и орфографических ошибок. Вывод однозначен: чтобы письменное сообщение было понятным, оно должно быть свободно от ошибок. К такому же заключению подводятся и первоклассники, ищущие ответ на вопрос: «Что значит писать правильно?» – вынесенный в заголовок темы целого блока уроков.

Сначала выясняется, что «правильное письмо – письмо без описок». Так же сформулирована и тема соответствующего урока. На нем школьники узнают, что такое опечатки и описки. Думается, понятно, почему эти два понятия оказались рядом: и опечатки, и описки – ошибки, вызванные невнимательностью. Кроме того, они и проявляются одинаково: пропуски, замены, перестановки букв.

Мотивация обоих терминов прозрачна, поэтому значение каждого из них детям под силу вывести самостоятельно. Начало рассуждениям дает отрывок из детских воспоминаний В. Инбер, которая нашла в книге ошибку: «...В строчке “Петушок, петушок, золотой гребешок” было напечатано “гребшок”» . Ошибкам, допущенным при печатании книг, газет, журналов, дано название опечатки, а также представлена информация об особых работниках, которые ищут и исправляют опечатки, – корректорах. (Эти сведения не предназначены для заучивания.)

Первоклассники по собственному опыту знают, что ошибки возможны и в тетрадях, в написанном от руки тексте. Термин выводят, опираясь на аналогию: печатать – опечатки; писать – ... .

Когда ребята попробовали себя в роли корректоров, устранили «поломки» в словах из упражнений, каждому из них предлагается принять важное для себя решение. «Сквозной» герой Антон уже высказал свое мнение: «А мне нравится так писать, потому что смешно. Правда, весело писать с описками?» Принять свое личное решение первоклассникам помогут заранее сделанные на доске записи:

Я хочу всех смешить. Пусть меня хорошо понимают.

О выборе каждого ученика скажет списанное им свое предложение.

Однако правильное письмо – это письмо не только без описок, но и без ошибок. Что же такое ошибка? «Каждое нарушение правила – это ошибка» . К осознанию понятия ребята приходят, рабо-

тая с «хитрым» предложением, придуманным Антоном: нашарик зарычал шарик. Исправив все ошибки, перечислив правила письма, которые нарушил Антон, первоклассники уже готовы ответить на вопрос: что значит писать правильно? Ответы ребят сверяются с ответами авторов учебника:

Правильно писать – это не допускать описок (пропусков, замен, перестановок букв) и ошибок (нарушений правил письма).

Чтобы писать без описок, надо быть внимательным. А чтобы писать без ошибок, нужно знать правила.

Постоянный возврат к мысли о том, что ошибки и описки мешают понимать написанное, сформирует более ответственное отношение детей к письменной речи. А это позволяет надеяться, что стремление к грамотному письму станет осознанным, а самоконтроль – целенаправленным и мотивированным. Ученик, желающий, чтобы его поняли, будет так проверять свои записи, чтобы они были свободны и от ошибок, и от описок.

Хотя в учебнике «К тайнам нашего языка» не предусмотрено обязательное заучивание сведений о корректорах и не предполагается обуче- ние детей жесткому разграничению описок и ошибок, недооценивать значение этой информации и соответствующих умений нельзя. И вот почему. При формировании самоконтроля операции по обнаружению описок и ошибок разводятся: ведь их появление спровоцировано разными причинами. Это отражено в специальных пунктах памяток, которые направляют действия учеников в различных ситуациях письма.

Напомним, что в учебнике «К тайнам нашего языка» есть несколько памяток, которые сопровождают школьников с 1-ãî ïî 4-é класс.

Имеется в виду прежде всего памятка 4 «Как писать без ошибок?», которая трансформируется, дополняется по мере овладения детьми орфографией, грамматикой и т.д.

Но одно остается неизменным: выполняемая памяткой функция – быть руководством к орфографическому действию.

Важных моментов в этой памятке два.

Первый связан с разрешением оставить на месте найденной орфограммы окошко; оно – сигнал нерешенной (но осознанной!) зада-

чи и осуществленного по ходу письма – самоконтроля. (Ведь перед тем как окошко появилось, ученику было необходимо пошагово отследить собственные действия: оценить каждый звук в слове; решить, можно ли ему доверять; определить, по какому правилу действовать; наконец, установить границы собственных знаний о способах решения задачи и возможностей применить их.)

Второй ключевой момент памятки – пункт «Проверь» («Поработай корректором»), который ориентирует детей на осуществление итогового самоконтроля. На какие же операции согласно памятке распадается действие проверки написанного?

w Читай по слогам – нет ли описок. w Снова находи все орфограммы.

w Где можешь, объясняй выбор букв и решай, нет ли ошибок. w Есть – исправляй; сомневаешься – над буквой ставь «?».

Такой вид часть памятки, посвященная самопроверке, приобретает к концу первой четверти 2-ãî класса.

На более ранних этапах те же действия выполняются с опорой на памятки 2 и 3. (Первая из них работает, пока не будет введен прием письма с окошками, вторая – на промежуточном этапе, когда от уче- ников требуется писать с пропуском всех орфограмм, включая и те, на месте которых они знают букву или могут определить ее с помощью правила или словаря.)

Пункт, направляющий действие итогового самоконтроля, предписывает выполнение операций проверки:

w читай по слогам и слушай себя – все ли звуки правильно обозна- чены;

w отмечай опасные места.

Как видим, каждый вариант предусматривает в первую очередь нахождение описок. Они выявляются при соблюдении обязательного условия: читать написанное вполголоса, шепотом (на ранних этапах обучения), затем – про себя, но обязательно по слогам. Послоговой способ чтения предполагает замедление процесса чтения и фиксацию внимания ребенка на том, каждый ли звук обозначен своей буквой. Ученикам также разрешается помогать себе, выделяя карандашом слоги.

Следующий шаг самопроверки – поиск орфографических ошибок. Есть только один способ их найти – еще раз проанализировать слова на предмет наличия/отсутствия в них орфограмм. Это возможно, если школьник твердо знает их опознавательные признаки.

Затем следует определение правильности или неправильности выбранной буквы. Как это сделать? Снова определить тип орфограммы, то есть выяснить, на какое она правило, а затем это правило применить – решить орфографическую задачу. И с этих позиций оценить выбранную при письме букву или, если буква пока не выбрана и на ее месте оставлено окошко, его закрыть.

Как видим, пишущий повторно проходит все ступени решения орфографической задачи: от ее постановки до выбора буквы в соответствии с правилом. При этом он как бы поднимается на новый виток спирали: анализирует результат с высоты дважды (а возможно, и более) осуществленного орфографического действия. В итоге уче- ник либо находит ошибку, зачеркивает неверное написание и исправляет его, либо продолжает пребывать в сомнениях (не уверен, что правильно определил, в какой морфеме находится орфограмма, не знает, как действовать, и т.п.) и выражает их, ставя над буквой «?».

Практически те же действия предусматриваются и при списывании с опорой на памятку 1 (с той лишь разницей, что ребенку еще необходимо сверять опасные места в записи на доске или в книге и у себя).

Обратим внимание на такую существенную деталь: по какой бы памятке ни работали школьники, самопроверку они должны проводить, что называется, с карандашом в руках. Почему? Формирование любого умственного действия должно «начинаться с использования различных средств материализации» . Именно поэтому обязательны способы фиксации результатов проверки: слоговые дуги (на начальных этапах обучения); точка под буквой (.) для обозначения всех орфограмм; вопросительный знак над буквой (?) для выделения сомнительных букв (если они уже написаны).

Есть ли основания у учителя рассчитывать на то, что такая трудоемкая процедура самоконтроля окажется действенной? Конечно. Обучающий эффект достигается за счет того, что в работу одновременно включаются и речедвигательный, и слуховой, и зрительный анализаторы. Все вместе они обеспечивают гибкий синтез между ком-

понентами орфографического действия, а значит, способствуют успешному становлению орфографического навыка в целом.

Кроме того, если проверка будет проведена по описанной технологии (с указанием всех орфограмм, повторным устным выполнением проверок и вопросительными знаками при появляющихся сомнениях), учитель получит полную информацию о степени сформированности у школьников всех орфографических умений.

Выше мы говорили о том, что учеников нужно не только научить, но и приучить осуществлять самопроверку. И тогда можно будет рассчитывать, что привычка осознанно контролировать правильность письма обеспечит способность не только находить и исправлять неверные написания, но и предупреждать их появление. А как действовать, если ошибка все же появилась, но не была замечена школьником в ходе проверки? Этот вопрос одинаково остро стоит и перед учеником, и перед учителем, поскольку каждый должен на ошибку отреагировать: педагог – исправлением, а ребенок – тем, что мы традиционно называем работой над ошибками. Действия одного и другого, хотя и преследуют общую цель (обнаружить неверное написание), имеют разное содержание.

Авторы учебника «К тайнам нашего языка» считают, что исправление ошибок в детских работах должно быть обучающим: «...это не простая констатация факта “знает/не знает, умеет/не умеет”, а один из элементов обучения, который должен помогать каждому уче- нику совершенствовать его знания и умения» . Как этого добиться? Прежде всего, учителю необходимо задуматься над способами исправления ошибок. Общепринятый способ – зачеркнуть неверное написание и исправить – не способствует воспитанию у детей критичного отношения к написанному. Ведь, по сути, учитель нашел за ученика орфограмму, определил ее тип, выбрал и написал верную букву в соответствии с предписаниями правила.

Какие же способы правки выбрать, чтобы они работали на становление всех собственно орфографических умений, в том числе и умения осознанно контролировать правильность письма? Понятно, что при таком подходе способ исправления должен перейти в иное качество – стать способом показа ошибки. Ограничимся пере- числением приемов, подсказанных авторами учебника «К тайнам нашего языка»:

w подчеркнуть букву, место в слове или все слово, где допущено нарушение;

w подчеркнуть слово, в нем выделить морфему с ошибкой;

w подчеркнуть слово, в котором есть ошибка, а на полях условным знаком указать морфему, содержащую неверное написание;

w привести на полях верную запись слова; w написать на полях правильную букву;

w на полях поставить знак ошибки, а рядом – указание на морфему или часть речи.

w отметить только строку, где надо искать ошибку;

w указать номер страницы, на которой сформулировано правило, дана рекомендация.

Чтобы выбрать способ исправления и подсказки, необходимо учи- тывать ряд факторов: возможности ученика, характер допущенной ошибки, момент обучения и т.д. При таком подходе помощь учителя становится адресной, поскольку учитывает уровень подготовки каждого ребенка и обеспечивает именно ему постепенное формирование необходимых умений.

Сказанным определяется организация самой работы над ошибками в классе. Желательно, чтобы, получив тетрадь, школьник с опорой на сделанные пометы исправил ошибки (те, которые учитель ему подсказал, а не исправил).

Чтобы ученики имели ясные представления о том, что нужно делать для проработки каждой ошибки, целесообразно предложить памятку, которая обеспечит руководство их действиями. Один из возможных вариантов может быть таким:

«1. Найди ошибку (если она не показана).

2. Определи, в какой части слова допущена ошибка; если эта часть не выделена, обозначь ее.

3. Выпиши слово с окошком на месте той буквы, которая выбрана неверно.

4. Реши, какое правило надо применить.

5. Выполни нужные действия и вставь букву.

6. Вернись к тексту, где была ошибка, и исправь ее» .

 3-ì è 4-ì классах пункт 3 памятки изменится: «Если ошибка в окончании, выпиши слово вместе с тем, от которого оно зависит; если

в другой части слова, выпиши одно это слово. На месте неверной буквы оставь окошко».

Как видим, предписания памятки строго соответствуют структуре орфографического действия, благодаря чему памятка приобретает универсальный характер: она пригодна для работы над ошибками на любое правило. Поэтому нет необходимости, как это традиционно принято, включать в нее перечень операций, предписываемых каждым правилом, тем более что этот материал есть на страницах учебника.

Как организовать работу на уроке, чтобы максимально реализовать обучающий потенциал работы над ошибками?

Возможный вариант ответа вы получите, если познакомитесь с технологией ее проведения, разработанной С.М. Блюз с учетом специфики учебника «К тайнам нашего языка» .

Итак, подведем итог.

1. Чтобы самоконтроль был эффективным и осознанным, необходимо обеспечить его мотивацию: если ты хочешь, чтобы твоя запись была понятна, нужно писать без ошибок и описок.

2. Младших школьников необходимо приучать контролировать не только результат орфографического действия (написанное слово), но

è ход его осуществления. О результатах самоконтроля по ходу письма сообщают окошки на месте пропущенных орфограмм.

