуситель. "Не открывайте путей дьяволу, - вещает апостол Павел.- Сопротивляйтесь дьяволу, и он убежит от вас!" Но прежде чем обратить Дьявола в бегство, каких же мук и испытаний успевал натерпеться от него победитель!

Искушению подвластны все люди, во всех возрастах и положениях, причем Сатана соответственно изменяет и характер, и энергию, и средства искушения, выказывая себя в приспособлении к своим жертвам тонким психологом и остроумным логиком.

Нечего говорить уже о людях, живших в миру: свет, светские люди, светские интересы, светскость - природное царство Сатаны, и кто в нем живет, в Сатане живет, и не войти с ним в соприкосновение для того столько же трудно, как окунуться в море и не намокнуть.

Но и уходя из мира, убегая из городов в пустыни и дебри, либо отделяясь от мира монастырскими стенами, благочестивые спасатели душ встречали Сатану и там, да еще и более лукавым и жестоким. На святых он нападал с особенною силою по тому же рассуждению, по которому Бог больше радуется одному раскаянному грешнику, чем девяти праведникам. Обратно, соблазн монаха в демоническом мире ценится гораздо выше, чем величайшее зло, произведенное в обществе мирских людей.

В свете он одолевал искушением по мелочам - вкрадчивым, постоянным, ежеминутно житейским. В пустыне искушение наплывало бурным натиском, подобно горячечному пароксизму. В свете оно было более внешним, в пустыне или затворе оно делало своим орудием самого человека - живую энергию организма, требующего нормального отправления физиологических потребностей и, при отказе, тоскующего, томящегося, тянущего на грех.

Св.Антоний говорит: "Кто живет в пустыне и в безмолвии, тот свободен от трех искушений: от искушения слуха, языка и взора; одно только у него искушение - в сердце".

Отшельник не был в пустыне один. Дьявол со всеми соблазнами составлял там ему компанию. Он зорко следил за каждым, хотя бы малейшим поводом к грехопадению и быстро им пользовался. Если Бог приставил к каждому человеку ангела-хранителя, то Сатана точно так же приставил демона-искусителя. Ангел - справа, дьявол - слева (в этом смысл плевания через левое плечо).

Не всякое время и не всякое место одинаково удобно демонам для искушения. Любимое их время, конечно, ночь, когда к людям подкрадывается усердный союзник Дьявола, сон, и ослабляет волю и разум пред влиянием еще не погасших в памяти впечатлений и воспоминаний дня. Отшельники боялись сна, как дьявольского наваждения, и считали необходимым спать как можно меньше.

В бесконечном множестве и разнообразии искушений Дьявол никогда не чуждается средств простых и грубых, действуя на психологию минуты. Св.Антонию, бывшему богачу, Сатана бросает под ноги слиток серебра, чтобы напомнить о покинутых богатствах. Изголодавшемуся св.Илариону он подставляет вкусные кушанья. Св.Пелагею, бывшую антиохийскую актрису и куртизанку, когда она заключилась в келью на Масличной горе. Дьявол дразнил любимыми ею прежде драгоценностями: перстнями, ожерельями, запястьями. Эти ложные признаки вещей исчезали так же быстро, как появлялись. Если простые средства не действовали, Дьявол переходил все к более и более сложным, превращая смену галлюцинаций в великолепные спектакли ужаса, роскоши, смеха, сладострастия. Св.Илариона бес пугал волчьим воем, визгом лисиц; звери скакали и прыгали вокруг него, их сменяли сражающиеся гладиаторы, либо умирающие, которые, корчась у ног святого, молили его о погребении. Однажды ночью его оглушили плач детей, блеяние стад, мычание быков, рыкание львов, вопль женщин, - великий шум, как бы от военного лагеря. Едва он крестом прогнал это чудо, как вот, новое: летит на него, при лунном сиянии, военная колесница, запряженная бешеными конями. Святой произносит имя Христово. Колесница проваливается сквозь землю.

Самыми тяжкими видами бесовского искушения были - влечение любви, стремление в мир, духовная гордость и сомнение в вере.

Христианство прокляло плоть, покрыло позором любовь. Акт любви, олицетворенный в эллинизме самыми яркими и красивыми божествами Олимпа, христианство объявило зловредною гнусностью. Безбрачие для христианина состояние, гораздо высшее брака, а целомудренное воздержание - одна из основных добродетелей. "Угасни, бог любви, жизни и света! Надень капюшон монаха. Девы, будьте монахинями. Жены, станьте холодными сестрами..."

Природу насилуют, церковь отталкивает женщину с отвращением, как нечистое животное, сатанинскую змею, как воплощение вечной гибели мужчины. Фанатичный безумец Пьетро Дамиани объезжает всю Италию, и в бесчисленных проповедях, обрушивается на женщину: "C"est а vous, que je adresse, ecume de paradis, amorce de Satan, poison des ames, glaive des coeurs, huppes, bijoux, chouettes, louves, sangsues insatiables... "(К вам я обращаюсь, отверженные рая, соблазн Сатаны, яд душ, меч сердец, долгогривые, прелестницы, совы, волчицы, ненасытные пиявки. - фр.). Теологи объявили, что надо подальше держаться от женщины, так как земля достаточно населена и все равно скоро погибнет, а Петр Ломбартский устанавливает, как основное положение, что брак есть грех, в крайнем случае, допустимый.

Весьма часто с целью плотского искушения Дьявол сам принимал вид женщины и являлся в пустыню либо заблудившуюся красавицей, либо грешницею, ищущею покаянья, либо благочестивою девицею, жаждущею тоже приобщиться к аскетическим подвигам. По человеколюбию или слишком твердой уверенности в своей добродетели, пустынножитель принимал обманную деву в тесной своей келейке и обыкновенно в самом непродолжительном времени погрязал в грехопадении. Истории этого рода бесчисленны. Часто демону мало уронить инока в запретнейший из грехов, ему еще надо насмеяться. Например, как только отшельник заключал красавицу в свои объятия, демон исчезал, оставляя незадачливого святошу в смешной и непристойной позе.

Но чаще всего бес, искушая пустынника, не заходил в соблазнах своих до такого яркого реализма, что подсыл женщин или собственное воплощение в женщину, а довольствовался тем, что будил и раздражал желания, не находящие удовлетворения.

Тех, которым Дьявол не умел нанести никакого другого вреда, он мучил сладострастными снами и ночными галлюцинациями. Бессознательный и, следовательно, безответственный грех такого рода не мог быть опасен сам по себе, но наводил уныние, как симптом дурного общего состояния отравленной души, и развращал ум воспоминанием о развратном видении. Словом, от страстных помыслов нельзя было уйти даже в пустыне.

Церковь запрещает малейшие проявления страсти. Каждая страсть имеет своего демона; если убивают страсть, убивают демона.

Жизнерадостность тоже была плодом деятельности Дьявола. Насколько бесоугоден смех, настолько же богоугодны слезы. Хорошие монахи никогда не смеялись, но часто плакали. Ибо человек пришел в мир терпеть наказание, а не радоваться.

Теперь церкви оставалось еще справиться с разумом. Если раньше запрещалось исследовать естество Бога, то теперь, вообще и во всем, запрещали прибегать к разуму. Не было ни одного образованного человека, над которым не тяготело бы обвинение в волшебстве. Победившее христианство хотело и надеялось совсем добить врага. Запрещается придумывать что-либо новое, творить новое. Запрещается вводить новшества в богослужение. Налагается запрет на вдохновение.

Другое любимое искушение Дьявола - возбуждение гордости и самодовольства - бывает причиною тех его явлений, когда он осмеливается брать на себя вид святых, ангелов, Девы Марии, Христа, Бога Отца.

В монастырях хорошо знают это искушение и предупреждают новичков не вверяться его обману.

Рассказывают об одном иноке по имени Эрой, который, пятьдесят лет прожив в пустынном монастыре, истязал плоть свою так сурово, что не ослаблял поста даже на Пасху. Однажды ему явился Дьявол в образе ангела и приказал броситься вниз головою в колодезь, что Эрой немедленно и исполнил, рассчитывая, что останется невредим, и чудо это явит перед всеми великую его святость. Но вместо того он страшно разбился, монахи едва могли его вытащить, и спустя три дня он умер самым жалким образом. Легенда относится к 1124 году. Губерт Ножанский, скончавшийся в том же году, рассказывает плачевную историю юноши, который, впав в грех прелюбодеяния, отправился замаливать его к св.Иакову Галицийскому. Дьявол явился к нему под видом этого святого и приказал ему - в виде эпитимьи - сперва оскопиться, а потом перерезать себе горло. Богомольный юноша повиновался, и был бы он, как говорят о самоубийцах, "черту баран", если бы не смилостивилась над ним и не возвратила его к жизни Святая Дева. Так что поплатился он за свое легковерие, отдав только то, чем согрешил.

Гордец и возбудитель гордости, Дьявол теряет свою силу, встречая отпор в смирении.

Когда некому из братьев явился Дьявол, преобразовавшись в ангела света, и сказал: "Я архангел Гавриил и послан к тебе", брат сказал ему: "Не к другому ли ты послан, ибо я недостоин видеть ангела". И Дьявол тотчас же исчез.

Не всегда искушение Дьявола направлялось на цели крупного греха. Весьма часто злой дух ограничивается, как будто, просто тем, что разобьет человеку молитвенное настроение, не даст ему сосредоточиться в благочестивом размышлении, либо просто рассердит или выведет из терпения. Это Дьявол повторяет гулким эхом слова читаемых молитв, заставляет чихать проповедника в самом чувствительнейшем месте его проповеди, это он назойливою мухою садится десять раз на лицо засыпающего, покуда тот не обозлится и не обругается.

Но иногда планы Дьявола удивительно сложны, тонки и дальновидны, и тогда он занимается ими с терпением и прилежанием.

Вот история, весьма популярная в Средние века. Однажды Дьявол, приняв вид младенца, добился того, что его взяли в монастырь, прославленный своей святостью. Аббат, добрый человек, дал ему образование. Мальчик учился с величайшею легкостью, был прекрасного нрава и вел себя так хорошо, что в монастыре не могли им нахвалиться. Когда мальчик вошел в возраст, он, к великой радости всей братии, вступил в духовное звание; а когда несколько лет спустя умер старый аббат, то - по единогласному избранию - настоятелем сделался его приемыш. Но в самом скором времени монастырь стал падать и ослабевать в уставе. Новый настоятель слишком сытно кормил братию, легко давал отпуска из монастыря и покровительствовал сношениям своих монахов с монахинями одной близ стоящей женской обители. Слухи об этих соблазнах дошли до папы, и он послал ревизорами двух монахов, прославленных святою жизнью. Очутившись под судом и следствием, Дьявол предпочел снять многолетнюю маску и в один прекрасный день, при всем честном народе, провалился сквозь землю.

Иногда искушение было для демонов делом очень трудным и неверным. Что касается отпора искушению, то богословы утверждают, будто искушение никогда не превышает сил искушаемого, и, следовательно, падение является результатом лишь небрежности и лени нашей воли. Но любопытно, что, искушая, дьявол сам иногда терял терпение и переходил от соблазна к насильственным действиям, так что сопротивляться искушению не всегда было безопасно. Цезарий рассказывает плачевный случай об одном юноше, которого Дьявол долго соблазнял вступить с ним в любовную связь, но так как честный малый упорно отказывался, то разозленный черт схватил его за волосы, поднял на воздух и ударил об землю с такой силою, что бедняга год спустя умер.

Всего опаснее было демонское искушение в смертный час. Тут уже Дьявол не разбирал, кто грешник, кто святой. Он был уверен, что смерть - верное орудие, пред которым и святой спасует. Более того: по средневековой легенде, он простер дерзость свою до того, что присутствовал на Голгофе при распятии "Спасителя", рассчитывая повторить искушение, с которым потерпел неудачу в пустыне. В виде хищной птицы он даже уселся было на самый крест.

Цели такого присутствия разнообразны. Во-первых, Дьявол рассчитывает помешать раскаянию умирающего. Во-вторых, захватить душу, обреченную аду, на отлете и без всякого промедления. В-третьих,- человеку, за душу которого предвидится большой спор с добрым началом, предложить в час смертного страха дьявольские свои услуги, за уже несомненную и бесспорную продажу души. В-четвертых, они просто любили мучить человека предсмертным ужасом и отягчать агонию.

Тысячи тысяч христиан испытывают, умирая, эту пытку, незнакомую людям античного мира. Ведь умерший человек - раб, осужденный на мучения, жалкий зверек, попавший в лапы адской кошки. В смертный час комната больного переполняется угрожающими чертями, которые тянутся к одру его жадными когтями. Умирающие часто не только видят дьяволов, но и вступают с ними в физическую борьбу.

В систему Дьявола входило внушать умирающим, что грехи их превышают меру небесного долготерпения, что раскаиваться поздно и не стоит - все равно Бог не простит, потому что простить нельзя. Будя в памяти умирающего все совершенные грехи, Дьявол легко доводил его до отчаяния и в таком состоянии, равносильном вечному осуждению, уходил он в вечность.

Это описание носит универсальное значение, так как раскрывает коварство и необычайную сообразительность искусителя, являющегося с любым соблазном, склоняющим к греху. «Змей был хитрее всех зверей полевых, которых знал Господь» (Быт 3,1). Все начинается на уровне нашего восприятия природы. Однако, следующие стихи уже вводят нас в другое измерение, в действительность, не воспринимаемую чувствами. Читаем дальше: «сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть. И сказал змей жене: нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт 3, 1-5). Злой дух, действующий здесь под видом змея, выдает себя только по смыслу сказанных им слов. В сцене искушения в раю сатана сначала пытается исказить в человеческом сознании образ Бога. Начинает со лжи, которую выдает за заботу об истине. Он делает это с целью посеять в человеческих сердцах зерно подозрительности и недоверия к Богу. Смотри, ведь Бог запрещает тебе что-то, значит, Он тебя не любит, раз ограничивает твою свободу. Чтобы лучше понять, в чем злой гений этого искушения, нужно помнить, что древо познания добра и зла символизирует, в первую очередь, заповеди и нравственный закон, данные людям с целью избегать зла и выбирать добро в стремлении к полноте счастья. Заповеди указывают путь, ведущий к подлинной свободе, объективно описывают существующую действительность и поэтому не являются для человека ни ограничением, ни принуждением. Древо познания добра и зла символизирует определенную границу, которую человеку нельзя переходить. Он действительно свободен, но и сам является только творением и не может самостоятельно решать, что - добро, а что - зло, ибо только Бог обладает знанием этого. До грехопадения люди спонтанно верили Богу, что Он говорит правду, верили, что для счастья им нужна только Его Любовь. Лукавый, «отец лжи» (ср. Ин 8,44) после того, как посеял зерно подозрительности и недоверчивости к Богу, приступает к решающему соблазну. Он говорит, что Бог просто обманул человека: «И сказал змей жене: нет, не умрете» (Быт 3,4). Бог говорит, что последствие человеческого греха - смерть, а сатана, в свою очередь, утверждает противное: только грех открывает перед человеком перспективу свободной и счастливой жизни. Таким образом, сатана подверг сомнению Божью Любовь. Он представил Бога врагом человека, который только мешает ему достичь полного счастья. Нужно отказаться от послушания такому Богу. Так сатана хочет склонить человека, чтобы он, подобно ему самому, взбунтовался против Творца. «Но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт 3,5). Знать добро и зло - это значит господствовать над всей действительностью, то есть быть, как бог, решать самостоятельно, что - добро, а что - зло. Отцу лжи не удалось, правда, полностью втянуть человека в свой бунт, но ему удалось довести человека до того, что он поверил сатане и перестал верить Богу. Так в акте неверия, выраженном в поступке, произошло весьма серьезное разрушение человеческой природы, которое выражается, кроме всего прочего, в порабощении злом, в невосприимчивости к любви и не способности любить. Это и был первородный грех. С этого драматического происшествия порабощенному человеку зло начинает казаться более привлекательным, чем добро, а мир становится для него местом искушения, спора с Богом, отвержения Его и утоления человеческой гордыни. С момента грехопадения начался долгий процесс искушения человека, который в наше время подошел к своему пределу. На деле это означает игнорирование существования Бога и Его неизменных нравственных норм.