3. К действиям, из которых складывается процесс итогового орфографического самоконтроля (проверки), относятся: а) выявление всех орфограмм записанного текста; б) определение разновидностей орфограмм; в) отграничение написаний, в правильности которых уверен, от тех, которые вызывают сомнения; г) применение правил к сомнительным написаниям; д) в случае необходимости – исправление.

4. Школьников нужно не только научить, но и приучить осуществлять названные действия. Достижению этой цели служат специальные памятки. Следуя их предписаниям, школьники ежеурочно приобретают опыт выполнения необходимых операций, в результате чего складывается умение осознанно контролировать правильность написанного.

5. Чтобы повысить обучающий эффект работы над ошибками, необходимо специально выбирать способ их показа, не ограничиваясь простым исправлением.

Учет этих положений, надеемся, поможет успешному формированию способности проверять написанное, без которого не может быть полноценного орфографического умения.

III. Исправление специально допущенных ошибок как необходимое орфографическое упражнение, условия успешности его применения

Что такое орфография, думается, объяснять не надо. А что такое

Как эти слова и стоящие за ними явления (правописание и неверное написание) связаны с нашей темой – формированием умения осознанно контролировать правильность письма? Попробуем разобраться.

Хорошо известно, что навык грамотного письма не вырабатывается сразу. На долгом пути его формирования у детей неизбежно появление ошибок.

Ученые давно задумались над вопросом: можно ли ошибку сделать полезной при обучении грамотному письму и если можно, то как этого добиться?

Практика обучения, исследования методистов дают положительный ответ на первую часть вопроса: возможность применения «отрицательного материала» (выражение Л.В. Щербы) и его положительное влияние на становление орфографического навыка сегодня доказаны.

Однако в методической науке имеют место разночтения относительно условий, которые необходимо соблюдать, чтобы неверное написание, предъявленное ученикам с той или иной целью, не навредило формирующемуся орфографическому навыку.

Прием, который предполагает нахождение и исправление учеником ошибок, довольно широко представлен на страницах ряда современных пособий и учебников русского языка, но представлен в различных методических вариантах. Специфика каждого из них обусловлена представлениями авторов о роли какографии в формировании орфографической грамотности, их отношением к использованию ошибочных записей в качестве дидактического материала.

Так, в «Справочном пособии» О.В. Узоровой, Е.А. Нефедовой задания типа «исправь ошибки» используются активно. Приведем пример из пособия для 3-ãî класса (задание 227):

Па дула зема холадом. Са рвала листя с лисов и дубрав и раз митала их подорогам. Стали Птицы стайками Са бираться. Са брались па кречяли и па л и тел и за высокие Горы за синие маря в теплые страны .

Пока воздержимся от комментариев относительно методической грамотности подачи «отрицательного материала», ограничимся констатацией фактов: в данном тексте 33 слова, на которые приходится 27 ошибок, в основном связанных с правописанием безударных гласных, написанием приставок и предлогов, а также употреблением разделительного мягкого знака. И хотя они расположены равномерно (имеются практически в каждом слове), восприятие текста крайне затруднено èç-çà того, что облик ряда слов изменен до неузнаваемости. Кроме того, в тексте отсутствует часть знаков препинания, что также усложняет задачу пишущего.

Рекомендации же ряда методистов (И.В. Борисенко, М.П. Целиковой и др.) можно охарактеризовать как осторожные. Для заданий на нахождение и исправление ошибок предлагается привлекать омофоны, то есть слова, которые совпадают по звучанию, но расходятся в написании и, естественно, в значении.

Чтобы дети могли выявить ошибки, рекомендуется включать слова в такие предложения, где их различные лексические значения проявятся отчетливо: Мать примеряла драчунов. Покупаемую обувь нужно примирять. Дети, спишите в кино. Дети, спешите это предложение и т.п. . Если слова каждой пары изъять из контекста, они предстанут перед детьми в «неиспорченном» виде.

Таким образом, запечатление в памяти учеников искаженного орфографического облика слов исключается. Цель использования такого рода заданий, считают методисты, – способствовать становлению орфографической зоркости.

Однако роль какографических (в другой терминологии – корректурных) упражнений в обучении грамотному письму значительно шире. «Во-первых, он помогает выработать у учащихся коммуникативный мотив, определяющий правописание как инструмент рече- вой деятельности: писать надо так, чтобы тебя понимали окружаю-

ùèå. Во-вторых, позволяет убедить учащихся в необходимости изу- чения правил: без соблюдения правил нельзя верно оформить свои мысли в письменной речи. В-третьих, дает возможность в совместной деятельности с учащимися разработать состав и последовательность операций действия самоконтроля, направленного на предупреждение нарушений норм правописания...» .

Не менее, а, скорее, более важным представляется вопрос о том, какие условия необходимо соблюдать, чтобы в полной мере реализовать обучающий потенциал заданий, направленных на нахождение и исправление специально предъявленных ошибок, и не нарушить при этом принципа «не навреди». Такие условия выявлены и сформулированы Т.В. Корешковой. Будучи ограничены рамками статьи, назовем самые важные:

1. Выполнение корректурных упражнений должно явиться составной частью общей системы работы по формированию у младших школьников осознанных орфографических действий. Их место – перед знакомством с правилами письма для мотивации их изучения и преимущественно после прочного усвоения этих правил для обуче- ния самоконтролю.

2. Корректурные упражнения должны выполняться в системе: а) на- чинаться с исправления графических ошибок и распространяться на орфографические; б) начинаться с коллективной работы и переноситься на самостоятельную лишь тогда, когда учащиеся усвоят общий способ действия проверки.

3. Формулировка задания для самостоятельной работы должна направлять правильные действия учеников: указывать последовательность операций и их содержание.

4. Необходимо обеспечить обязательное исправление всех предъявленных ошибок, причем способом, привлекающим внимание именно к правке (например, мелом или пастой другого цвета).

5. Должна соблюдаться этапность в предъявлении ошибочного материала: сначала написания, нарушающие одно правило, а потом – несколько; сначала слова, а затем – предложения и тексты.

6. Предъявляемый материал не должен превышать 8–12 отдельных слов или текст в 25–30 слов, на которые должно приходиться не более 4–6 ошибок, причем их не следует концентрировать в конце текста.

7. Собственно корректурные упражнения должны дополняться заданиями на поиск и устранение ошибок в последовательности и содержании операций, выполняемых при проверке написанного, что необходимо для становления осознанного действия самоконтроля .

Разумеется, возникает вопрос: а существует ли опыт соблюдения этих условий при разработке заданий, предусматривающих нахождение и исправление специально допущенных ошибок? Да, такой опыт есть. Как вы уже догадались, эти условия приняты во внимание авторами учебника «К тайнам нашего языка». В нем представлены много- численные примеры детских ошибок, так как «обучение графическому и орфографическому самоконтролю начинается с исправления не своих, а чужих ошибок – чужую найти легче, чем свою» .

Задания на обнаружение чужих ошибок найти в учебнике нетрудно: об их присутствии на странице говорит специальный знак: «!» на полях, который обостряет внимание детей, повышает их бдительность. Он означает: «Внимание: есть ошибки!».

Чтобы проиллюстрировать соблюдение методической постепенности при использовании «отрицательного материала», покажем одно из собственно корректурных упражнений учебника для 1-ãî класса:

Как видим, в этих записях нарушены нормы графики, в частности правила обозначения мягкости согласных. Для исправления предложены отдельные слова, их количество не превышает нормы (8–12 слов). Заметим: задание сформулировано так, что внимание первоклассников сначала фокусируется на правильных написаниях и только потом направляется на поиск ошибок. Кроме того, предусматривается материальная фиксация результатов проверки: над правильно написанными словами ставится +, ошибки же исправляются пока-

занным способом. А чтобы в орфографической памяти отложились неискаженные образы каждого слова, ученикам предлагается записать их правильно, действуя по памятке 2 «Как записывать свои мысли и слова?», последний пункт которой как раз и предусматривает осуществление проверки написанного.

Ошибка – явление многофункциональное. Она интересна нам как индикатор неверных действий ученика на той или иной ступени решения орфографической задачи.

Поэтому наравне с умением контролировать результат (запись слова) нужно формировать умение отслеживать процесс его достижения, другими словами, – осуществлять пооперационный контроль. И тогда можно рассчитывать на то, что выработанная способность осознанно проверять написанное обеспечит возможность не только находить и исправлять уже допущенные ошибки, но и предупреждать их появление.

Как, наверное, понятно из всего сказанного, лекция, посвященная формированию у младших школьников орфографического самоконтроля, не случайно представляется последней – она, как и само умение осуществлять самоконтроль (в процессе письма и после его завершения), носит обобщающий характер. Перефразируя один из тезисов учебника «К тайнам нашего языка», можно сказать: полноценное содержательное обучение орфографии – полноценный орфографический самоконтроль.

Вопросы для самопроверки

1. Просмотрите все проработанные лекции и раскройте смысл тезиса полноценное сознательное обучение орфографии.

2. Вспомните Сережу Царапкина, задумавшегося над тем, как писать наречие невмоготу. Определите: он осуществляет проверку результата или процесса его достижения?

3. Докажите, что прием письма с окошками (см. лекцию 2) – это способ приучения детей к самоконтролю, осуществляемому по ходу письма.

4. Объясните, в чем обучающий смысл названных в лекции способов исправления и показа ошибок в тетрадях учеников. Проиллюстрируйте, как может быть обеспечен дифференцированный подход

ê учащимся.

5. Какую информацию о причинах ошибок, а также в целом об уровне орфографической подготовки школьников может получить учитель, если при записи текста они отмечали точками все орфограммы, а вопросительными знаками – сомнительные?

6. Вернитесь к заданию 227 из «Справочного пособия» О.В. Узоровой, Е.А. Нефедовой. С учетом условий, обеспечивающих положительное влияние «отрицательного материала» на становление орфографического умения, оцените методическую грамотность подачи материала в этом задании.

1. Алешковский Юз. Черно-бурая лиса. – М.: Детская литература, 1967.

Ñ. 4.

2. Блюз С.М. Работа над ошибками. Учебник М.С. Соловейчик, Н.С. Кузьменко «К тайнам нашего языка» // Начальная школа. 2004. ¹ 8. С. 40–45.

3. Борисенко И.В. Обучение младших школьников правописанию на коммуникативной основе // Начальная школа. 1998. ¹ 3. С. 40–41.

4. Корешкова Т.В. Прием какографии: возможности и условия применения // Начальная школа. 2000. ¹ 6. С. 38–43.

5. Корешкова Т.В. Использование неверных написаний при обучении самопроверке // Начальная школа. 2003. ¹ 6. С. 82–86.

6. Соловейчик М.С., Кузьменко Н.С. К тайнам нашего языка. 1 класс: Учебник-тетрадь по русскому языку для четырехлетней начальной школы – 3-å изд., дораб. – Смоленск: Ассоциация XXI век, 2005.

7. Соловейчик М.С., Кузьменко Н.С. К тайнам нашего языка: Методи- ческие рекомендации к учебнику-тетради по русскому языку для 1 класса четырехлетней начальной школы: Пособие для учителя – 3-å изд., дораб. – Смоленск: Ассоциация XXI век, 2004.

8. Соловейчик М.С., Кузьменко Н.С. К тайнам нашего языка: Методические рекомендации к учебнику и тетрадям-задачникам по русскому языку для 2 класса четырехлетней начальной школы: Пособие для учителя – 3-å изд., дораб. – Смоленск: Ассоциация XXI век, 2004.

9. Талызина Н.Ф. Формирование познавательной деятельности младших школьников. – М.: Просвещение, 1988.

10. Узорова О.В., Нефедова Е.А. Справочное пособие по русскому языку: 3 класс (1–4). – М. ACT: Астрель, 2005.

11. Целикова М.Л. Какографические написания на уроке русского языка // Начальная школа. 2003. ¹ 6. С. 86–88.

Итоговая работа

Уважаемые слушатели курсов повышения квалификации!

На основе проработанного цикла лекций подготовьте и проведите урок формирования или закрепления одного или нескольких орфографических умений:

а) обнаруживать орфограммы; б) определять, каким правилом регулируется написание; в) применять это правило;

г) осуществлять орфографический самоконтроль.

Учебник, класс и конкретная орфографическая тема (правописание безударных гласных, парных по глухости–звонкости согласных, непроизносимых согласных, разделительных знаков, родовых, падежных, личных окончаний и др.) выбираются вами с учетом условий работы.