Иоанн Павел ІІ пишет: «Общий корень всех этих тенденций - этический релятивизм, характеризующий значительную часть современной культуры (EV 70) … прямо считается, что общезначимая и объективная истина в действительности непостижима» (EV 69). Игнорирование Бога, практический материализм, аморальность, обожествление секса через порнографию и различные извращения, оккультизм, магия, сатанизм, атеистический гуманизм, а также другие формы атеизма являются наибольшими искушениями нашего времени. Атеизм представляет собой большое зло, так как, игнорируя или отрицая Бога по своей вине, человек грешит против религиозной добродетели (ср. Катехизис Католической Церкви, 2125).Сатана, как гений подозрительности и отец лжи, в своей стратегии искушения склоняет верующих к магическому пониманию молитв и таинств. Дьявол стремится к тому, чтобы мы хотели, чтобы Бог исполнял нашу волю, а не того, чтобы воля Божья исполнялась в нашей жизни. Христос же хочет, чтобы мы полностью доверились Ему и препоручили всю свою жизнь, чтобы Он мог вести нас, ибо только Он лучше всего знает, какой путь в жизни наилучший для нас. Святой Фаустине Он сказал: «Чем более будешь уповать, тем более получишь».

В своей стратегии искушения сатана, отговаривая от доверия Провидению, подсовывает сегодняшним людям «различные формы колдовства: призывание сатаны или демонов, вызывание умерших или другие практики, имеющие целью мнимое предсказание будущего. Использование гороскопов, астрология, хиромантия, истолкование пророчеств и гаданий, явления ясновидения, пользование медиумическими свойствами, которые суть проявления жажды господствовать над временем, историей, а, в конце концов, над людьми», и одновременно желание открыть в себе скрытые силы.… Все магические ритуалы, благодаря которым стремятся связаться с таинственными силами, чтобы воспользоваться их помощью и достигнуть сверхъестественной власти над ближним - даже с целью помочь его здоровью - находятся в серьезном противоречии с добродетелью благочестия. Эти практики тем более подлежат осуждению, если совершаются с целью повредить другому человеку и связаны с демоническим вмешательством. То же и с ношением амулетов. Поэтому Церковь увещевает верных воздерживаться от всего этого. «Обращение к средствам так называемой нетрадиционной медицине не оправдывает ни призывание злых сил, ни пользования доверчивостью человека» (Катехизис Католической Церкви 2116, 2117). Нужно помнить, что «дьявол искушает только те души, которые находятся в состоянии благодати. Другие же принадлежат ему и нет нужды их искушать» (святой Жан Вианней). А святой Франциск Ассизский напоминает, что каждый из нас должен пройти испытание искушением: «Воистину, никто не должен считать себя рабом Божьим, пока не пройдет через искушения и муки. Побежденное искушение становится своеобразным перстнем, которым Господь обручает с Собой душу своего раба». И в конце вспомним поучение святого Петра: «Все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печется о вас. Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить. Противостойте ему твердою верою, зная, что такие же страдания случаются и с братьями вашими во всем мире. Бог же всякой благодати, призвавший нас в вечную славу Свою во Христе Иисусе, Сам, по кратковременном страдании вашем, да совершит вас, да утвердит, да укрепит, да соделает непоколебимыми» (1 Петра 5, 7-10).

Дьявольские искушения

Человеческая природа склонна как к хорошему, так и к худому. Она удобоприемлема и для добра, и для зла; и для Божией благодати, и для злой силы.

Господь не насилует свободу человека, не приневоливает ее к добру, а только кротко возвещает душе о Себе и призывает ее на путь спасения. Душа же по своему произволению и по своей наклонности делает выбор: или - или... Жить с Богом по Его святой воле или жить по своей воле, не задумываясь о последствиях.

О тех людях, которые живут только по своей воле и удовлетворяют своим страстям, говорить много не приходится, потому что своя воля - адское семя, она низводит душу во ад. А вот о тех людях, которые стараются познать волю Божию и следовать ей, о них можно и нужно говорить много, чтобы помочь им в этом благом деле.

Не думай, друг мой, что гордость - это такая страсть, такая душевная болезнь, которая приводит к физиологическим и патологическим изменениям в организме человека и потому присуща только некоторым. Этим недугом заражено, можно сказать, все человечество, за исключением немногих истинно смиренных. Но болезнь эта бывает в разных стадиях, к тому же часто скрывается под покровом напускного, лицемерного смирения, по тому проявляется она не в полной мере и часто недооценивается. Враг рода человеческого всегда побуждает нас к разным грехам и преступлениям. Он хитр, коварен и жесток. Хорошо знает он склонности каждого из нас и искусно нападает на слабую сторону особенно того, в ком нет твердой воли.

Нет ничего удивительного в том, что диавол с легкостью повергает человека в гордость. Ведь душа наша создана по образу и по подобию Божию чистой, светлой, благоухающей добродетелями. И по природе своей душа стремится ко всему хорошему, благородному, возвышенному. Ей хочется всегда быть в ряду первых. Хочется как можно скорее достичь совершенства, блаженства!

Ну, скажи, друг мой, разве не похвальны эти порывы души? Разумеется, похвальны!

Но... Бедная неопытная душа не успеет опомниться, как с первых же шагов попадает в коварные сети лукавого. И чем более она будет стремиться к первенству, к совершенству (по ее понятиям мирским), чем более будет преуспевать... увы! - даже в добродетели, тем более и более будет запутываться в сетях вражиих по своей неопытности, без духовного руководителя, без духовного отца.

Дело в том, что злая сила обманывает человека, внушая ему извращенное понятие о блаженстве. Она предлагает ему "блаженство" временное, земное, помогает ему преуспевать в достижении такого блаженства и коварно скрывает от человека, что спасение его и настоящее, истинное блаженство, вечное - обратно пропорционально "блаженству" земному, быстро преходящему. Если бы все это знали и со всей серьезностью хорошо уяснили бы себе это, то злая сила оказалась бы бессильной в своем коварстве и не смогла бы внушить людям горделивый помысл даже за их бесчисленные добрые дела. Каждый искренно сказал бы сам себе:

Чем могу хвалиться? Разве только немощами да пороками. А что хорошее имею, так это все от Бога! - и своим смирением отогнал бы злую силу.

Но беда в том, что человек охотнее и с большим вниманием прислушивается к голосу врага своего, нежели к голосу своего Спасителя.

Тесный, тернистый и тяжелый путь смиренного христианина, он требует жертвы... требует самоотречения во имя любви к Богу и к ближнему, и на этом пути его встречают постоянные искушения от диавола. Нужна большая сила воли, чтобы не поддаться соблазну, не устрашиться искушений, борьбы со злою силой.

Широкий, гладкий и легкий путь человека (я не называю его христианином), который живет по воле дьявола, идет на зов своих страстей и исполняет их прихоти. Внешне этот путь усеян розами, но... надолго ли?

Вот перед нами характерный пример - гордец. Злой дух был невидимым спутником его и помогал ему брать от жизни все, что смертный человек может взять, чем может насытиться и пресытиться, гоняясь за призрачным счастьем. Молодость, здоровье, красота, богатство, честь и слава, головокружительные успехи, дарование, таланты - все предоставил ему лукавый невидимый спутник, лишь бы укоренить в нем самую пагубную страсть - гордость. Беспечный человек с легкостью катился по наклонной широкой дороге, наслаждался мишурой счастья и незаметно для себя оказался на краю пропасти... Он стал невыносим для окружающих, и его стали избегать. Перестали проявлять интерес к его личности, перестали восхищаться его способностями, талантом, и он возненавидел всех. Тьма кромешная охватывает все его существо, ум помрачается, и он доходит до сумасшествия. Цель жизни потеряна, остается единственная отрада - прекращение мук, забвение всего... Дьявол радуется! Еще одна жертва - несчастный самоубийца, который становится вечным его достоянием.

Вот к какому печальному концу приводит гордость. Для примера я взял крайнюю степень, но в любой степени развития этой страшной болезни может ли быть понастоящему истинно счастливым человек, которого не любит ни Бог, ни люди? Ответ напрашивается сам собой. А смиренный человек приходит к блаженному концу: к вечной радости, к вечному блаженству. Да, откровенно говоря, так ли уж тяжел и труден путь простого смертного христианина, не связанного обетами общественного служения народу? Только самое начало пути бывает болезненным для смиренного, а потом от упражнений добродетель входит в привычку, и смиренный человек уже перестает ощущать тяжесть от искушений дьявольских, наоборот, он более ощущает радости от каждой победы над собой. А когда он окончательно утвердится в этой добродетели, тогда злая сила уже не смеет приблизиться к нему, потому что смирение опаляет бесов и изгоняет их.

Тогда дьявол старается искушать его во сне, через людей, но и в этом он мало преуспевает, потому что истинно смиренный человек приятен каждому, и все его любят. Козни дьявола распознаются людьми, и благочестивые христиане не идут на грех, не восстают на праведника.

А какая неземная радость преисполняет душу смиренного человека! Сколько духовных утешений! Какая реальная близость и общение с Господом! Думаю, и ты согласишься, друг мой, ради такого реального неземного счастья всем поклониться, всех утешить, всем послужить, быть последним рабом у всех без разбора.

Искушения нам бывают на пользу. Они испытывают, очищают и просвещают душу и показывают, насколько сильна наша вера, поэтому не надо отчаиваться, когда приходят искушения, а надо мужественно бороться с ними и, самое главное, не допускать помысла: "Я лучше других". Наоборот, надо до кровавого пота нудить себя к мысли: "Я хуже всех" - и стараться находить в себе то, что подтверждало бы эти мысли. Только никогда не забывай, мой друг, что, сколько бы ни встретилось на пути твоем неприятностей и искушений, их надо всегда принимать за знак испытания, а не за знак отвержения. На этом претыкаются многие христиане, оттого и впадают в отчаяние, почитая себя отверженными.

Искушение есть путь, ведущий к познанию Бога. Всякие бедствия, скорби и искушения сокрушают нашу душу. Но в утешение скорбящим Христос говорит: "С ним Я в скорби; избавлю его и прославлю его... и явлю ему спасение Мое" (Пс. 90, 15-16).

В искушениях мы лучше и яснее познаем, что не кто-либо другой, а именно Господь (и Его Пречистая Матерь) печали наши утоляет, болезни врачует, в бедности помогает и обогащает, от смерти избавляет; познаем также, что Он - единственный источник нашей жизни, нашего спасения, нашего счастья, поэтому мы должны радоваться всяким скорбям, всяким искушениям, а не унывать и не отчаиваться. Аминь.

Примеры искушения из жизни чад

Иногда приходится удивляться хитрости и тонкости вражиих искушений.

Помнишь ли, друг мой, как ты вызвал однажды на соревнование по послушанию своего друга А.? Ух, с каким восторгом ты тогда приехал! Ведь ты же опередил его!.. Но я сразу почувствовал, что это не к добру ведет.

Наводящий вопрос подтвердил мои опасения: ты радовался тогда не как сеятель добрых дел, а как победитель своего соперника.

Помнишь, как ты обиделся на меня, когда я совсем отстранил тебя от послушания? Гром и молния! Давно это было... Теперь ты совсем другой, а тогда этот метод духовного воспитания для тебя был крайне необходим.

Очень важно не упустить момента зарождения гордости. Вот я тогда подумал: если сейчас не схватить гордишку за голову, то потом уж не удастся - руку отгрызет! Теперь-то ты благодарен, разумеется, а тогда у-ух, как воевал...

Ни на одну страсть так болезненно не реагируют чада, как на гордость и тщеславие. Обличение в этом грехе принимают за личное оскорбление и обижаются, поэтому приходится умудряться и опытом жизни проводить свою линию, то есть без объяснения причин приводить к смирению. Приходится отстранять от человека то, что питает страсть гордости. Со временем человек п нимает, что к чему и отчего.

Один из моих духовных чад К.Н. рассказал о себе печальную повесть, как злая сила повергла его в гордость и как Ангел-Хранитель первоначально помогал ему распознавать козни вражии.

На работе он занимал ответственную должность и по долгу службы общался с большими учеными. Однажды профессор говорит:

Вот если бы наука открыла, какие процессы происходят в том-то и том-то, то можно было бы сделать то-то и то-то... Была бы колоссальная экономия электроэнергии! К.Н. отвечает ему:

Происходит там вот что... - и бессознательно, как во сне, говорит, говорит ему, а сам с ужасом думает:

«Так я, оказывается, одержимый! Кто во мне говорит? И что говорит? Теперь все узнают, что я душевнобольной... Как отнесется к этому начальство? Уволят!»

Стыдно ему стало за себя и страшно, хочет остановится и не может. Даже такое сказал:

Все это вы можете проверить такими опытами... Сами убедитесь!

А через месяц, когда слова его подтвердились, тогда прославили и вознесли его так, что пять лет он жил в постоянном страхе за себя.

С самыми сложными вопросами обращались к К.Н. Он имел такую ясность ума, что вначале сам удивлялся и страшился, а потом привык и через пять лет незаметно для себя согласился с горделивым помыслом, приписал себе славу, и с этого времени началось его падение.

Он стал возноситься над другими, удивлялся «тупости» ученых мужей и администраторов, а иногда проскальзывало и чувство презрения, отвращения, брезгливости. В человеке он перестал видеть образ Божий, появилось обостренное чувство несправедливости, стал остро подмечать недостатки окружающих и возмущаться их «недостойным» поведением. На фоне «порочных» людей ясно видел свое превосходство и «исправность» жизни и, как фарисей, постоянно возносился над ними.

В его представлении люди разделялись на две категории: хорошие и плохие. «Плохих» людей он избегал и отворачивался от них. С хорошими же он был ласков, вежлив, обходителен, внимателен и, как родной отец или брат, заботился о них. Он их любил, они его любили, и среди них, как говорится, была тишь и гладь, и Божия благодать. Настроение у него было всегда приподнятое, ему было весело и хорошо.

Притаившийся враг хитро вел его все дальше и дальше, предвкушая победу. Гордость развивалась в нем с головокружительной быстротой. Он почувствовал в себе способность наставлять других, вести ко спасению. И вот тут-то случилось с ним нечто такое, отчего он впал в страшное, мрачное, безысходное отчаяние.

Внезапно дьявол обрушился на него с двух сторон: открыл ему глубину его гордости и разжег его плотскою страстью. Другие пять лет враг томил его хульными и блудными помыслами.

Как знать, - закончил свой рассказ К.Н., - чем бы все это кончилось, если бы на своем пути я не встретил духовного отца. Думаю, не избежать бы мне адских мучений. Но Милосердный Господь, не хотя смерти грешника, сжалился надо мной, указав мне духовный путь, как якорь спасения. Помогите же мне избавиться от гордости! О, как я боюсь этой страсти! Ведь можно возгордиться, подумав: «Я смиренный».

Видишь, друг мой, какой Господь Любвеобильный! Он попустил ему впасть в тяжкие грехи, но это послужит ему средством к приобретению смирения. Говорят: «Не познавый горькое - не оценит сладкое». И еще так говорят: «Не было бы счастья - несчастье помогло». К нему очень подходят эти поговорки. Теперь-то уж, конечно, он будет осторожнее в оценке себя.