В конспекте должны быть выполнены следующие требования: w точно указаны не только тема урока, но и задачи с обозначением

формируемых орфографических умений из числа перечисленных выше;

w использованы орфографические упражнения, нацеленные на становление указанных умений;

wясно представлен тот способ действий, которым овладевают дети, в том числе с помощью памяток, алгоритмов (возможно использование материалов, приведенных в лекциях).

Форма записи урока свободная.

Пожалуйста, выполните итоговую работу и вышлите ее по адресу: 121165, г. Москва, ул. Киевская, д. 24. Педагогический университет «Первое сентября».

К выполненной работе необходимо приложить справку (Акт о внедрении, бланк которого будет выслан каждому слушателю персонально), заверенную в вашем образовательном учреждении.

Все материалы должны быть представлены в напечатанном виде или написаны разборчивым почерком.

Учим решать орфографические задачи в корне слова
в окончаниях имен существительных........................................................
Обучение решению орфографических задач
в личных окончаниях глаголов.................................................................
Формирование орфографического самоконтроля
как комплексного орфографического умения........................................
Итоговая работа..........................................................................................

ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ «ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ»

Лекторы: Марина Сергеевна СОЛОВЕЙЧИК, Ольга Олеговна ХАРЧЕНКО

Современные подходы к обучению орфографии в начальных классах

План лекций по курсу

Номер газеты	Название лекции
	Лекция 1. Пути совершенствования орфографической подготовки младших школьников. Главные недостатки сложившейся системы обучения орфографии в начальных классах; основной принцип русского письма и сущность понятия орфограмма; структура орфографического действия и основные орфографические умения
	Лекция 2. Формирование у младших школьников орфографической зоркости как базового орфографического умения. Понятие орфографическая зоркость и условия ее успешного формирования; знакомство детей с понятием орфограмма («опасное при письме место»), технология списывания и письма под диктовку на ранних этапах обучения
	Лекция 3. Обучение сознательному пропуску буквы как путь к безошибочному письму. История приема сознательного пропуска учеником «сомнительной» буквы; воплощение приема в современных учебниках русского языка для начальных классов. Контрольная работа № 1
	Лекция 4. Использование словарей как способ решения орфографических задач. Привычка и умение пользоваться словарями как личностная характеристика человека; повышение эффективности работы с орфографическим словарем; другие виды словарей как средство обучения орфографии
	Лекция 5. Учим решать орфографические задачи в корне слова. Главные трудности младших школьников в подборе проверочных слов для корня; способы повышения эффективности обучения применению правила написания безударных гласных и парных по глухости – звонкости согласных в корне слова
	Лекция 6 . Обучение решению орфографических задач в окончаниях имен существительных. Наличие различных подходов к изучению темы; оптимизация действий учащихся как путь к более качественному освоению материала. Контрольная работа № 2
	Лекция 7 . Обучение решению орфографических задач в личных окончаниях глаголов. Типичные недостатки в изучении темы; формирование грамматических умений и осознанного способа решения орфографической задачи как основа повышения эффективности работы
	Лекция 8 . Формирование орфографического самоконтроля как комплексного орфографического умения. Понятие самоконтроль и его виды; обучение детей осознанному контролю за правильностью письма на разных его этапах; комплексный характер умения проверять написанное; исправление специально допущенных ошибок как необходимое орфографическое упражнение, условия успешности его применения. Итоговая работа

Лекция 8

Формирование орфографического самоконтроля как комплексного орфографического умения

План

1. Понятие самоконтроля.
2. Обучение детей осознанному контролю за правильностью письма на разных его этапах.
3. Исправление специально допущенных ошибок как необходимое орфографическое упражнение, условия успешности его применения.

I. Понятие самоконтроля

«...В голове моей мелькали приставки, суффиксы и падежные окончания. Я спичкой написал на песчаной дорожке слова: “Загорел. Прекрасный. Невмоготу”. В правильном написании первых двух слов я был уверен, а вот над “невмоготу” задумался. Я это слово стер и написал отдельно: “не в моготу”, потому что решил: “не” с предлогом “в” вместе не пишется...» .

Как думаете, на каком этапе орфографического действия находится Сережа Царапкин, герой повести Юза Алешковского «Черно-бурая лиса»? Название лекции подсказывает: на этапе самоконтроля.

Что такое самоконтроль вообще? Это способность взглянуть на свои действия и их результат как бы со стороны. Орфографический же самоконтроль – это умение контролировать ход орфографического действия, то есть правильность следования алгоритму решения задачи письма, и оценивать полученный результат – выбранную букву – с точки зрения соответствия или несоответствия нормам орфографии.

Как показывает практика обучения, школьники очень часто просто не видят, не умеют обнаружить ошибку в написанном ими тексте. Причина прежде всего в том, что действие самоконтроля выполняется ими формально («Зачем проверять, если ошибки все равно “прячутся”?!»), а рекомендация «Перечитайте, проверьте себя!» не наполнена для учеников конкретным содержанием.

Чтобы сделать самопроверку действенной и предупредить формализм при ее проведении, необходимо с начала обучения сосредоточить внимание детей на двух ключевых моментах: а) что проверять, то есть иметь перечень орфограмм, подлежащих контролю на данном этапе обучения; б) как проверять, то есть иметь набор необходимых операций. Как видим, умение проверять написанное является комплексным. Не случайно в иерархии собственно орфографических умений оно стоит на последнем, четвертом, месте. Сформированность трех предыдущих – умения обнаруживать орфограммы, определять их тип и действовать в соответствии с правилом – как раз и является условием успешного становления и развития способности контролировать написанное.

Чтобы проиллюстрировать это, обратимся к примеру. Допустим, в диктанте второклассник написал:

Проверяя себя, сначала он рассуждает приблизительно так: «Звук [ш] не опасен, потому что после него следует гласный, буква ш написана верно; [у] ударный, сомнений не вызывает, поэтому буква у выбрана правильно; [п] – глухой парный и стоит перед другим парным – [к], нужно поставить сигнал опасности под буквой л ; звук [к] находится перед гласным, поэтому ему можно доверять, значит, букву к выбрал правильно; [и] безударный, в нем легко допустить ошибку, поэтому под буквой п нужно поставить сигнал опасности». Мы видим: рассуждения и действия ученика были направлены на то, чтобы с опорой на знание опознавательных признаков выявить все орфограммы в слове.

Следующий шаг ученика состоит в определении того, в какой части слова обнаружены орфограммы: «Парный глухой согласный [п] находится в корне слова-названия предмета шубка (шуба , шубейка ), а безударный [и] – в окончании (шубкой , шубку )».

Далее к сомнительным написаниям применяются правила: «Как узнать букву в корне названия-предмета? Объясню его значение с помощью однокоренного слова: шуб ка – это маленькая шуб а . Слышу звук [б]. Могу ему доверять, так как за ним следует гласный. Значит, обозначить его нужно буквой б . У меня написана п , это ошибка. Зачеркну ее и надпишу сверху букву б . Вторая орфограмма находится в окончании. Как решать такие задачи, мы пока еще не знаем, поэтому поставлю над буквой и , вопросительный знак, покажу, что сомневаюсь, правильно ли ее выбрал».

Мы привели пример развернутого рассуждения ученика, осуществляющего процесс проверки написанного и фиксирующего ее результаты. Понятно, что на более поздних этапах обучения эти рассуждения сворачиваются, а операции, предусматривающие определение типа орфограмм и осуществление действий в соответствии с правилом, совмещаются.

Всем нам, безусловно, хочется, чтобы детям в своих тетрадях исправлять было нечего. Для этого мы стараемся работать над развитием орфографической зоркости маленьких школьников, учим их действовать в соответствии с предписаниями правил – словом, совершенствуем собственно орфографические умения. Но всегда ли мы осознаем, что последнее из них – осуществление самоконтроля – может наравне с остальными участвовать в предупреждении ошибок?

Что для этого необходимо? Нужно так организовать обучение самопроверке, чтобы усилия учеников были направлены не только на поиск ошибочного написания, но и на обнаружение его причины – неверного звена в рассуждениях, действиях, которые привели к неправильному выбору буквы. Более кратко эта мысль может быть сформулирована так: необходимо формировать умение контролировать не только результат, но и процесс его достижения (осуществлять пооперационный контроль).

Однако маленькому человеку сделать предметом анализа собственные умственные действия трудно, поэтому начинать необходимо с обучения поиску ошибок в чужих рассуждениях, приведших к неверному написанию. Именно такое методическое решение принято и реализовано на материале весьма многочисленных упражнений в учебнике «К тайнам нашего языка». (В соответствующей части лекции мы расскажем об этом подробно.)

Показателями сформированности орфографического самоконтроля являются способность выявить ошибку, умение «по тому, что написано в тетради, диагностировать причину собственной ошибки, то есть обнаружить те действия, которые не были совершены при написании текста» .

Как обеспечить эффективное формирование этих умений, заставить их работать на повышение орфографической грамотности в целом? Очевидно, существует не один ответ на этот вопрос. Покажем, как он решается в учебнике «К тайнам нашего языка», поскольку в нем обучение самоконтролю ведется в логике, отличной от традиционной.

II. Обучение детей осознанному контролю за правильностью письма на разных его этапах

Опыт общения с учителями показывает: многие из них полагают, будто умение проверять себя складывается само собой, автоматически, по мере освоения признаков основных орфограмм и накопления опыта решения соответствующих орфографических задач. Можно ли принять такую точку зрения? Разумеется, нет. Обучать самопроверке нужно целенаправленно. И начинать необходимо с внедрения в сознание маленьких школьников установки: любая письменная работа считается выполненной только тогда, когда она проверена, когда найдены ошибки, если они есть. Именно ее осознанию должны быть подчинены первые шаги в обучении самоконтролю.

Слово «ошибка» понятно всем, в том числе и первоклассникам, и, казалось бы, не нуждается в специальном рассмотрении. Однако, будучи объектом поиска и анализа при самопроверке, ошибка как бы переходит в другую “весовую категорию” – приобретает статус понятия. Общеизвестно, что осознать понятие легче, если его введение мотивировано. Каким мотивом может быть обусловлено включение понятия ошибка в поле зрения младших школьников? Попробуем разобраться. Для этого прочитайте приведенную ниже фразу и оцените быстроту и легкость извлечения смысла:

Упрердыньэтплхопагды…

Сразу ли удалось понять, что перед вами строка из песни на слова Э. Рязанова «У природы нет плохой погоды...»? Что мешало восприятию написанного, затрудняло его понимание? Обилие графических и орфографических ошибок. Вывод однозначен: чтобы письменное сообщение было понятным, оно должно быть свободно от ошибок. К такому же заключению подводятся и первоклассники, ищущие ответ на вопрос: «Что значит писать правильно?» – вынесенный в заголовок темы целого блока уроков.

Сначала выясняется, что «правильное письмо – письмо без описок». Так же сформулирована и тема соответствующего урока. На нем школьники узнают, что такое опечатки и описки. Думается, понятно, почему эти два понятия оказались рядом: и опечатки, и описки – ошибки, вызванные невнимательностью. Кроме того, они и проявляются одинаково: пропуски, замены, перестановки букв.

Мотивация обоих терминов прозрачна, поэтому значение каждого из них детям под силу вывести самостоятельно. Начало рассуждениям дает отрывок из детских воспоминаний В. Инбер, которая нашла в книге ошибку: «...В строчке “Петушок, петушок, золотой гребешок” было напечатано “гребшок”» . Ошибкам, допущенным при печат ании книг, газет, журналов, дано название опечат ки , а также представлена информация об особых работниках, которые ищут и исправляют опечатки, – корректорах. (Эти сведения не предназначены для заучивания.)

Первоклассники по собственному опыту знают, что ошибки возможны и в тетрадях, в напи санном от руки тексте. Термин выводят, опираясь на аналогию: печат ать – опечат ки ; пис ать – ... .

Когда ребята попробовали себя в роли корректоров, устранили «поломки» в словах из упражнений, каждому из них предлагается принять важное для себя решение. «Сквозной» герой Антон уже высказал свое мнение: «А мне нравится так писать, потому что смешно. Правда, весело писать с описками?» Принять свое личное решение первоклассникам помогут заранее сделанные на доске записи:

Я хочу всех смешить. Пусть меня хорошо понимают.

О выборе каждого ученика скажет списанное им свое предложение.