Искренно тебе скажу, друг мой, радостно бывает на душе, когда видишь, что Господь ведет таким путем, то есть когда грешник приходит к покаянию через скорби. Пережитые искушения, как крепкая стена, ограждают христианина от новых вражьих искушений, особенно самоцена. А это главное.

Некоторые, наверное, думают: У-у, какой Батюшка жестокий! Вот, например, приехали однажды чада-молодожены. Муж жалуется в присутствии жены, говорит:

Отец, никак ей не угодить! Гордая, капризная, сварливая, все ей не так, все не хорошо. Заставляет все делать по-своему, со мной не считается, ни в чем не соглашается, наводит на грех... Что делать?

Жену люби как душу, - говорю ему, - но тряси ее как грушу, когда она отводит от благочестия. Делай вот так и так... Обиделась на меня она и, наверное, подумала:

«Ну и Батюшка!.. Какой!»

А вот, и приходится быть таким, чтобы потом была всем радость и земная и небесная.

Для назидания расскажу тебе еще случай из жизни чад, как враг разжег двух девиц ненавистью друг к другу и как они победили врага тем, что стали целовать свой крестик.

Вначале эти девицы, Е. и М., были большими друзьями и жили, как говорится, душа в душу. Но хитрый и лукавый враг позавидовал такой дружбе и стал в душе их производить смуту. Одна говорит другой:

Ты гордая!

А другая в ответ говорит:

А ты вовсе превознесенная гордыня!

Ну и, разумеется, вражда. Все пошло колесом. Краски поблекли, все стало представляться в ином свете. Слова друг друга стали пониматься в превратном смысле. Каждая из них думала: «Вот как можно ошибиться в человеке! Считала, что лучше ее нет никого на свете».

Стали усиленно избегать друг друга, насколько это было возможно при совместном послушании. И, вот, пишут, одна и другая: «Батюшка, что делать? Погибаем! Разъедините нас».

Спрашиваю у М.:

Ты крестик целуешь за Е.?

А почему? Разве ты не знаешь, что надо целовать крестик свой за того, кто нам в тягость?

Простите, Батюшка, забываю.

Вот, - говорю, - злая сила и воспользовалась вашим нерадением, и крутит вами. Целуй крестик за Е. по пять раз утром и вечером, молись и искренно желай ей спасения. Е. тоже так будет делать. Тогда врага победите, и у вас опять будет мир и любовь.

Стали они приневоливать себя крестик целовать и молиться друг за друга, а потом М. рассказывает:

Вижу, как Е. плачет, и мне делается ее так жалко! Думаю: «Ведь это я ее мучаю. Я хуже зверя», - и сама заливаюсь слезами. Смотрю только на нее и плачу, а сказать не смею - стыжусь. Думаю, что не поверит, скажет: «Лицемерка!» Молчу. Проходит неделя, другая... Молчим, иногда плачем, особенно в храме, и украдкой посматриваем друг на друга. Однажды я уловила ее взгляд. В нем было столько сострадания, такая любовь, что я не удержалась и бросилась ей на шею с рыданием:

Сестричка, милая, прости меня ради Христа! Я люблю тебя искренно, глубоко... Что было со мной, я и сама не знаю. Верь мне, я говорю искренно!

Она душит меня в своих объятиях, целует,целует без конца и потом с сияющим взглядом говорит:

Верю, верю, сестричка! Я потому и плакала, что видела, как ты мучаешься из-за меня... Какие же мы, взрослые, глупые - хуже детей!

После этого случая они стали любить д уг друга еще сильней. Приятно смотреть на них. Всегда спокойные, энергичные, заботливые. И труд у них стал спориться.

Вот видишь, Д., что делает животворящий Крест Господень! Гордость, как говорится, только на свет народилась, а они тут же ее приглушили. Понудили себя, помучились, зато теперь обеим хорошо. А если бы разошлись, то грех в них так бы и продолжал скрытно жить и развиваться и время от времени мучил бы их. Они остались бы с плохим мнением друг о друге и новый грех приложили бы к своим прежним грехам. А теперь они на факте убедились, что если человек не борется со злой силой, то он сам становится злым. Избави, Господи!

Вот как полезны искушения, как полезна борьба с ними! Через искушения человек себя познает, а когда крестик целует - тогда козни врага видит, поэтому от каждого искушения становится все опытнее и опытнее. Только не надо забывать крестик целовать и молиться за тех, кто нам в тягость, и тогда все будет хорошо, враг ничего не сможет сделать.

Искушение Дьявола началось сразу же после того, как был создан ад. Это место глубоко под землёй, а обитают в нём те ангелы, которые в своё время присягнули на верность Люциферу, предав Создателя. Вся эта нечисть регулярно отправляется на землю в разных образах. Одни представляются лешими, другие водяными, третьи домовыми, остальные – другой разной нежитью. Задание у них у всех одно: души человеческие искушать, смущать и растлевать, чтобы после смерти оказались они в адовом пекле.

На шабаше перед грешными душами

Сам ад ещё называют преисподней. Командуют там черти – самые верные и преданные Сатане ангелы. Черти в аду прекрасно благоустроились. Есть у них специальные сковороды, а под ними, не затухая, горит огонь. На раскалённую поверхность сковородок сажают грешников. Это души тех умерших, которые много всякого нехорошего сотворили при жизни и прощение Господа не заслужили.

В искушении Дьяволу помогают и люди, потерявшие человечье обличье. Это ведьмы, оборотни. Из некоторых мертвецов возрождаются упыри, которые сосут кровь у живых, убивают их и превращают в себе подобных.

Так и живёт нечистая сила среди людей. Дьявол же управляет ею железной рукой. У него никто не забалует, никто не увильнёт от добросовестного выполнения своих обязанностей. Искушает нежить человека, подкидывает ему соблазны, пытается ввести в грех. Тёмная же сторона души у разных смертных на это реагирует по-разному. Одних такие искушения затягивают на дно, других же совсем не берут, а даже наоборот – укрепляют в вере и дают новые силы для служения Богу.

Бывает и так, что вначале человек оступается, катится вниз, но потом находит в себе внутренние силы, открещивается от всего грязного и преступного, обращается к Господу, заслуживает прощение и попадает в райские кущи вместо адова пекла. Ух, как таких Дьявол не любит, зато Всевышний привечает, а против его воли идти – это всё равно, что против ветра плевать.

За Дьяволом Создатель наблюдает постоянно. Тот у него под жёстким контролем. Но главная позиция здесь – невмешательство. Люди, на своём жизненном пути, должны сами выбор делать, без божественных подсказок и защиты. Не ограждает их Господь от тёмных сил, только после смерти всем воздаёт по заслугам.

Князь Тьмы же наоборот – вмешивается в каждый шаг человека, пытается навязать ему свою волю и желания. Может годами несчастного соблазнять, предлагать ему несметные богатства за душу, а тот уж сам решает как ему быть, да что делать. Частенько уступает человек искушению Дьявола, продает свою душу нечистой силе, выгадывает пару десятков лет власти, богатства, поклонения окружающих.


Сатанисты приносят в жертву младенца
Эти годы пролетают, как один день, зато потом получает такой недотёпа вечные муки. Длятся они тысячелетия, а прощение вымолит практически невозможно: нет у бога такого правила, чтобы продавшиеся Дьяволу души извинять или облегчать им наказание.

Много у князя Тьмы всякой нечисти в подчинении, но и сам он многолик, может любой образ принять, в хоть кого превратиться. Одних имён у него столько, что любой мошенник международного масштаба позавидует.

Зовётся он кроме Дьявола Сатаной, Вельзевулом, Лукавым, Злым ангелом, Антихристом. Называют его и джином, и шайтаном. Образ владыки преисподней ассоциируют и с козлом, и со змеем. Может он предстать и солидным господином в шляпе, под которой спрятаны рога, а в брюках аккуратно уложен длинный хвост чёрта. Для Дьявола нет преград, нет стен, а мысли людей – открытая книга.

Хозяйство же у него огромное – это целое подземное царство со своими законами, обычаями, правилами и символикой. Дьявольскую или сатанинскую символику олицетворяют перевёрнутый крест и пентаграмма. Пентаграмма представляет собой правильный пятиугольник, на каждой стороне которого построены равные друг другу равнобедренные треугольники. Иными словами, это пятиконечная звезда. У Дьявола она перевёрнута – два луча направлены вверх.

В сатанинскую символику входят также три шестёрки, рога козла и сам козёл. Именно в таком виде Дьявол и появляется на шабаше, где собирается вся нечистая сила. На этих сборищах делаются жертвоприношения, причём чёрными петухами здесь не ограничиваются. Во славу князя Тьмы убивают младенцев, а потом вся нечисть воет, пляшет и совокупляется. Здесь правят бал порок и мерзость.

Глядя на все эти непотребства, можно усомниться, что когда-то Дьявол был Люцифером – любимым и самым непорочным архангелом Создателя. Но неисповедимы пути Господа, а существование душ хоть смертных, хоть бессмертных сродни колесу жизни. Сегодня ты на верху, и райский свет ласкает тебя, завтра же скатился в самый низ, и тяжесть колеса вдавливает в грязь твою гордость и достоинство.

В наши дни Дьявол имеет огромное влияние на умы людей. Его приверженцами и последователями создана даже церковь Сатаны. Это официально зарегистрированная организация, заявившая на весь мир, что сатанизм является её идеологией. Все, причисляющие себя к данной церкви, называются сатанистами.

Основатель церкви Сатаны Антон Шандор Ла-Вей (стоит справа)
Основана она в Вальпургиеву ночь с 30 апреля на 1 мая 1966 года в городе Сан-Франциско (США). Основатель её Антон Шандор Ла-Вей. Он написал «Сатанинскую библию» и являлся верховным жрецом церкви Сатаны вплоть до своей смерти в 1997 году.

Раз эта организация официальная, она имеет банковские счета, заключает договора, а потому без печати ей никак нельзя. Таковая имеется. Она называется печатью Бафомета, а рисунок на ней – перевёрнутая пентаграмма с вписанной в неё головой козла.

Печать Бафомета
Кроме церкви Сатаны существует множество разных обществ сатанистов. Иногда они насчитывают всего несколько членов, но дело не в количестве, а в качестве. Некоторые такие мелкие сообщества ступают на стезю уголовных преступлений, чем полностью доказывают свою приверженность силам зла и порока.

И всё же, несмотря на искушение Дьявола, люди, в основной своей массе, не поддаются страшным грехам. Мелкие грешки – да. Тут поделать ничего нельзя, но вот убийства, надругательства над святынями, другие зверства, требующие огромной жестокости, свойственны только небольшой кучке смертных. В душах таких изуверов сплошная ночь, а свет проявляется редкими слабыми проблесками, которые, с течение времени, слабеют и слабеют.

Правда и совсем светлых душ тоже немного. В основном преобладают светло-серые тона, что Дьявола никак не радует, но и Господу оптимизма не прибавляет. Первый мечтает о непроницаемой ночи, второй радеет о свете. Человек же стоит на распутье. Ему очень хочется райских кущ, но в то же время земной мир изобилует соблазнами, от которых отказаться очень трудно, а некоторым людям и невозможно.

Пробиться же к свету может лишь смертный, ставящий свою духовную свободу выше телесных удовольствий. Только освободив себя от оков прелюбодеяния, пьянства, корысти, зависти, человек обретает иммунитет, и искушение Дьявола на него уже не действует. В душе такого человека наступают покой и умиротворение. Именно они и указывают правильный путь к тому светлому и прекрасному, ради чего Господь в своё время и создал первого человека.

Новость отредактировал Летяга - 7-11-2017, 22:31

Кимберли Логан

Искушение дьявола

Наконец-то я встретила мужчину, которого мне суждено любить до конца моих дней…

Лондон 1817 год

«Бежать!» - бешеным рефреном звучало в голове леди Моры Давентри, когда она, едва не споткнувшись, выскочила через застекленные двери на выложенную каменными плитами веранду. В этот момент ее единственным желанием было оказаться как можно дальше от сверкающей толпы гостей, фланирующих по бальному залу особняка леди Графтон. «Бежать, укрыться! От осуждающих взглядов, тычущих пальцев, злого шепотка…» В ее ушах еще звучали всякие насмешки и колкости, которые она невольно слышала то тут, то там с момента своего появления на балу.

Слушайте, это одна из дочерей маркиза Олбрайта, если я не ошибаюсь?

О Боже, так и есть! Кажется, средняя. Говорят, ей уже пора выходить в свет, однако… как правило, леди Графтон более разборчива в выборе гостей.

Мать этой девицы была актрисой?

Да-да! Прямо как в пословице, «яблоко от яблони…» Вот увидите, не успеет кончиться вечер, как мы застанем ее с задранными юбками в каком-нибудь укромном уголке…

Крепко зажмурившись, чтобы сдержать слезы, Мора сделала глубокий вдох, наполнив легкие ночной прохладой, и вцепилась в перила.

Почему случился этот кошмар? Ведь она давно мечтала о выходе в свет, и в мечтах все было так чудесно. Сегодня самый первый бал ее лондонского сезона… Правда, старшая сестра Моры, Джиллиан, предупреждала ее, пыталась как-то подготовить, но она ничего не желала слушать. Прошло уже почти четыре года, и она убедила себя в том, что скверные слухи о ее матери давным-давно канули в Лету и ее собственный дебют в свете не должен вызвать никакого осуждения.

Она ошибалась. Сегодня повсюду, куда бы она ни повернулась, ее встречали косые взгляды и ехидные реплики, едва заглушаемые колышущимся веером или рукой в перчатке. И чем больше она старалась не обращать внимания, тем громче становились голоса, нещадно бившие по самолюбию. В конце концов, ее так разозлили, что она готова была взорваться.

Это уже было слишком! Она несколько часов подряд терпела оскорбления и всякие колкости, отклоняла ухаживания нахальных молодых лордов, которые имели наглость просить у ее тети Оливии разрешения танцевать с Морой. Но даже ангельскому терпению когда-нибудь приходит конец. Юную дебютантку охватила дикая паника, и у нее возникло острое желание удрать отсюда, пока эти стены не раздавили ее!

Грустно вздохнув, Мора запрокинула голову и уставилась в черное небо. Конечно, глупо было думать, что прегрешения маркизы Олбрайт легко забудутся светом. Ведь она, ее дочь, ничего не смогла забыть. Душевная боль, которую ее покойная мать своим распутным поведением причинила мужу и дочерям, до сих пор свежа, словно все это было вчера. Смерть маркизы от руки женатого любовника, графа Хоксли, его последующее самоубийство… Что и говорить, столь скандальный конец леди Олбрайт еще долго будет давать повод для светских сплетен.

«Но я-то другая, - думала Мора, стиснув зубы от захлестнувшей ее обиды на несправедливость света. - Я не тикая, как моя мать! Неужели они этого не видят?»

Внезапно стеклянные двери за спиной Моры распахнулись, и послышался переливчатый женский смех. Ее сердце тревожно забилось. Кто это? В таком состоянии ей совсем не хотелось ни с кем встречаться…

Не оглядываясь назад, она подхватила пышный полол своего бального платья и спешно ретировалась в дальний конец веранды, дабы избежать нежелательных взглядов. Далеко уйти она не могла, так как прекрасно знала: скоро ее хватятся Джиллиан и тетя Оливия. Но пока она хотела побыть в одиночестве…

Впереди маячила еще одна пара слегка приоткрытых остекленных дверей. Мора быстро прошла к ним, на мгновение задержалась, пытаясь сообразить, куда они ведут. Однако веселые голоса и приближающиеся шаги положили конец ее колебаниям. Она торопливо распахнула двери и юркнула внутрь.