Однако правильное письмо – это письмо не только без описок, но и без ошибок. Что же такое ошибка? «Каждое нарушение правила – это ошибка» . К осознанию понятия ребята приходят, работая с «хитрым» предложением, придуманным Антоном: нашарик зарычал шарик . Исправив все ошибки, перечислив правила письма, которые нарушил Антон, первоклассники уже готовы ответить на вопрос: что значит писать правильно ? Ответы ребят сверяются с ответами авторов учебника:

Постоянный возврат к мысли о том, что ошибки и описки мешают понимать написанное, сформирует более ответственное отношение детей к письменной речи. А это позволяет надеяться, что стремление к грамотному письму станет осознанным, а самоконтроль – целенаправленным и мотивированным. Ученик, желающий, чтобы его поняли, будет так проверять свои записи, чтобы они были свободны и от ошибок, и от описок.

Хотя в учебнике «К тайнам нашего языка» не предусмотрено обязательное заучивание сведений о корректорах и не предполагается обучение детей жесткому разграничению описок и ошибок, недооценивать значение этой информации и соответствующих умений нельзя. И вот почему. При формировании самоконтроля операции по обнаружению описок и ошибок разводятся: ведь их появление спровоцировано разными причинами. Это отражено в специальных пунктах памяток, которые направляют действия учеников в различных ситуациях письма.

Напомним, что в учебнике «К тайнам нашего языка» есть несколько памяток, которые сопровождают школьников с 1-го по 4-й класс.

Имеется в виду прежде всего памятка 4 «Как писать без ошибок?» , которая трансформируется, дополняется по мере овладения детьми орфографией, грамматикой и т.д.

Но одно остается неизменным: выполняемая памяткой функция – быть руководством к орфографическому действию.

Важных моментов в этой памятке два.

Первый связан с разрешением оставить на месте найденной орфограммы окошко; оно – сигнал нерешенной (но осознанной!) задачи и осуществленного по ходу письма – самоконтроля. (Ведь перед тем как окошко появилось, ученику было необходимо пошагово отследить собственные действия: оценить каждый звук в слове; решить, можно ли ему доверять; определить, по какому правилу действовать; наконец, установить границы собственных знаний о способах решения задачи и возможностей применить их.)

Второй ключевой момент памятки – пункт «Проверь» («Поработай корректором»), который ориентирует детей на осуществление итогового самоконтроля. На какие же операции согласно памятке распадается действие проверки написанного?

Такой вид часть памятки, посвященная самопроверке, приобретает к концу первой четверти 2-го класса.

На более ранних этапах те же действия выполняются с опорой на памятки 2 и 3 . (Первая из них работает, пока не будет введен прием письма с окошками, вторая – на промежуточном этапе, когда от учеников требуется писать с пропуском всех орфограмм, включая и те, на месте которых они знают букву или могут определить ее с помощью правила или словаря.)

Пункт, направляющий действие итогового самоконтроля, предписывает выполнение операций проверки:

читай по слогам и слушай себя – все ли звуки правильно обозначены;

отмечай опасные места.

Как видим, каждый вариант предусматривает в первую очередь нахождение описок. Они выявляются при соблюдении обязательного условия: читать написанное вполголоса, шепотом (на ранних этапах обучения), затем – про себя, но обязательно по слогам. Послоговой способ чтения предполагает замедление процесса чтения и фиксацию внимания ребенка на том, каждый ли звук обозначен своей буквой. Ученикам также разрешается помогать себе, выделяя карандашом слоги.

Следующий шаг самопроверки – поиск орфографических ошибок. Есть только один способ их найти – еще раз проанализировать слова, чтобы убедиться в том, что в них нет орфограмм. Это возможно, если школьник твердо знает опознавательные признаки.

Затем следует определение правильности или неправильности выбранной буквы. Как это сделать? Снова определить тип орфограммы, то есть выяснить, на какое она правило, а затем это правило применить – решить орфографическую задачу. И с этих позиций оценить выбранную при письме букву или, если буква пока не выбрана и на ее месте оставлено окошко, его закрыть.

Как видим, пишущий повторно проходит все ступени решения орфографической задачи: от ее постановки до выбора буквы в соответствии с правилом. При этом он как бы поднимается на новый виток спирали: анализирует результат с высоты дважды (а возможно, и более) осуществленного орфографического действия. В итоге ученик либо находит ошибку, зачеркивает неверное написание и исправляет его, либо продолжает пребывать в сомнениях (не уверен, что правильно определил, в какой морфеме находится орфограмма, не знает, как действовать, и т.п.) и выражает их, ставя над буквой «?» .

Практически те же действия предусматриваются и при списывании с опорой на памятку 1 (с той лишь разницей, что ребенку еще необходимо сверять опасные места в записи на доске или в книге и у себя).

Обратим внимание на такую существенную деталь: по какой бы памятке ни работали школьники, самопроверку они должны проводить, что называется, с карандашом в руках. Почему? Формирование любого умственного действия должно «начинаться с использования различных средств материализации» . Именно поэтому обязательны способы фиксации результатов проверки: слоговые дуги (на начальных этапах обучения); точка под буквой (.) для обозначения всех орфограмм; вопросительный знак над буквой (?) для выделения сомнительных букв (если они уже написаны).

Есть ли основания у учителя рассчитывать на то, что такая трудоемкая процедура самоконтроля окажется действенной? Конечно. Обучающий эффект достигается за счет того, что в работу одновременно включаются и речедвигательный, и слуховой, и зрительный анализаторы. Все вместе они обеспечивают гибкий синтез между компонентами орфографического действия, а значит, способствуют успешному становлению орфографического навыка в целом.

Кроме того, если проверка будет проведена по описанной технологии (с указанием всех орфограмм, повторным устным выполнением проверок и вопросительными знаками при появляющихся сомнениях), учитель получит полную информацию о степени сформированности у школьников всех орфографических умений.

Выше мы говорили о том, что учеников нужно не только научить, но и приучить осуществлять самопроверку. И тогда можно будет рассчитывать, что привычка осознанно контролировать правильность письма обеспечит способность не только находить и исправлять неверные написания, но и предупреждать их появление. А как действовать, если ошибка все же появилась, но не была замечена школьником в ходе проверки? Этот вопрос одинаково остро стоит и перед учеником, и перед учителем, поскольку каждый должен на ошибку отреагировать: педагог – исправлением, а ребенок – тем, что мы традиционно называем работой над ошибками. Действия одного и другого, хотя и преследуют общую цель (обнаружить неверное написание), имеют разное содержание.

Авторы учебника «К тайнам нашего языка» считают, что исправление ошибок в детских работах должно быть обучающим : «...это не простая констатация факта “знает/не знает, умеет/не умеет”, а один из элементов обучения , который должен помогать каждому ученику совершенствовать его знания и умения» . Как этого добиться? Прежде всего, учителю необходимо задуматься над способами исправления ошибок. Общепринятый способ – зачеркнуть неверное написание и исправить – не способствует воспитанию у детей критичного отношения к написанному. Ведь, по сути, учитель нашел за ученика орфограмму, определил ее тип, выбрал и написал верную букву в соответствии с предписаниями правила.

Какие же способы правки выбрать, чтобы они работали на становление всех собственно орфографических умений, в том числе и умения осознанно контролировать правильность письма? Понятно, что при таком подходе способ исправления должен перейти в иное качество – стать способом показа ошибки. Ограничимся перечислением приемов, подсказанных авторами учебника «К тайнам нашего языка»:

подчеркнуть букву, место в слове или все слово, где допущено нарушение;

подчеркнуть слово, в нем выделить морфему с ошибкой;

подчеркнуть слово, в котором есть ошибка, а на полях условным знаком указать морфему, содержащую неверное написание;

привести на полях верную запись слова;

написать на полях правильную букву;

на полях поставить знак ошибки, а рядом – указание на морфему или часть речи.

отметить только строку, где надо искать ошибку;

указать номер страницы, на которой сформулировано правило, дана рекомендация.

Чтобы выбрать способ исправления и подсказки, необходимо учитывать ряд факторов: возможности ученика, характер допущенной ошибки, момент обучения и т.д. При таком подходе помощь учителя становится адресной, поскольку учитывает уровень подготовки каждого ребенка и обеспечивает именно ему постепенное формирование необходимых умений.

Сказанным определяется организация самой работы над ошибками в классе. Желательно, чтобы, получив тетрадь, школьник с опорой на сделанные пометы исправил ошибки (те, которые учитель ему подсказал, а не исправил).

Чтобы ученики имели ясные представления о том, что нужно делать для проработки каждой ошибки, целесообразно предложить памятку, которая обеспечит руководство их действиями. Один из возможных вариантов может быть таким:

«1. Найди ошибку (если она не показана).

2. Определи, в какой части слова допущена ошибка; если эта часть не выделена, обозначь ее.

3. Выпиши слово с окошком на месте той буквы, которая выбрана неверно.

4. Реши, какое правило надо применить.

5. Выполни нужные действия и вставь букву.

6. Вернись к тексту, где была ошибка, и исправь ее» .

В 3-м и 4-м классах пункт 3 памятки изменится: «Если ошибка в окончании, выпиши слово вместе с тем, от которого оно зависит; если в другой части слова, выпиши одно это слово. На месте неверной буквы оставь окошко».

Как видим, предписания памятки строго соответствуют структуре орфографического действия, благодаря чему памятка приобретает универсальный характер: она пригодна для работы над ошибками на любое правило. Поэтому нет необходимости, как это традиционно принято, включать в нее перечень операций, предписываемых каждым правилом, тем более что этот материал есть на страницах учебника.

Как организовать работу на уроке, чтобы максимально реализовать обучающий потенциал работы над ошибками?

Возможный вариант ответа вы получите, если познакомитесь с технологией ее проведения, разработанной С.М. Блюз с учетом специфики учебника «К тайнам нашего языка» .

Итак, подведем итог.

1. Чтобы самоконтроль был эффективным и осознанным, необходимо обеспечить его мотивацию: если ты хочешь, чтобы твоя запись была понятна, нужно писать без ошибок и описок.

2. Младших школьников необходимо приучать контролировать не только результат орфографического действия (написанное слово), но и ход его осуществления. О результатах самоконтроля по ходу письма сообщают окошки на месте пропущенных орфограмм.

3. К действиям, из которых складывается процесс итогового орфографического самоконтроля (проверки), относятся: а ) выявление всех орфограмм записанного текста; б ) определение разновидностей орфограмм; в ) отграничение написаний, в правильности которых уверен, от тех, которые вызывают сомнения; г ) применение правил к сомнительным написаниям; д ) в случае необходимости – исправление.

4. Школьников нужно не только научить, но и приучить осуществлять названные действия. Достижению этой цели служат специальные памятки. Следуя их предписаниям, школьники ежеурочно приобретают опыт выполнения необходимых операций, в результате чего складывается умение осознанно контролировать правильность написанного.

5. Чтобы повысить обучающий эффект работы над ошибками, необходимо специально выбирать способ их показа, не ограничиваясь простым исправлением.

Учет этих положений, надеемся, поможет успешному формированию способности проверять написанное, без которого не может быть полноценного орфографического умения.

III. Исправление специально допущенных ошибок как необходимое орфографическое упражнение, условия успешности его применения

Что такое орфография , думается, объяснять не надо. А что такое какография ?

Эти термины противоположны по значению. Если opfog в переводе с греческого – правильный, то kakos – плохой, дурной. Как эти слова и стоящие за ними явления (правописание и неверное написание) связаны с нашей темой – формированием умения осознанно контролировать правильность письма? Попробуем разобраться.

Хорошо известно, что навык грамотного письма не вырабатывается сразу. На долгом пути его формирования у детей неизбежно появление ошибок.

Ученые давно задумались над вопросом: можно ли ошибку сделать полезной при обучении грамотному письму и если можно, то как этого добиться?

Практика обучения, исследования методистов дают положительный ответ на первую часть вопроса: возможность применения «отрицательного материала» (выражение Л.В. Щербы) и его положительное влияние на становление орфографического навыка сегодня доказаны.

Однако в методической науке имеют место разночтения относительно условий, которые необходимо соблюдать, чтобы неверное написание, предъявленное ученикам с той или иной целью, не навредило формирующемуся орфографическому навыку.

Прием, который предполагает нахождение и исправление учеником ошибок, довольно широко представлен на страницах ряда современных пособий и учебников русского языка, но представлен в различных методических вариантах. Специфика каждого из них обусловлена представлениями авторов о роли какографии в формировании орфографической грамотности, их отношением к использованию ошибочных записей в качестве дидактического материала.

Так, в «Справочном пособии» О.В. Узоровой, Е.А. Нефедовой задания типа «исправь ошибки» используются активно. Приведем пример из пособия для 3-го класса (задание 227):

Па дула зема холадом. Са рвала листя с лисов и дубрав и раз митала их подорогам. Стали Птицы стайками Са бираться. Са брались па кречяли и па л и тел и за высокие Горы за синие маря в теплые страны .