Комната, в которой она очутилась, напоминала кабинет. Тусклый свет от единственной лампы, оставленной гореть на шкафу, слегка освещал тяжелую дубовую мебель. Кажется, никого… Тихо, если не считать мерного тиканья часов из позолоченной бронзы, стоящих на каминной полке. Обшитые панелями стены заглушали звуки оркестра и голоса, доносившиеся из бального зала.

Наконец-то она в безопасности!

Прижав руку к трепещущему сердцу, Мора осторожно прошла в комнату. «Посижу здесь немного, - решила она, - приду в себя в тишине и покое». Если бы ей удалось хоть чуть-чуть восстановить утраченное самообладание, она бы, пожалуй, выдержала остаток этого жуткого вечера.

Разве мама не говорила вам, что девочки не должны гулять одни в темноте?

Мора невольно вскрикнула от неожиданности, услышав этот низкий мужской голос, донесшийся из глубины помещения. Резко обернувшись, она увидела высокую широкоплечую фигуру, медленно поднимающуюся из кресла у камина. Через несколько секунд мужчина вышел из тени.

Несмотря на полумрак, Мора смогла заметить, что лицо его являло собой классический пример совершенной мужской красоты.

Она заворожено смотрела на стоящего перед ней высокого стройного джентльмена. Хорошо скроенный вечерний костюм, идеально облегающий мускулистое тело, светло-русые волосы, правильные черты лица, от которых аж дух захватывает… Да, подобной внешности даже ангел может позавидовать! Ангел Тьмы.

С одной стороны, высокие скульптурно вылепленные скулы, точеный нос, сильная нижняя челюсть, с другой - пухлые губы, чувственный рот. Наверное, эти соблазнительные губы не одну доверчивую женщину ввели в грех… Из-под разлетающихся бровей, которые были на тон темнее золотистых волос, на нее смотрели лучистые зеленые глаза. Насмешливый взгляд. Слегка вьющиеся полосы - художественный беспорядок, нарочитая небрежность. Будто специально, чтобы завлекать тех самых доверчивых женщин, которые не в силах совладать с искушением, запустить свои нежные пальчики в волнистую шевелюру и с наслаждением ерошить эти волнистые пряди.

Вот уж воистину Ангел Тьмы…

И долго мы будем молчать?

Мора вспыхнула как свечка, щеки ее залились стыдливым румянцем. О Господи, ведь она пялится на этого незнакомца, точно круглая идиотка! Что он о ней подумает?

Судорожно сглотнув, девушка попыталась справиться с волнением и привести в порядок спутанные мысли.

Простите, Я думала, что здесь никого нет, - наконец выдала она.

Я так и понял. - Он усмехнулся. - Наверное, мне тоже следует извиниться. Я не хотел вас напугать.

Вы вовсе меня не напугали, - поспешила заверить Мора. Но когда он с сомнением вскинул брови, смущаясь, уточнила: - Ну, разве что самую малость.

Незнакомец склонил голову набок и с непроницаемым лицом начал ее откровенно разглядывать. Эти мгновения показались девушке вечностью. Наконец он понимающе кивнул на стеклянные двери, откуда она появилась, и спросил:

Прячетесь?

Простите, что?

Когда вы сюда вбежали, у вас был такой вид, будто за вами гонится стая бешеных собак.

«Точно подмечено», - мрачно отметила про себя Мора.

Да, я испытывала плохие чувства.

Вот как?

Отвернувшись, мужчина подошел к шкафу. Его легкие осторожные шаги и плавные движения напомнили Море поведение тигра-охотника. Она только сейчас заметила, что в его ухоженной руке - бокал с коньяком. Вынув пробку из хрустального графина, Ангел Тьмы плеснул в стеклянную емкость еще на палец янтарной жидкости и бросил через плечо:

Вы меня заинтриговали. Расскажите подробнее. «О Боже, что я делаю? - в ужасе подумала Мора. - Это же просто безумие! Надо немедленно уходить, пока нас не застали здесь вдвоем, иначе моя и без того подмоченная репутация будет окончательно подорвана». Однако она почему-то не могла заставить себя это сделать. От незнакомого мужчины исходил какой-то невероятный магнетизм - он настолько притягивал к себе, что ей совершенно не хотелось отсюда уходить, несмотря на все доводы разума.

Да и куда идти? Возвращаться на бал? Нет, только не это!

Устало, вздохнув, девушка присела на край маленького двухместного диванчика и нервно сцепила руки на коленях.

Пустяки! Знаю, я веду себя глупо, но мне все надоело! - Она метнула презрительный взгляд в сторону бального зала. - Надоело, что меня осуждают и считают порочной. И не из-за моих проступков, а из-за грехов других людей.

Мужчина отставил в сторону бокал, скрестил руки на широкой груди и, прислонившись к шкафу спиной, внимательно посмотрел на нее.

Других людей? - переспросил он.

Я имею в виду свою мать. - Мора не хотела этого говорить, но слова сами слетели с ее уст, но она, как ни странно, не испытывала по этому поводу никакого сожаления. Удивительно, но ее совсем не стеснял столь откровенный разговор с незнакомцем. - Я изо всех сил стараюсь, вести себя так, как подобает приличной юной леди. Пытаюсь доказать, что я совсем не такая, как они думают, но они упорно продолжают считать меня маминой копией.

По лицу джентльмена как будто пробежала тень… Или ей просто показалось?

Грехи отцов часто отражаются на детях, - сухо произнес он, растягивая слова и цинично ухмыляясь.

Довольно пессимистичное утверждение.

Зато честное. Я давно понял: светские ханжи видят только то, что хотят видеть, и разубеждать их в чем-то совершенно бесполезно. Вы никогда не сможете победить в этой схватке.

Вы говорите так, словно испытали это на собственном опыте.

Да? - Джентльмен пожал плечами и, взяв в руку бокал, приподнял его, шутливо салютуя. - Что ж, милая, вы здесь точно по адресу и вполне можете рассчитывать на сочувствие и понимание. Вы встретили такого же изгоя.

Он запрокинул голову и залпом допил коньяк. Мора зачарованно смотрела, как играют мышцы на его загорелой шее, обмотанной белым крахмальным галстуком. Огромным усилием воли она заставила себя отвести взгляд и с трудом сосредоточилась на разговоре.

М-моя сестра говорит, что светские сплетники - всего лишь кучка пустоголовых болванов, их мнение ломаного гроша не стоит, и меня не должно волновать, что они обо мне думают. Гораздо важнее, что я сама о себе думаю.

Я вижу, ваша сестра - умная девушка, - заметил собеседник Моры мягким баритоном и усмехнулся.

Возможно, - согласилась она, - но одобрение света никогда не имело для Джиллиан большого значения. - Упрямая решимость идти своим особым путем давно отдалила Джиллиан от высшего общества, что создает проблемы для Моры и мешает ей занять достойное положение в обществе. - Она многого не понимает и не хочет того, чего хочу я.

А чего хотите вы?

Над этим вопросом она размышляла последние четыре года, и ответ был готов - твердый, уверенный, непоколебимый:

Нормальной жизни, комфортной и респектабельной. Без сплетен и гнусных нападок. С добрым порядочным мужем, который будет привязан ко мне.

Воцарилось молчание. Затем уши Моры уловили легкий шорох. Подняв голову, она увидела, что мужчина осторожно ступая, направился к ней. Остановившись перед ее креслом, он внимательно, с любопытством посмотрел на свою собеседницу.

Вы говорите о доброте и о привязанности, - тихо, но четко сказал незнакомец. - А как же любовь? Страсть?

Она решительно вздернула подбородок, гоня, прочь болезненные ассоциации, возникающие в ее сознании при одном упоминании этих чувств.

Я не жду ни любви, ни страсти. И не хочу ни того, ни другого. Я видела, как губительно они воздействуют на душу, и у меня нет ни малейшего желания испытать их на себе. Честно говоря, я считаю, что любовь - все го лишь иллюзия, маска, за которой скрывается отнюдь не высокое и благородное чувство, а только похоть.