Пока воздержимся от комментариев относительно методической грамотности подачи «отрицательного материала», ограничимся констатацией фактов: в данном тексте 33 слова, на которые приходится 27 ошибок, в основном связанных с правописанием безударных гласных, написанием приставок и предлогов, а также употреблением разделительного мягкого знака. И хотя они расположены равномерно (имеются практически в каждом слове), восприятие текста крайне затруднено из-за того, что облик ряда слов изменен до неузнаваемости. Кроме того, в тексте отсутствует часть знаков препинания, что также усложняет задачу пишущего.

Рекомендации же ряда методистов (И.В. Борисенко, М.П. Целиковой и др.) можно охарактеризовать как осторожные. Для заданий на нахождение и исправление ошибок предлагается привлекать омофоны, то есть слова, которые совпадают по звучанию, но расходятся в написании и, естественно, в значении.

Чтобы дети могли выявить ошибки, рекомендуется включать слова в такие предложения, где их различные лексические значения проявятся отчетливо: Мать примеряла драчунов. Покупаемую обувь нужно примирять. Дети, спишите в кино. Дети, спешите это предложение и т.п. . Если слова каждой пары изъять из контекста, они предстанут перед детьми в «неиспорченном» виде.

Таким образом, запечатление в памяти учеников искаженного орфографического облика слов исключается. Цель использования такого рода заданий, считают методисты, – способствовать становлению орфографической зоркости.

Однако роль какографических (в другой терминологии – корректурных) упражнений в обучении грамотному письму значительно шире. «Во-первых, он помогает выработать у учащихся коммуникативный мотив, определяющий правописание как инструмент речевой деятельности: писать надо так, чтобы тебя понимали окружающие. Во-вторых, позволяет убедить учащихся в необходимости изучения правил: без соблюдения правил нельзя верно оформить свои мысли в письменной речи. В-третьих, дает возможность в совместной деятельности с учащимися разработать состав и последовательность операций действия самоконтроля, направленного на предупреждение нарушений норм правописания...» .

Не менее, а, скорее, более важным представляется вопрос о том, какие условия необходимо соблюдать, чтобы в полной мере реализовать обучающий потенциал заданий, направленных на нахождение и исправление специально предъявленных ошибок, и не нарушить при этом принципа “не навреди”. Такие условия выявлены и сформулированы Т.В. Корешковой. Будучи ограничены рамками статьи, назовем самые важные:

1. Выполнение корректурных упражнений должно явиться составной частью общей системы работы по формированию у младших школьников осознанных орфографических действий. Их место – перед знакомством с правилами письма для мотивации их изучения и преимущественно после прочного усвоения этих правил для обучения самоконтролю.

2. Корректурные упражнения должны выполняться в системе: а) начинаться с исправления графических ошибок и распространяться на орфографические; б) начинаться с коллективной работы и переноситься на самостоятельную лишь тогда, когда учащиеся усвоят общий способ действия проверки.

3. Формулировка задания для самостоятельной работы должна направлять правильные действия учеников: указывать последовательность операций и их содержание.

4. Необходимо обеспечить обязательное исправление всех предъявленных ошибок, причем способом, привлекающим внимание именно к правке (например, мелом или пастой другого цвета).

5. Должна соблюдаться этапность в предъявлении ошибочного материала: сначала написания, нарушающие одно правило, а потом – несколько; сначала слова, а затем – предложения и тексты.

6. Предъявляемый материал не должен превышать 8–12 отдельных слов или текст в 25–30 слов, на которые должно приходиться не более 4–6 ошибок, причем их не следует концентрировать в конце текста.

7. Собственно корректурные упражнения должны дополняться заданиями на поиск и устранение ошибок в последовательности и содержании операций, выполняемых при проверке написанного, что необходимо для становления осознанного действия самоконтроля .

Разумеется, возникает вопрос: а существует ли опыт соблюдения этих условий при разработке заданий, предусматривающих нахождение и исправление специально допущенных ошибок? Да, такой опыт есть. Как вы уже догадались, эти условия приняты во внимание авторами учебника «К тайнам нашего языка». В нем представлены многочисленные примеры детских ошибок, так как «обучение графическому и орфографическому самоконтролю начинается с исправления не своих, а чужих ошибок – чужую найти легче, чем свою» .

Задания на обнаружение чужих ошибок найти в учебнике нетрудно: об их присутствии на странице говорит специальный знак: «! » на полях, который обостряет внимание детей, повышает их бдительность. Он означает: «Внимание: есть ошибки! ».

Чтобы проиллюстрировать соблюдение методической постепенности при использовании «отрицательного материала», покажем одно из собственно корректурных упражнений учебника для 1-го класса:

Как видим, в этих записях нарушены нормы графики, в частности правила обозначения мягкости согласных. Для исправления предложены отдельные слова, их количество не превышает нормы (8–12 слов). Заметим: задание сформулировано так, что внимание первоклассников сначала фокусируется на правильных написаниях и только потом направляется на поиск ошибок. Кроме того, предусматривается материальная фиксация результатов проверки: над правильно написанными словами ставится + , ошибки же исправляются показанным способом. А чтобы в орфографической памяти отложились неискаженные образы каждого слова, ученикам предлагается записать их правильно , действуя по памятке 2 «Как записывать свои мысли и слова?», последний пункт которой как раз и предусматривает осуществление проверки написанного.

Ошибка – явление многофункциональное. Она интересна нам как индикатор неверных действий ученика на той или иной ступени решения орфографической задачи.

Поэтому наравне с умением контролировать результат (запись слова) нужно формировать умение отслеживать процесс его достижения, другими словами, – осуществлять пооперационный контроль. И тогда можно рассчитыватьна то, что выработанная способность осознанно проверять написанное обеспечит возможность не только находить и исправлять уже допущенные ошибки, но и предупреждать их появление.

Как, наверное, понятно из всего сказанного, лекция, посвященная формированию у младших школьников орфографического самоконтроля, не случайно представляется последней – она, как и само умение осуществлять самоконтроль (в процессе письма и после его завершения), носит обобщающий характер. Перефразируя один из тезисов учебника «К тайнам нашего языка», можно сказать: полноценное содержательное обучение орфографии – полноценный орфографический самоконтроль.

Вопросы для самопроверки

1. Просмотрите все проработанные лекции и раскройте смысл тезиса полноценное сознательное обучение орфографии.

2. Вспомните Сережу Царапкина, задумавшегося над тем, как писать наречие невмоготу. Определите: он осуществляет проверку результата или процесса его достижения?

3. Докажите, что прием письма с окошками (см. лекцию 2) – это способ приучения детей к самоконтролю, осуществляемому по ходу письма.

4. Объясните, в чем обучающий смысл названных в лекции способов исправления и показа ошибок в тетрадях учеников. Проиллюстрируйте, как может быть обеспечен дифференцированный подход к учащимся.

5. Какую информацию о причинах ошибок, а также в целом об уровне орфографической подготовки школьников может получить учитель, если при записи текста они отмечали точками все орфограммы, а вопросительными знаками – сомнительные?

6. Вернитесь к заданию 227 из «Справочного пособия» О.В. Узоровой, Е.А. Нефедовой. С учетом условий, обеспечивающих положительное влияние «отрицательного материала» на становление орфографического умения, оцените методическую грамотность подачи материала в этом задании.

1. Алешковский Юз . Черно-бурая лиса. – М.: Детская литература, 1967. С. 4.

2. Блюз С.М. Работа над ошибками. Учебник М.С. Соловейчик, Н.С. Кузьменко «К тайнам нашего языка» // Начальная школа. 2004. № 8. С. 40–45.

3. Борисенко И.В. Обучение младших школьников правописанию на коммуникативной основе // Начальная школа. 1998. № 3. С. 40–41.

4. Корешкова Т.В. Прием какографии: возможности и условия применения // Начальная школа. 2000. № 6. С. 38–43.

5. Корешкова Т.В. Использование неверных написаний при обучении самопроверке // Начальная школа. 2003. № 6. С. 82–86.

6. К тайнам нашего языка. 1 класс: Учебник-тетрадь по русскому языку для четырехлетней начальной школы – 3-е изд., дораб. – Смоленск: Ассоциация XXI век, 2005.

7. Соловейчик М.С., Кузьменко Н.С. К тайнам нашего языка: Методические рекомендации к учебнику-тетради по русскому языку для 1 класса четырехлетней начальной школы: Пособие для учителя – 3-е изд., дораб. – Смоленск: Ассоциация XXI век, 2004.

8. Соловейчик М.С., Кузьменко Н.С. К тайнам нашего языка: Методические рекомендации к учебнику и тетрадям-задачникам по русскому языку для 2 класса четырехлетней начальной школы: Пособие для учителя – 3-е изд., дораб. – Смоленск: Ассоциация XXI век, 2004.

9. Талызина Н.Ф. Формирование познавательной деятельности младших школьников. – М.: Просвещение, 1988.

10. Узорова О.В., Нефедова Е.А. Справочное пособие по русскому языку: 3 класс (1–4). – М. ACT: Астрель, 2005.

11. Целикова М.Л. Какографические написания на уроке русского языка // Начальная школа. 2003. № 6. С. 86–88.

Итоговая работа по курсу М.С. Соловейчик и О.О. Харченко «Современные подходы к изучению орфографии в начальных классах» Уважаемые слушатели курсов повышения квалификации! Пожалуйста, выполните итоговую работу и не позднее 28 февраля 2007 года вышлите ее по адресу: 121165, г. Москва, ул. Киевская, д. 24. Педагогический университет «Первое сентября». К выполненной работе необходимо приложить справку (Акт о внедрении,бланк которого будет выслан каждому слушателю персонально), заверенную в вашем образовательном учреждении. Все материалы должны быть представлены в напечатанном виде или написаны разборчивым почерком. На основе проработанного цикла лекций подготовьте и проведите урок формирования или закрепления одного или нескольких орфографических умений: а) обнаруживать орфограммы; б) определять, каким правилом регулируется написание; в) применять это правило; г) осуществлять орфографический самоконтроль. Учебник, класс и конкретная орфографическая тема (правописание безударных гласных, парных по глухости-звонкости согласных, непроизносимых согласных, разделительных знаков, родовых, падежных, личных окончаний и др.) выбираются вами с учётом условий работы. В конспекте должны быть выполнены следующие требования: точно указаны не только тема урока, но и задачи с обозначением формируемых орфографических умений из числа перечисленных выше; использованы орфографические упражнения, нацеленные на становление указанных умений; ясно представлен тот способ действий, которым овладевают дети, в том числе с помощью памяток, алгоритмов (возможно использование материалов, приведенных в лекциях). Форма записи урока свободная.

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Простые вещи
Вера Инбер

Владимир Маяковский называл Веру Инбер «фарфоровой чашечкой».

Александр Блок писал, что в некоторых стихах Инбер он ощутил «горечь полыни, порой настоящую».

Эдуард Багрицкий увидел в её лирике «детски-просветлённое настроение».

Эти хрупкие определения соответствуют той трогательности, нежности, тонкости, которые внесла молодая Вера Инбер в русскую поэзию. Её первые книги – «Печальное вино» (Париж, 1914), «Горькая услада» (Петербург, 1917), «Бренные слова» (Одесса, 1922) – можно назвать, воспользовавшись её собственной метафорой, «цветами на сером асфальте города».

Вера Михайловна Инбер родилась в Одессе в 1890 году, ушла из жизни в Москве в 1972.

Те, кто о ней писали, отмечали поразительную несхожесть её поэтической юности (в которой главенствовали слова «талант» и «любовь») и всей её дальнейшей жизни (в которой царило слово «страх»). Близкая родственница Льва Троцкого, высланного в 1928 году из СССР, а затем убитого, она была вынуждена, опасаясь за свою судьбу и судьбу семьи, превратиться чуть ли не в литературного чиновника, истово радеющего за дело Ленина-Сталина и возносящего бездарные хвалы партии и режиму.

Поэзия такого не прощает. В начале 1935 года она записала в дневнике: «В искусстве, как и в природе, главное – это отбор. Выживают наиболее отобранные»53
Инбер В. Страницы дней перебирая… (Из дневников и записных книжек) М., 1967. С. 26.

Её отобрали, она выжила, стала орденоносцем и лауреатом Сталинской премии, её стихи о войне входили в советские хрестоматии. Но осталась Инбер в истории литературы не этим, а ранними рассказами и стихами (среди которых многие люди старшего поколения наверняка вспомнят популярные, ставшие чуть ли не городским фольклором песенки – о девушке из Нагасаки, о Вилли-груме или о маленьком Джонни, у которого «горячие ладони и зубы, как миндаль»).

Была ещё одна поэтическая отдушина, которую можно назвать маленькой удачей её литературной судьбы, – стихи для детей. Их немного, хотя она обращалась к ним и в десятые, и в двадцатые, и в сороковые годы, затем они стали издаваться отдельными сборниками, порою с добавлением «взрослых» стихов про войну, и некоторые (в том числе получившие широкую известность «Сороконожки» , «Моя девочка», «Поздно ночью у подушки…», «Сеттер Джек», «О мальчике с веснушками», «Колыбельная») у многих на слуху.

Правда, ещё в двадцатые годы вышли три тоненькие брошюрки со стихами про «обычные» профессии и «простые» вещи – с тех пор, кажется, эти стихи не переиздавались, разве что Е. Путилова включила некоторые из них в свою антологию «Русские поэты детям». Между тем и эти стихи Инбер (а может быть, прежде всего, – именно эти её стихи) представляют нам незаурядного детского поэта, со своей неповторимой интонацией, ритмикой, словарём. Думаю, даже не вдающийся в подробности читатель определит, в какую эпоху стихи написаны, – столько в них подчас неуловимых, но явственных примет и деталей времени:

Чайник усерден в работе,
И ростом он не высок.
У чайника круглый животик
И нет совершенно ног.
Это не слишком красиво,
И у чайника странный вид,
Но зато вполне справедливо,
Раз он всегда сидит.
У чайника круглая крышка
И очень красивый нос,
Но когда у него одышка,
Он дышит, как паровоз.
Он часто совсем некстати
Закутывается в пар.
Один у него приятель,
Да и тот самовар.
И тоненько, как волос,
Поют они вместе порой:
У самовара первый голос,
А у чайника – второй.
И о чайнике еженощно
Возникает на кухне вопрос.
И бранят его там за то, что
Он задирает нос.
Судят его строго
Все, и даже кувшин.
А чайник молчит: их много
А он совершенно один.

Вера Инбер писала для детей в духе маршаковской школы: школа эта ввела в широкий обиход рассказ или повесть в стихах – сюжетную историю, написанную скорее по законам прозы, чем лирического стиха, однако со всей атрибутикой, присущей именно стихотворному произведению. Но в памяти читателя – сначала детского, а потом и взрослого – Инбер остаётся мастером поэтического афоризма:

Ночь идёт на мягких лапах,
Дышит как медведь.
Мальчик создан, чтобы плакать,
Мама – чтобы петь.

Стихи запоминаются – теплотой, живостью, точностью звучания, добротой. Что ещё нужно детскому поэту?

«Нашей главной радостью было море. И хотя наше море называется “Чёрное”, но чернеет оно только осенью и зимой, в бурные, ветреные дни. А весной и летом Чёрное море – синее, голубое, зелёное, а иногда, на закате, золотое.

Самым лучшим местом для прогулок был в нашем городе Приморский бульвар, где росли прекрасные южные деревья платаны.

В начале бульвара стоял бронзовый памятник Пушкину. Листья платанов шелестели над самой его головой. Ласточки, пролетая, задевали Александра Сергеевича своими лёгкими крыльями, а иногда садились к нему на плечо. Оттуда, сверху, далеко было видно море и корабли, идущие к нам в порт.

Корабли приходили усталые от далёких плаваний, задымлённые, обветренные. Широкая труба хрипло дышала. Краска на бортах облупилась и потускнела. Ракушки и водоросли облепляли снаружи днище корабля.

Ещё бы! Ведь ему приходилось иметь дело с волнами, бурями, ураганами.

В нашем порту корабли приводили себя в порядок: их чистили, мыли, ремонтировали, покрывали свежей краской.

Уходя снова в море, корабли выглядели отлично. И ласточки, сидя на плече Пушкина, провожали их глазами до самого горизонта».

Вот с этим одесским горизонтом в глазах хорошо бы читать и стихи Веры Инбер. Иногда в них возникает удивительное лирическое чувство, свойственное высоким образцам русской поэтической классики:

Желтее листья. Дни короче
(К шести часам уже темно),
И так свежи сырые ночи,
Что надо закрывать окно.

У школьников длинней уроки,
Дожди плывут косой стеной,
Лишь иногда на солнцепёке
Ещё уютно, как весной.

Готовят впрок хозяйки рьяно
Грибы и огурцы свои,
И яблоки свежо-румяны,
Как щёки милые твои.

Обратим внимание на две последние строки: банальному «щёки румяны, как яблоки» противостоит перевёртыш – «яблоки румяны (да ещё свежо!), как щёки». И образ сразу обретает новизну и, действительно, свежесть. Вспоминаю выражение одного моего юного читателя – однажды он сказал: «Сухие листья шуршат, как чипсы». А ведь по всем «правилам жизни» должен был сказать: «Чипсы шуршат, как сухие листья». Но сегодня для него первичной оказывается вторичность.

В стихах Веры Инбер всё ещё «первично». Возможно, надо было, чтобы прошло почти столетие, чтобы это понять и оценить.

Отступление четвёртое
В августе 1968 года произошли два события, удивительным образом совпавшие и навсегда соединившие в моём представлении два далёких понятия – поэтику и политику

Было это в Ялте, во время летних каникул, из которых меня вырвала пухлая машинопись: Ефим Григорьевич Эткинд , работавший в ялтинском Доме творчества писателей, показал мне свою только что написанную книгу «Разговор о стихах» и сказал: «Прочти и скажи, что думаешь».

Первые впечатления запоминаются: оказалось, о самых сложных проблемах стиховедения можно говорить не просто увлекательно, но так, что этот разговор становится судьбой. Слово «судьба» тогда висело в воздухе. Там, в Ялте, двадцать первого августа мы включили «спидолу» и сквозь завывание глушилок различили знакомую интонацию Анатолия Максимовича Гольдберга: Би-Би-Си сообщало о советских танках в Чехословакии. «Ну вот, – сказал Ефим Григорьевич, – начинается судьба…»

Ефим Григорьевич Эткинд (1918–1999) не писал стихов – он их изучал и пропагандировал. Его «Разговор о стихах» вышедший первым изданием в 1970 году в издательстве «Детская литература» определил филологические и литературные судьбы многих тогдашних подростков – в том числе тех, кто стал писать для детей.

На его собственную долю выпала завидная и вдохновенная судьба. Им восхищались – его талантами и умом, обаянием и мужественностью, и необыкновенной работоспособностью, которую он сохранил до последних дней. Сколько помню, ни одно из его многочисленных выступлений, будь то перед студенческой, научной или писательской аудиторией, не проходило без аншлага: люди шли «на Эткинда», одно имя которого с годами стало синонимом высоких человеческих чувств и качеств – благородства, честности и гражданской отваги.

Выдающийся историк литературы, стиховед, теоретик и практик художественного перевода, он снискал любовь и уважение во всём мире – об этом свидетельствует и огромная библиография его научных и литературных трудов, изданных на многих европейских языках, и многочисленные почётные звания, которых он был удостоен во многих странах; подготовленные им книги и работы продолжают выходить и после его кончины.

В 1908 году Максимилиан Волошин, рецензируя только что вышедшую книгу переводов Фёдора Сологуба из Верлена, вспомнил слова Теофиля Готье: «Всё умирает вместе с человеком, но больше всего умирает его голос… Ничто не может дать представления о нём тем, кто забыл его». Волошин опровергает Готье: есть область искусства, пишет он, которая сохраняет «наиболее интимные, наиболее драгоценные оттенки голосов тех людей, которых уже нет. Это ритмическая речь – стих»54
Волошин М. Поль Верлэн. Стихи избранные и переведенные Ф. Сологубом // Волошин М. Лики творчества. Л., 1989. С. 438, 440.

Стихи были главным делом жизни Ефима Эткинда. Более полувека он изучал русские, французские, немецкие стихи (последние к тому же много и плодотворно переводил), исследовал их как текст поэзии и текст культуры, часто работая на узком пространстве между серьёзной наукой и популяризацией, где как раз и важны собственный голос, собственная интонация. Многочисленные ученики, друзья, последователи Эткинда вспоминают именно это – его неповторимый голос, его поразительное умение читать стихи и держать паузу.

В его жизни таких пауз не было. Даже на сломе судьбы, в 1974 году, когда пятидесятишестилетний профессор Герценовского института, в одночасье лишённый всех званий и степеней, был вынужден эмигрировать на Запад, последовавшая затем многолетняя разлука с родиной и родной культурой обернулась феноменальной по энергии и завоеваниям деятельностью – научной, организаторской, публицистической. Полтора десятилетия имя Эткинда было запрещено в Советском Союзе, книги его были изъяты из библиотек и по большей части уничтожены. Незадолго до внезапной кончины Е. Г. Эткинд обратился с открытым письмом к тем, кто был повинен в этом варварстве со справедливым требованием оплатить переиздание своих уничтоженных книг, многие из которых долгие годы были уникальными учебными пособиями для филологов – и остались таковыми по сей день.

Ответа, конечно, не последовало, но, к счастью, Ефим Григорьевич был заряжен великим оптимизмом, который позволял ему во все трудные времена находить собственные пути для творчества, адекватные высоким и благородным целям. Ибо основное, ради чего он жил, было здесь, на его родине: русская культура и круг друзей. Эти две страсти он пронёс через всю жизнь – и когда учился на романо-германском отделении Ленинградского университета, и когда ушёл добровольцем на войну, и когда «прорывался» сквозь советскую действительность 40-х – 60-х годов, и когда после фактической высылки оказался в Европе. Эткинду удалось построить свой, особый мост между европейской и русской культурами. Это не только научные статьи, книги, художественные переводы, выступления: Ефим Григорьевич умел сводить людей, воспитывать чувство необходимости друг в друге. Его имя стоит не только в почётном ряду тех, кого он переводил и чьё творчество исследовал, но и тех, кого он защищал и утверждал в нашей литературе.

Каждый любитель поэзии ставит перед собой в юности вопросы, на которые потом отвечает чуть ли не всю свою жизнь. Как я читаю? Лёгкая для меня это работа – или серьёзный труд? Я делаю это из любви или по необходимости? Всегда ли я до конца понимаю те строки, по которым порою так поспешно пробегают мои глаза?

Чтение стихов – особое искусство. В пушкинском Лицее специально учили стихосложению. Но многим из нас чрезвычайно важны уроки стихочтения.

«Читать и понимать поэзию было всегда нелегко, но в разные эпохи трудности разные. В прошлом столетии читатель непременно должен был знать и Библию, и греческую мифологию, и Гомера – иначе разве он понял бы что-нибудь в таких пушкинских стихах, как “Плещут волны Флегетона, своды Тартара дрожат, кони бледного Плутона из Аида бога мчат…”. Читатель современной поэзии без мифологии обойтись может, но он должен овладеть трудным языком поэтических ассоциаций, изощрённейшей системой метафорического мышления, понимать внутреннюю форму слова, перерастающего в пластический и музыкальный образ. Нередко читатель даже не сознаёт, сколько ему нужно преодолеть препятствий, чтобы получить от стихотворения истинную поэтическую радость»55
Эткинд Е. Об искусстве быть читателем (Поэзия). Л., 1964. С. 50.

Так полвека назад закончил Ефим Эткинд свою книжку «Об искусстве быть читателем». Из этой небольшой брошюры выросли многие замечательные исследования автора, посвящённые русской и зарубежной поэзии, в том числе и «Разговор о стихах», ставший библиографической редкостью сразу же после выхода, – тем не менее, он оказался в центре внимания целого поколения, да и не одного. Прежде всего потому, что книга была рассчитана на молодых читателей в ту пору, когда поэзия играла огромную просветительскую роль и восполняла в тогдашней общественной жизни многие этические лакуны. Чтение и обдумывание – вот соблазнительная стихия любителя поэзии. Наедине с этой стихией нас и оставляет Е. Эткинд.

«Разговор о стихах» – это книга о любви. К слову, к стихам, к родной речи и к тем избранным поэтам, которые составили славу отечественной поэзии. Иногда это любовь подчёркнуто открытая, иногда – тайная: любовь, вскрывающая подтекст, на который особенно была богата русская поэзия советской эпохи. Читателю «Разговора о стихах» надо ясно представлять себе присутствие такого подтекста и в самой книге. В те годы, когда она писалась, её автор далеко не всё и не обо всём мог сказать в полный голос; он рассчитывал на то, что акцентирует внимание на главном – умении читать текст; он полагал, что читатель – его со-думник, со-печальник, со-страдатель – в дальнейшем сможет сам разобраться, самостоятельно проанализировать и понять всё, уже относящееся к подтексту.