Странно слышать такие стариковские рассуждения из уст младенца.

Снисходительная усмешка, сопровождавшая эти слона, заставила девушку вскочить с кресла.

К вашему сведению, милорд, - заявила она, в негодовании упершись руками в бока, - я далеко не младенец! - с жаром воскликнула она. - Мне уже восемнадцать!

Восемнадцать? О, это солидный возраст!

Вы смеетесь надо мной?

Немного есть. Впрочем, я с вами согласен. Похоже, у нас много общего.

Мора тряхнула головой. Какое абсурдное замечание! Что у нее может быть общего с этим человеком? Он - богатый аристократ, с изысканными и утонченными манерами, настоящий Аполлон Бельведерский! А кто она? Дочь театральной актрисы, застреленной собственным любовником, - обстоятельство, о котором сливки лондонского общества никогда не дадут ей забыть. Даже покровительство лучшей маминой родственницы, вдовствующей герцогини Мейтленд, не помогло укоротить злые языки.

Светский сезон Моры только начался, а она уже вдоволь нахлебалась унижений! К ужасу девушки, ее глаза вновь наполнились слезами, и она готова была расплакаться. Отчаянно заморгав, она с трудом удержалась, но одна предательская слезинка все же покатилась по щеке, и она с немой мольбой взглянула на стоявшего перед ней мужчину.

Внезапно его зеленые глаза сузились и заискрились. Сердце Моры затрепетало от странного волнения. Он поднял руку и изящным движением поймал прозрачную слезинку. Это легкое ласковое прикосновение обожгло девушку, точно пламя.

Не надо плакать, малышка, - хрипло проговорил он. Его утешающий голос был полон удивительной нежности. - Все не так плохо.

Джентльмен нагнулся, и девушка вдруг поняла, что он стоит очень близко. Так близко, что она уловила его мужественный мускусный аромат и ощутила на своем виске тепло его дыхания. Странно, но это не вызвало в ней ни страха, ни тревоги. Совсем напротив. Его пылающий взгляд медленно скользил по ее лицу, оставляя на коже чудесное ощущение тепла, потом опустился к соблазнительным округлостям, которые угадывались под шелковым платьем цвета слоновой кости.

Какая прелесть! - прошептал он, погладив большим пальцем ее нижнюю губу. Мору бросило в дрожь. - Да, пожалуй, ты и впрямь уже не ребенок. Кто ты, малышка? Как тебя зовут?

Ее ответ был едва слышен: спазм и сухость в горле мешали говорить.

М-мора. Л-леди Мора Давентри.

Незнакомец застыл и явно напрягся. Его поразительно красивые черты словно покрылись непроницаемой завесой. Он резко опустил руку, и, несмотря на то, что они по-прежнему стояли совсем близко друг к другу, Море почудилось, что между ними вдруг образовалась пропасть - широкая, опасная, непреодолимая.

Девушка нахмурилась - его реакция неприятно удивила и озадачила.

В чем дело? Что-то не так?

Он молчал. Мора начала думать, что не дождется ответа. Но мужчина ответил - правда, уже не таким ласковым тоном, каким говорил с ней минуту назад. Теперь в его голосе звучала скрытая угроза.

Похоже, леди Графтон была не очень внимательна, когда составляла список гостей на свою вечеринку.

Что вы имеете в виду?

Позвольте представиться. - Он отступил на шаг начал и отвесил шутовской поклон. - Я граф Хоксли.

Испуганно ахнув, Мора в ужасе отшатнулась от него, как после пощечины. Ее тело разом похолодело и онемело, будто вся кровь вдруг отхлынула к ногам.

Наблюдавший за ней мужчина сухо кивнул:

Похоже, вы поняли. Насколько мне известно, мой отец когда-то был… хорошо знаком с вашей матерью. А по том она довела его до убийства, и он покончил с собой. - Он опять скользнул по ней взглядом, но на сей раз, в его глазах вместо тепла было лишь ледяное презрение, пробравшее Мору до самых костей. - Думаю, будет лучше, если ты как можно скорее уберешься отсюда, малышка.

Ей не надо было повторять дважды. Подхватив юбки, она резко развернулась и пулей вылетела из комнаты. Столь поспешный уход был очень похож на ее внезапное появление: девушка бежала так, будто за ней гналась стая бешеных собак.

О да, она с самого начала была права: ее новый знакомый и впрямь оказался Ангелом Тьмы… И даже больше - «верховным Ангелом Тьмы».

Боже, она только что вела задушевные беседы с самим дьяволом!

Его зовут лорд Филипп Давентри. Вчера после спектакля он пришел за кулисы и настоял на том, чтобы мне его представили. Не могу описать то притяжение, которое я испытала, едва заглянув в его глаза. Только знаю, что он тот самый мужчина…

Из дневника Элис Маршан 5 апреля 1794 года

Эссекс 1818 год

«Какого черта, я здесь делаю?» - в который раз, за ночь подумал Гейбриел Сатклифф, десятый граф Хоксли. Скрестив на груди руки и опершись спиной о каменную колонну, он отстраненно с досадой как-то взирал на вакханалию, которая разворачивалась на его глазах.

Полуодетые и вовсе раздетые фигуры в масках резвились при лунном свете в саду виконта Лэнскомба, предаваясь всем видам распутства. Тут и там мелькали парочки и группки: по трое, четверо, а иногда и более человек. Сплетенные в плотских играх нагие руки и ноги блестели от пота. Участники действа забавлялись под звуки музыки, лившейся из бельведера. Одетые во фраки музыканты оркестра с завидным стоицизмом обеспечивали фон этому маскараду.

Все давние знакомые лорда и леди Лэнскомб прекрасно понимали, что влечет за собой приглашение на «особую вечеринку». И Гейбриел, появившись в Лэнскомб-Мэноре, хорошо знал, что его здесь ожидает. Но, к своему немалому удивлению, он обнаружил, что все происходящее не вызывает у него никакого интереса.

Сморщившись, он резко обернулся и, обращаясь к стоявшему рядом хмурому мужчине, раздраженно бросил:

Мы напрасно сюда пришли.

Приятель очнулся от мрачного созерцания разврата и сквозь узкие прорези черной полумаски искоса взглянул на Гейбриела:

Что я слышу? Разве не ты притащил меня на эту оргию? И не ты утверждал, что я слишком долго прятался, поэтому мне просто необходимо хорошенько кутнуть…

Гейбриел сделал резкий жест рукой и заставил его замолчать:

Ну, хватит, Стоунхерст! Да, это действительно была моя идея. Но я же не знал, что ты будешь стоять истуканом и отпугивать своим суровым видом вполне достойных внимания дамочек!

Ройс Гренвилл, виконт Стоунхерст, равнодушно пожал плечами и тронул пальцами свой длинный бледный шрам, который начинался где-то под маской и шел по правой щеке вниз. Это был след французской сабли, настигшей его в битве при Ватерлоо. Такой зигзаг на бронзовой коже придавал ему весьма экзотический вид.

Увы, с тех пор как я заработал эту отметину, представительницы прекрасного пола предпочитают обходить меня стороной. - Немного помолчав, он с удивлением посмотрел на Гейбриела: - А ты то что, Хоксли? Вон те две аппетитные блондиночки возле бельведера уже битый час хлопают ресницами и стреляют в тебя глазками, а ты делаешь вид, что совсем ничего не замечаешь.

Гейбриел покосился в сторону блондинок, о которых говорил его друг. Да нет, он их заметил, еще бы не заметить! Хорошенькие, с пышными формами - как раз то, что надо… Вообще-то он всегда любил подобные развлечения, но сейчас почему-то не испытывал ни малейшего желания участвовать в этом действе. Странно, но присутствующие на вечере женщины оставляли его равнодушным…

Может, на него напало то, что в высшем свете обычно называют хандрой? Хотя в двадцать восемь лет еще не хочется терять вкус к плотским удовольствиям.