В «Разговоре о стихах» много удивительных находок. Одна из них – понятие «лестницы»: лестница контекстов, лестница ритмов и т. д. Чтобы вооружиться «методом Эткинда», читатель может тоже составить подобие такой лестницы, расположив на ней работы самого Ефима Григорьевича, – скажем, о таком любимом его поэте, каким был Николай Заболоцкий. В «Разговоре о стихах» было положено начало этой темы; затем она была развита анализом стихотворения «Прощание с друзьями» (1973), а продолжено на Западе в ряде публикаций, прежде всего, таких фундаментальных, как «В поисках человека. Путь Николая Заболоцкого от неофутуризма к “поэзии души”» (1983) и «Заболоцкий и Хлебников» (1986).

В архиве Е. Г. Эткинда сохранилась не дошедшая при его жизни до печатного станка статья «Николай Заболоцкий в 1937 году: “Ночной сад”», завершающая восхождение по этой исследовательской лестнице и, одновременно, отсылающая к страницам о Заболоцком в «Разговоре о стихах». Прочитав эти страницы, мы убедимся, что автор последовательно и настойчиво говорит нам о трагическом в творчестве поэта («равномерно-торжественная скорбная интонация», «мир Заболоцкого – трагический», «сколько мучительного трагизма в начальных словах», и т. п.), однако всякий раз подоплека трагического раскрывается, в основном, на формальном уровне, будь то анализ ритма или метафорического строя стиха. В статье о «Ночном саде» исследуется то, что в своё время опубликовано быть не могло: трагизм Заболоцкого показан как реакция поэта на реалии тогдашней советской жизни.

Вспомним это стихотворение – в том виде, как оно было опубликовано в 1937 году:

О, сад ночной, таинственный орган,
Лес длинных труб, приют виолончелей!
О, сад ночной, печальный караван
Ночных дубов и неподвижных елей!

Он целый день метался и шумел.
Был битвой дуб, и тополь – потрясеньем.
Сто тысяч листьев, как сто тысяч тел,
Переплетались в воздухе осеннем.

Железный Август в длинных сапогах
Стоял вдали с большой тарелкой дичи.
И выстрелы гремели на лугах,
И в воздухе мелькали тельца птичьи.

И сад умолк, и месяц вышел вдруг.
Легли внизу десятки длинных теней,

О, сад ночной, о, бедный сад ночной,
О, существа заснувшие надолго!
О, ты, возникшая над самой головой
Туманных звёзд таинственная Волга!

«У Заболоцкого Сад, – пишет Е. Г. Эткинд, – жертва и свидетель человеческих злодеяний… Сад, средоточие музыки и жизни (строфа I) наблюдает за происходящим с мукой, с отчаяньем (II). Происходящее рассказано в строфе III – охота, во время которой гибнут живые существа. Ночью сад уже не просто наблюдает, а протестует – голосует “против преступлений”. Всмотримся внимательнее в центральную строфу: об охоте ли, только ли об охоте идёт речь?

“Железный Август” – ну, конечно, это об августе-месяце, когда разрешена охота. Однако… Однако Август – это ещё и император Рима, единодержавный и обожествляемый диктатор. Эпитет “железный” вызывает в нашей памяти сочетание “железный Феликс”, – так в партии официально именовали Дзержинского, создателя и председателя ЧК; однако “железный” синоним слова “стальной»”. “Железный Август” – Сталин; при таком понимании слова “Август” стихотворение читается по-другому, оно становится прозрачным, до конца понятным. Глубокий и отчётливый смысл приобретает строфа IV, где ночной сад, иначе говоря – вся природа, всё живое в мире выражает протест против сталинского террора:

И души лип вздымали кисти рук,
Все голосуя против преступлений.

Недаром именно эти строки Заболоцкому пришлось переделать для издания 1957 года, через 20 лет:

И толпы лип вздымали кисти рук,
Скрывая птиц под купами растений.

Лучше? Хуже? Не в этом дело, а в том, что строки, явно связанные с советской действительностью (липы голосуют против преступлений, поднимая кисти рук – как трудящиеся на всех профсоюзных или партийных собраниях!) уступили место строкам, стилистически нейтральным, – лишённым современных ассоциаций. Да и последние два стиха, свидетельствовавшие о том, что действие происходит в советской России (“…Волга”), уступили место строкам нейтральным, переносившим действие во Вселенную:

О, вспыхнувший над самой головой
Мгновенный пламень звёздного осколка!

Строка с Волгой была точнее и лучше; и не только потому, что рифма была богаче (“надолго – Волга”)… Строфа III, стоявшая в центре “Ночного сада”, не только нарисовала образ вождя “в длинных сапогах”, но и дала ужасающую метафорическую картину “тотального террора” 1937 года». Эти стихи, завершает Эткинд свой разбор, «представляют собой литературный подвиг Заболоцкого, поступок отчаянного храбреца».

Надеюсь, эта пространная цитата поможет читателю «Разговора о стихах» ощутить ту «исследовательскую перспективу», к которой взывает чуть ли не каждая страница книги. И оживить ту любовь к поэзии, которая и вырастает из внимательного, чуткого чтения. Этому хочется учиться: труду подробного чтения, в том числе (а для нас – прежде всего) – стихов для детей.

Стихи Заболоцкого оказались последними стихами, которые я услышал из уст Е. Г. Эткинда: так случилось, что последний вечер, проведённый вместе, мы читали именно Заболоцкого. Было это в самом конце сентября 1999 года. Потом мы расстались, Ефим Григорьевич улетел в Германию, а в ноябре его не стало. И теперь, перечитывая «Разговор о стихах», я всякий раз вспоминаю набережную в Ялте, папку с машинописью и слова, которые мне хочется передать «по кругу»: «Прочти и скажи, что думаешь».

Праздник чтения
Валентин Берестов

Валентин Дмитриевич Берестов (1928–1998) – любимый поэт уже не одного поколения детей в нашей стране. А те взрослые, что полюбили его стихи в детстве или отрочестве, сохраняют эту любовь на всю жизнь. Надеюсь, что для всех нас, его сегодняшних читателей, каждое общение с его стихами, с его новыми книгами – настоящий праздник чтения. Валентин Берестов родился 1 апреля 1928 года в Калуге. Может быть, рождение в такой весёлый день определило его судьбу и его характер: несмотря на многие невзгоды и трудности, которые выпали на долю его поколения, он всю жизнь оставался человеком удивительно весёлым и не унывающим ни при каких обстоятельствах.

Я познакомился с ним в начале 70-х, когда стали публиковаться мои первые стихи для детей. И сразу же понял (просто кожей ощутил!), каким бесценным даром дружеского соучастия наделён Валентин Дмитриевич. Он поразительно легко снимал все возможные преграды, которые могли возникнуть при общении. Он блестяще слушал стихи и тактично и остроумно их критиковал, если они того заслуживали, тут же, по ходу дела, импровизируя и «вытягивая» не получившиеся строки. И как же он умел радоваться, если стихи ему нравились! Он начинал звонить в редакции и издательства, он писал рецензии, он брал вас в свою жизнь… Эти его качества особенно ярко сказывались, когда действительно нужна была его защита, – как, скажем, в истории с Олегом Григорьевым. Участие Берестова в судьбе Григорьева – одна из ярких и высоких страниц советского литературного быта нашего недавнего прошлого.

Поэт Андрей Чернов, один из учеников и младших друзей Берестова, писал в послесловии к книге избранных стихотворений учителя (2003): «Берестов – не взрослый и не детский. Он поэт “общего рода”, лирику которого (в обычном её понимании) трудно отделить от мгновенных фотографий, поэтической памяти, становящихся поэзией то ли благодаря доброте и юмору, то ли вопреки природному уму и профессиональной умелости автора. Свои стихи он предлагает читателю как дар своей дружбы».

Применительно к Берестову «дар дружбы» – главный принцип мироустройства. Он воспринял его от своих старших, от домашних, от своих учителей в литературе и перенёс не только на близких и на многочисленных друзей и учеников: дружеству (и дружескому состраданию) подчиняется всё, что попадает в поле зрения, – а что не подчиняется, становится маргинальным и не заслуживающим внимания. Помню, с каким требовательным, но именно дружеским соучастием относился Берестов к переменам 90-х годов, отчего и рождались такие, например, строки:

Простим своей стране её историю.
Она не будет больше, господа!
И климат ей простим, и территорию,
И бездорожье. Это не беда!
Не будем ей указывать отечески,
За кем идти и двигаться куда.
Она решила жить по-человечески.
Простим её за это, господа!

Эти стихи, написанные Берестовым в девяносто пятом и тогда же запомнившиеся со слуха, лучше, чем многие другие, дают представление о деликатности, прозорливости и таланте автора. Позже у этих строк появилось название – «Русская идея», которое придало поэтической ауре глубину и одновременно иронию. Из таких оттенков чувств и смыслов и вылепляется образ души.

Писать стихи Берестов начал рано, и уже в его отрочестве их узнали – и смею сказать: полюбили! – Самуил Маршак, Корней Чуковский, Анна Ахматова. В. Берестов необыкновенно интересно не только рассказывал о своих литературных учителях и писал о них, но и «показывал» их: его дар перевоплощения, его устные мемуары доставляли минуты истинного поэтического счастья всем собеседникам поэта.

Немалую часть жизни Валентин Дмитриевич отдал археологии. Может быть, поэтому во многих его стихах, и детских, и взрослых, оживает история – далёкая и совсем недавняя. История для него – единое и живое пространство, на котором одновременно проходят и не столь давние военные годы, и, скажем, жизнь А. С. Пушкина, и разворачиваются судьбы наших современников. И всё это в один узелок увязывается с детством. Но лучше послушаем самого Берестова:

«Классическую поэзию я люблю и за то, что она близка и понятна детям, иногда даже очень маленьким. Ну, например, “Песнь о вещем Олеге” Пушкина, “Три пальмы” Лермонтова (я читал их на лермонтовском конкурсе, прошёл несколько туров, прошёл бы, наверное, и всесоюзный, да началась война), “Кубок” Шиллера в переводе Жуковского (в мои шесть лет это было моё любимейшее стихотворение), “О доблести, о подвигах, о славе” Блока – услада моего отрочества… Казалось бы, классики написали обо всём, прежде чем вошли в школьные программы и стали чтением для детей и подростков. Но это не так. О многом они написать не смогли, не успели или забыли. У меня даже есть цикл “взрослых” стихов, который я пишу всю жизнь и тайком, для себя называю:

“То, что забыли написать классики”».

И вот ещё:

«Детская поэзия, созданная Чуковским и Маршаком, пережила ту эпоху и тот общественный строй, при которых она создавалась. Ведь наши классики детской поэзии понимали, что для маленьких детей стихи – это необходимейшая духовная пища, хлеб насущный. Отними у малыша эту пищу, и, как выразился Чуковский, он вызовет у вас щемящую жалость, будто он хромой или горбатый.

Все мои стихи для маленьких – это игра с детьми. А они – могучие мыслители, фантазёры и любители парадоксов. Они заново открывают и осваивают мир… А ещё в этих стихах выражается моя любовь к маленьким детям и огромная благодарность им за те прекрасные часы, которые я имел честь и счастье проводить в их обществе».

Валентина Берестова следует читать медленно и внимательно. На наше счастье, он написал действительно немало – взрослую лирику, детские стихи и сказки, фантастические рассказы, повести об археологах и научно-популярные истории; он пересказал библейские предания, которые вошли в знаменитую книгу «Вавилонская башня»; он переводил, – прежде всего, своего любимого поэта, бельгийца Мориса Карема, и переводы Берестова сделали Карема постоянным чтением наших малышей. Берестов оставил книги воспоминаний и литературоведческие исследования, работы о Пушкине. Берестов сформулировал – позволю себе сказать: гениально сформулировал – пушкинскую «лестницу чувств» и вывел эту формулу в работе под одноименным названием, которой он отдал два десятилетия жизни: «Национальное своеобразие русской народной лирики выражается в том, что в традиционной необрядовой песне одни чувства постепенно, как по лестнице, сводятся к другим, противоположным»56
Берестов В. Лестница чувств // Берестов В. Избранные произведения. В 2 т. Т. 2. М., 1998. С. 582.

Песня и в оригинальном творчестве Берестова занимала немалое место – он сам придумывал «народные», как он говорил, мотивы для своих песенных текстов и пел с такой самоотдачей и вдохновением, что казалось – вот, на твоих глазах, происходит рождение фольклора…

Совсем незадолго до своей внезапной кончины в апреле 1998 года, Валентин Дмитриевич подписал одну из своих последних книг нашему общему с ним другу Андрею Чернову; с позволения Андрея, хочу процитировать эти две строки, поскольку в них – весь Валентин Дмитриевич Берестов:

А всё же хорошо тому поэту, Кого везут по детскому билету!

Фрагменты о Берестове

Я не видел Берестова грустным –
я запомнил Берестова устным,
с песенкой да байкою о том,
как Чуковский спорил с Маршаком.

Что даётся детскому поэту?
Если повезёт – запомнить эту
заповедь, важней иных наук,
что в стихах всего дороже звук.

От того и не был он печален,
этот звонкий голос дяди Валин:
тенорок, переходящий в смех,
звук держал – за них, за нас, за всех!

Это – эхо

В двадцатых числах ноября 1981 года в ленинградском отделении «Детгиза» проходила конференция по детской литературе. Семинар поэзии вели Валентин Дмитриевич Берестов и Александр Алексеевич Крестинский.

Вот несколько афоризмов Берестова, которые я записал по её ходу:

Чтобы писать стихи о детстве, нужно прожить большой кусок жизни.

В современной взрослой поэзии – сплошной эгоцентризм. В юношеской поэзии – чистота.

Объективный эгоцентрик: Я помню чудное мгновенье, перед тобой явился я. Субъективный: перед собой явился я.

В моём возрасте без чувства юмора жить нельзя.

Читатель – анонимная чёрная дыра.

Детские стихи – продолжение слов детей. Игра с детьми переходит в стихи. Должен быть точный расчёт на возраст. Это – эхо.

Барто : Оставляйте одни находки.

Берестов : Тогда многие строчки будут незарифмованы. Барто : Пускай они так постоят.

Берестов : Я хотел сказать то-то, то-то и то-то. Татьяна Ивановна : Вот бы и сказал!

Я не могу, грешный человек, писать песни. Как говорил наш экспедиционный шофёр: «Твоим голосом можно только кричать: Занято!»

Маршак, когда чувствовал, что стихи фальшивы, читал их с немецким акцентом.

У Чуковского было основное требование к сказке: чтобы к каждой строчке можно было нарисовать картинку.

Заходер повторяет: всё – сюжет. Какие стихи можно написать про пепельницу? Лежат в ней окурки и говорят: «Всё тлен! Всё прах!»

Маршак говорил: надо всё время держать несколько утюгов на огне.

Ирландцы говорят: когда Бог создавал время, он сделал его достаточно.

Нашёл себя

– Наконец-то вы нашли себя! – сказал Чуковский, когда 36-летний Берестов принёс ему свои детские стихи.

Жизнь – загадка

Был в Ленинграде замечательный мальчик Вова Торчинский, автор очень любопытных и весёлых стихов. Однажды приехал из Москвы Валентин Дмитриевич Берестов. На встречу с ним пригласили не только детских писателей, но и пишущих детей. Вова прочёл наши любимые стихи:

Да здравствует осень! Да здравствует школа! Да здравствует время и форма глагола!

Берестову стихи тоже очень понравились.

– Кем ты собираешься быть? – спросил он Вову.

– Не знаю, – потупился тот.

– Правильно! – обрадовался Берестов. – Жизнь – загадка.

С порога

В октябре 1982 года я в очередной раз приехал в Москву и добрался до Берестовых. Дядя Валя огорошил с порога:

После дождя

Ещё один приезд в Москву – в апреле 1983 года. Вечером – визит к Берестовым. Мы с дядей Валей шли из разных мест и оба попали под ужасный дождь. Сели у обогревателя. Берестов – совершенно мокрый: «Давайте стихи!.. Нет, сначала почитайте!» Я, тоже совершенно мокрый, начал читать стихи из рукописи, приготовленной для издательства «Малыш». Пришла Татьяна Ивановна с чаем. Берестов, не обращая внимания на чай, принялся читать мою рукопись и при этом сразу же выдавал варианты тех мест, которые ему не глянулись. Так мы и отходили от дождя – теплом и стихами.

Новости

Через несколько месяцев, осенью, Валентин Дмитриевич приехал в Ленинград на пятидесятилетие Детгиза. Пошли с ним гулять по городу.

Я: «Валентин Дмитриевич, какие у вас новости?»

Он: «Послушайте, что написал Андрюша Чернов про Пушкина!»

Через полчаса я нахожу лазейку в его монологе и спрашиваю: «Что у вас-то новенького?»

Он: «А вот что написала Олеся Николаева…» И т. д.

Народ, как ответить на вопросы к упражнению?
1. Прочитайте краткие сведения о писателе В. П. Некрасове.
Виктор Платонович Некрасов (1911 -1987), автор одной из лучших повестей об Отечественной войне - «В окопах Сталинграда», за которую ему было присвоено звание лауреата Государственной премии, был непосредственным участником событий тех лет; был дважды ранен. Почти всю жизнь провёл в Киеве, очень любил этот город и не без основания считал его одним из самых красивых городов мира.
2. Прочитайте отрывок из воспоминаний этого писателя.
Встречи с прошлым...
...Школа, где ты учился. Дом, в котором ты жил. Двор - асфальтовый пятачок среди высоких стен. Здесь играли в «сыщиков и разбойников», менялись марками, разбивали носы. Хорошо было. И, главное, просто. Носы быстро заживали...
Но есть и другие встречи. Куда менее идиллические. Встречи с годами войны; с дорогами, по которым ты отступал, с окопами, в которых сидел, с землёй, где лежат твои друзья... Но и в этих встречах, скорее печальных, чем радостных, бывают такие, что вызывают улыбку.
Я долго бродил по Мамаеву кургану. Прошло много лет с тех пор, как мы расстались со Сталинградом. Окопы заросли травой. В воронках квакали лягушки, на местах, где были минные поля, мирно бродили, пощипывая траву, козы. В траншеях валялись чёрные от ржавчины гильзы, патроны...
Обойдя весь курган, я спускался вниз по оврагу к Волге. И вдруг остановился, не веря своим глазам. Передо мной лежала бочка. Обыкновенная железная изрешечённая пулями бочка из-под бензина.
В октябре-ноябре сорок второго года передовая проходила по этому самому оврагу. С одной стороны были немцы, с другой - мы. Как-то мне поручили поставить минное поле на противоположном скате оврага.
Поле было поставлено, а так как вокруг не было никаких ориентиров - ни столбов, ни разрушенных зданий - ничего, я на отчётной карточке «привязал» его к этой самой бочке, иными словами, написал: «Левый край поля находится на расстоянии стольких-то метров по азимуту такому-то от железной бочки на дне оврага». Дивизионный инженер долго потом отчитывал меня: «Кто же так привязывает минные поля? Сегодня бочка есть, а завтра нет... Безобразие!..» Мне нечего было ответить.
И вот давно уже прошла война, и нет в помине ни Гитлера, ни минного поля, и мирно пасутся на бывшей передовой козы, а бочка всё лежит и лежит...
1. Объясните значение слова идиллические (встречи). Какой словарь вам поможет уточнить его значение?
2. Перечитайте то место воспоминаний, где говорится об идиллических встречах с прошлым. Какой это тип речи (описание места, состояния окружающей среды, состояния лица илисочетание указанных типовых фрагментов)?
3. Какие средства языка помогли автору передать особуютональность этого описания? Оцените с этих позиций отбор синтаксических конструкций (типы простых предложений) и знаков препинания, в частности многоточия.
4. Сопоставьте с этим описанием 2-й фрагмент воспоминаний (отнюдь не идиллических) об окопах Сталинграда. Какойэто тип речи? Какие типы простых предложений использованыздесь? Объясните порядок слов в этих предложениях (сказуемое + подлежащее). Что это - инверсия или прямой порядокслов? Какое эмоциональное наполнение у многоточия в этомфрагменте?
5. Перечитайте оставшуюся часть текста - о встрече с бочкой. Какой тип речи является ведущим в этой части текста? Какие типовые фрагменты включены в него? С какой целью?

Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений. Набегавшись досыта, сидишь, бывало, за чайным столом, на своем высоком креслице; уже поздно, давно выпил свою чашку молока с сахаром, сон смыкает глаза, но не трогаешься с места, сидишь и слушаешь. И как не слушать? Maman говорит с кем-нибудь, и звуки голоса ее так сладки, так приветливы. Одни звуки эти так много говорят моему сердцу! Отуманенными дремотой глазами я пристально смотрю на ее лицо, и вдруг она сделалась вся маленькая, маленькая — лицо ее не больше пуговки; но оно мне все так же ясно видно: вижу, как она взглянула на меня и как улыбнулась. Мне нравится видеть ее такой крошечной. Я прищуриваю глаза еще больше, и она делается не больше тех мальчиков, которые бывают в зрачках; но я пошевелился — и очарование разрушилось; я суживаю глаза, поворачиваюсь, всячески стараюсь возобновить его, но напрасно. Я встаю, с ногами забираюсь и уютно укладываюсь на кресло. — Ты опять заснешь, Николенька, — говорит мне maman, — ты бы лучше шел на верх. — Я не хочу спать, мамаша, — ответишь ей, и неясные, но сладкие грезы наполняют воображение, здоровый детский сон смыкает веки, и через минуту забудешься и спишь до тех пор, пока не разбудят. Чувствуешь, бывало, впросонках, что чья-то нежная рука трогает тебя; по одному прикосновению узнаешь ее и еще во сне невольно схватишь эту руку и крепко, крепко прижмешь ее к губам. Все уже разошлись; одна свеча горит в гостиной: maman сказала, что она сама разбудит меня; это она присела на кресло, на котором я сплю, своей чудесной нежной ручкой провела по моим волосам, и над ухом моим звучит милый знакомый голос: — Вставай, моя душечка: пора идти спать. Ничьи равнодушные взоры не стесняют ее: она не боится излить на меня всю свою нежность и любовь. Я не шевелюсь, но еще крепче целую ее руку. — Вставай же, мой ангел. Она другой рукой берет меня за шею, и пальчики ее быстро шевелятся и щекотят меня. В комнате тихо, полутемно; нервы мои возбуждены щекоткой и пробуждением; мамаша сидит подле самого меня; она трогает меня; я слышу ее запах и голос. Все это заставляет меня вскочить, обвить руками ее шею, прижать голову к ее груди и, задыхаясь, сказать: — Ах, милая, милая мамаша, как я тебя люблю! Она улыбается своей грустной, очаровательной улыбкой, берет обеими руками мою голову, целует меня в лоб и кладет к себе на колени. — Так ты меня очень любишь? — Она молчит с минуту, потом говорит: — Смотри, всегда люби меня, никогда не забывай. Если не будет твоей мамаши, ты не забудешь ее? не забудешь, Николенька? Она еще нежнее целует меня. — Полно! и не говори этого, голубчик мой, душечка моя! — вскрикиваю я, целуя ее колени, и слезы ручьями льются из моих глаз — слезы любви и восторга. После этого, как, бывало, придешь на верх и станешь перед иконами, в своем ваточном халатце, какое чудесное чувство испытываешь, говоря: «Спаси, Господи, папеньку и маменьку». Повторяя молитвы, которые в первый раз лепетали детские уста мои за любимой матерью, любовь к ней и любовь к Богу как-то странно сливались в одно чувство. После молитвы завернешься, бывало, в одеяльце; на душе легко, светло и отрадно; одни мечты гонят другие, — но о чем они? Они неуловимы, но исполнены чистой любовью и надеждами на светлое счастие. Вспомнишь, бывало, о Карле Иваныче и его горькой участи — единственном человеке, которого я знал несчастливым, — и так жалко станет, так полюбишь его, что слезы потекут из глаз, и думаешь: «Дай Бог ему счастия, дай мне возможность помочь ему, облегчить его горе; я всем готов для него пожертвовать». Потом любимую фарфоровую игрушку — зайчика или собачку — уткнешь в угол пуховой подушки и любуешься, как хорошо, тепло и уютно ей там лежать. Еще помолишься о том, чтобы дал Бог счастия всем, чтобы все были довольны и чтобы завтра была хорошая погода для гулянья, повернешься на другой бок, мысли и мечты перепутаются, смешаются, и уснешь тихо, спокойно, еще с мокрым от слез лицом. Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели — невинная веселость и беспредельная потребность любви — были единственными побуждениями в жизни? Где те горячие молитвы? где лучший дар — те чистые слезы умиления? Прилетал ангел-утешитель, с улыбкой утирал слезы эти и навевал сладкие грезы неиспорченному детскому воображению. Неужели жизнь оставила такие тяжелые следы в моем сердце, что навеки отошли от меня слезы и восторги эти? Неужели остались одни воспоминания?